Всенародные собрания созывались по разным поводам: для всеобщей молитвы, торжественных богослужений, принятия новых законов, объявления войны, заключения мира и договоров с соседями и по другим важным случаям[703].
Как справедливо отмечал А.П. Лопухин, в управлении государством участвовал весь народ, но не непосредственно, а через своих представителей, которые не имели привычки отделять свои личные интересы от интересов своей семьи, племени, колена. Благодаря этому положению вещей решения представителей народа становились священным долгом и для всего народа[704]. Закон благодаря здравой политике законодателя получал в народе самое широкое распространение и добровольное исполнение, причем сам закон не навязывался народу, а был «весьма близок к нему, в устах, и в сердце народа»[705].
Нельзя не удивиться тому, какая стройная система народного представительства была введена Моисеем и его преемниками еще тогда, когда израильский народ жил в буквальном смысле этого слова в условиях родоплеменных отношений. Благодаря этой системе и создались условия для свободного политического развития народа и становления государственности ветхозаветных евреев. Какую же ответственность за свои поступки должны были они ощущать в себе, если, не стесняемые никакой внешней формой, сами заботились о своих интересах и своем государстве!
Вместе с тем нельзя забывать, что процесс формирования наиболее идеальных, гармоничных институтов и развитие самой государственности есть явление историческое. Формы, которыми пользовались ветхозаветные евреи, были идеальны для них и для этого времени, но не выражали еще в полной мере всех оттенков народного представительства, которые заложены в его природе. Как замечал А.П. Лопухин, эта система была годна как для республики, так и для монархии, т.е. безразлична к внешней форме правления[706].
Последнее обстоятельство является, на наш взгляд, негативным и опасным по своей потенции. Невозможно одновременно понимать свое участие в народном представительстве как гражданский долг и как право, выстраданное в борьбе с абсолютизмом и тиранией. Нельзя раздвоиться в понимании значения своего голоса: либо совещательного для государя, либо формирующего закон, которому государь подконтролен.
Форма, в которую отливаются идеи, не есть категория, им безразличная. Как материальное явление политической жизни, форма в известной степени сама навязывает лицу некоторые детали поведения. Если она наиболее адекватна своему содержанию, то есть надежда предположить, что наибольшее количество нюансов реализуемой идеи будут проявляться в реальной жизни. Если нет, то, очевидно, есть все основания предполагать, что идея вообще не получит своей реализации. Бессмысленно, например, реализовывать идею самодержавной монархии через парламентские институты, как и наоборот. Несоответствие между формой и содержанием сразу же проявится самым негативным образом.
Как указывалось ранее, различие внешних форм правления заложено в понимании человеком себя и окружающего мира и определении им тех ценностей, которые являются для него безусловными. Республиканское сознание по природе своей атеистическое, не способное вместить во внешние формы своих политических институтов идею мироздания и мироустройства с Богом во главе, которая является основой для христианского, монархического сознания. Естественно, что по мере распространения и укрепления христианства, развития христианской государственности старые формы должны были претерпеть некоторые изменения, сообразно со своим временем и историческими условиями народного бытия.
Именно эту разницу демонстрирует народное представительство Московской Руси. Роль царя – народного заступника перед Богом, верховного управителя всей земли Русской – удачно сочетается с наиболее полным за последние 400—500 лет народным участием в управлении Русским государством. Безусловно, система народного представительства Московской Руси отражала и те особенности ее социальноэкономического быта, которых, естественно, не знал еще древний Израиль.
Не вдаваясь в подробное описание строения и особенностей системы народного представительства нашего Отечества в то время, отметим несколько наиболее важных особенностей. В частности, самоуправление народа, характерное для небольших групп населения, проживающих на компактной территории, не может претендовать на роль основополагающего принципа государственного строительства, когда речь идет о великих и обширных государствах.
Поэтому наряду с формами, известными русскому народу с глубокой древности, включая вечевые собрания, единое Русское государство, сформировавшееся к концу XV столетия, должно было предложить и новые формы. Общегосударственное народное управление должно было сочетать в себе народную инициативу и в этом смысле самоуправление, идею царской власти и учение о Москве как Третьем Риме. И вот в 1550 г., при Иоанне IV (Грозном), в России созывается первый Земский Собор, как общенародный совет и постоянный представительный орган, на котором надлежало решать вопросы войны и мира, податей, законодательства, внешней и внутренней политики, территориального устройства, управления и т.д.[707] Соборы созывались по мере необходимости, т.е. по решению верховной власти. Как известно, исследователи насчитывают 17 Земских Соборов[708].
Любопытен Порядок Формирования и отдельные аспекты деятельности Земских Соборов, на основании анализа которых мы поймем и их подлинное значение. Как орган, который должен был держать «совет» царя с землей, Земский Собор формировался из кругов, наиболее сведущих в предлагаемых для обсуждения темах.
Например, для участия в Соборе 1566 г., когда решался вопрос о возможности заключения мира с Литвой, были приглашены 374 человека, которых можно разделить на 4 общественные группы. Во-первых, на Соборе присутствовали 32 духовных лица (архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, старцы)[709]. Во-вторых, 29 бояр, окольничих, государевых дьяков, иных высших сановников и 33 простых дьяка и представители приказных людей (среднее чиновничество). В-третьих, 97 дворян первой статьи, 99 дворян и детей боярских второй статьи, помещиков (военнослужащие). В четвертую группу входили 12 купцов высшего разряда, 41 простой купец и 22 представителя торговопромышленных сословий[710]. В тех случаях, когда возникала необходимость в обсуждении других вопросов, качественный состав собора менялся в зависимости от обстоятельств.
Земский Собор, как орган народного представительства, был совещательным органом, решения на котором принимались исключительно единогласно. Причем единомыслие достигалось не давлением сверху, а было плодом поиска того решения, которое признавалось бы правильным всеми участниками Собора[711].
Сформулированные решения на поставленные государем вопросы направлялись ему для окончательных выводов. Надо сказать, что эта «совещательность», которой так долго кололи в глаза Земские Соборы, была оружием весьма серьезным для натур нравственных. При принятии окончательного решения государи не могли проигнорировать мнения «земли» и порой склонялись к тем позициям, которые высказывались выборными, но не нравились государю.
Например, принятие от донских казаков Азова, одновременно означавшее начало войны с Турцией, не было осуществлено, хотя государь и склонялся к этому шагу. Но позиция выборных, недовольных предстоящей разорительной войной, остановила государя Алексея Михайловича[712]. Аналогично обстояла ситуация и при решении вопроса о начале войны с Польшей на Земском Соборе 1621 г.[713]
Столь внимательное отношение верховной власти, юридически безответственной и безграничной, к мнению Земских Соборов объясняется тем, что именно Соборы являлись той силой, на которую московские государи всегда могли опереться.
Как следствие, в годы разрухи, после польской оккупации, царь Михаил Федорович собирал Соборы постоянно, придавая значение дружному действию земских людей[714]. В.И. Сергеевич (1832—1910) справедливо указывал, что совещательные решения Земских Соборов обладали