Условия, без которых
Соответственно,
Первый предмет исследования таков: каковы первые принципы морального суждения. то есть каковы высшие максимы нравственности и каков их высший закон.
2. Каково правило их применения. к объекту суждения. (Симпатия к другим и беспристрастный зритель.) 3. Посредством чего нравственные условия становятся мотивами (
Эти отрывки раскрывают давний долг Канта учению Юма о моральном одобрении в терминах «определенной структуры и ткани разума» рассудительного зрителя и содержат также начала учения Канта о моральности в терминах обобщенных максим и чистого разума. Действительно, ощущение «себя в целом» или ощущение себя «в личности разума» имеет определенные сходства с более поздней теорией Канта о «божественном человеке в нас» (B597). Это как если бы внешний и по сути «юмовский» наблюдатель был интернализирован и идеализирован. Юм полагал, что может объяснить моральное суждение в терминах
В этих заметках Кант прямо отвергает точку зрения Хатчесона на мораль, утверждая, что «принцип Хатчесона нефилософский, поскольку он вводит новое чувство как основу для объяснения. Во-вторых, Хатчесон видит в законах чувственности объективные основания», но моральное ощущение – будучи чувственным – не может служить основой объективных моральных законов[804]. Такая основа может исходить только из разума – так Кант утверждает в некоторых из этих размышлений. Теперь он говорит:
Только априорное понятие обладает истинной всеобщностью и является принципом
Эмпирическое суждение в соответствии с картинами, данными в созерцании, или в соответствии с опытом не предоставляет никаких законов, а только примеры, для суждения о которых требуются априорные понятия.
Поэтому «вся моральность основана на идеях»[805]. Более того, Кант утверждает, что «практические науки определяют ценность теоретических. Они первые по интенции; тут сначала идут цели, потом средства. Однако в порядке исполнения теоретические суть первые»[806].
Позже Кант делает ряд загадочных замечаний о «примате чистого практического разума». Они могут иметь историческую важность, потому что начала его критической философии во многом моральные. Развитие моральных взглядов Канта важно для понимания всех частей его зрелой теории. Только разум показывает, что мы автономны и обладаем достоинством. Вот почему необходимо развивать «подлинную метафизику без всякой примеси чувственного». Только такая метафизика составила бы наше истинное знание о себе и могла бы дать основание или оправдание нашему характеру.
Почти все, что Кант говорит о характере в антропологии, можно перенести на то, что он говорит о воле в моральной философии. «Характер» – это проявление воли; добрый характер соотносится с доброй волей, а злой – со злой волей. В самом деле, «воля» – это «характер», но такой, который «полностью свободен от всего, что может быть эмпирическим и тем самым принадлежать к антропологии». Когда Кант в скобках определяет характер во второй «Критике» как «практически последовательный образ мышления по неизменным максимам», он отсылает именно к этому[807].
Философские теории Канта, кажется, наконец догнали его жизнь. В сорок шесть лет он формулирует начала философского обоснования характера, который он начал вырабатывать за шесть лет до того. И все же это было только начало. Потребуется еще пятнадцать лет тяжелого труда, прежде чем он опубликует свои окончательные взгляды на эти вопросы, и когда он это сделает, он будет столько говорить о чистом разуме, категорическом императиве и долге, что характер покажется не столь важным, каким он в действительности для него был.
Герр профессор: «Они ходили на лекции Канта, чтобы завоевать репутацию»
Магистру Канту приходилось давать немало лекций, просто чтобы заработать на жизнь. Хотя должность помощника библиотекаря приносила ему дополнительный доход во второй половине шестидесятых, но в 1770 году он продолжал читать лекции по двадцать два часа в неделю по пяти разным предметам. Ему было тяжело, с его-то слабым здоровьем[808]. Герцу, который в начале августа уехал из Кёнигсберга в Берлин, он жаловался, что «перегружен курсами»[809]. Только став «профессором Кантом», он смог слегка выдохнуть. Теперь он мог читать меньше лекций. Впрочем, это не снизило радикально его преподавательскую нагрузку. Он все еще практически в каждом семестре преподавал по шестнадцать часов, а то и больше. Кроме того, ему приходилось учить больше студентов, чем раньше[810]. Профессура принесла с собой новые обязанности: теперь нужно было читать публичные лекции, что требовалось от всех ординарных профессоров. Предписывалось не только содержание этих лекций, но и время их проведения. Лекции Канта начинались в семь утра. Просыпаться так рано ему было нелегко – по крайней мере поначалу. Позже Кант писал: «В 1770 году, став профессором логики и метафизики, из-за чего мне пришлось начинать читать лекции в семь утра, я нанял слугу, чтобы тот меня будил»[811]. Прежде его лекции никогда не начинались раньше восьми утра. Так что одна из привычек Канта была навязана ему начальством. Он не выбирал вставать рано, это был его общественный долг.
Кант читал лекции по новым предметам уже с конца шестидесятых. Одним из таких предметов было естественное право, он вел его с 1767 года, но не на постоянной основе. Еще за один предмет, за который он взялся, – это «философская энциклопедия вкупе с краткой историей философии», и лекции по нему он читал шесть раз, с зимнего семестра 1767/68 года по зимний семестр 1771/72 года[812]. После назначения профессором он стал преподавать то, что по-настоящему любил: антропологию в 1772/73-м и рациональную теологию в 1774 году[813]. Особенно важны были лекции по антропологии, он читал их каждый зимний семестр начиная с 1772/73 года. Они стали самыми доступными из всех его лекций[814]. Студенты боялись его лекций по логике и метафизике, но, кажется, неподдельно наслаждались лекциями по антропологии.
В конце 1773 года Кант писал Герцу, которого по праву можно было назвать человеком, очень заинтересованным в этом предмете, что он предлагает
…посредством этой дисциплины выявить источники всех наук: нравственности, различных видов умения, общения, методов образования и управления, другими словами – всей практической сферы. Я ищу в большей степени феномены и их законы, нежели первопричины возможности модификации человеческой природы вообще[815].
Кант также заверял Герца, что это будет не сухая теория, а живо интересующее студентов занятие, и что его эмпирические наблюдения призваны обучить студентов начаткам здравомыслия и даже мудрости. Он счел необходимым прямо указать, что не будет рассматривать вопросы о связи души и тела. Если отнестись к этому заявлению серьезно, то можно сказать, что лекции Канта по антропологии задумывались изначально как своего рода эмпирическая психология на службе практических интересов. Эмпирической психологией традиционно занималась метафизика. Кант порвал с этой традицией. Действительно, как только он начал читать лекции по антропологии, он перестал особенно подробно обращаться к эмпирической психологии в своих лекциях по метафизике[816]. Лекции были «популярными» и в том смысле, что он читал свой предмет «популярно», и в том, что на них ходило много студентов. Он также читал лекции по минералогии зимой 1770–1771 годов, выполняя приказ министра из Берлина, чтобы в Кёнигсберге преподавали минералогию и горное право. Кант, которому поручили заведовать коллекцией горных пород и минералов, вероятно, лучше всех остальных в Кёнигсберге мог преподавать этот предмет, и он действительно вел его, но всего один семестр[817].
Кант продолжал читать лекции ежедневно. В летнем семестре он обычно преподавал логику, в зимнем – метафизику. Так, летом 1770 года он преподавал логику (по понедельникам, вторникам, четвергам и пятницам) с семи до восьми часов утра, а потом снова с восьми до девяти (частным образом), и «универсальную практическую философию, а также этику» с девяти до десяти. По средам и субботам он читал лекции по физической географии с восьми до десяти утра. Также он читал курс по энциклопедии каждый день с десяти до одиннадцати часов. Другими словами, он преподавал 22 часа в неделю[818]. Летом 1776 года он преподавал логику, теоретическую физику и физическую географию, а также проводил «репетиториум» по логике. Это означает, что он преподавал на шесть часов меньше, чем за шесть лет до того. Были у него и другие обязанности.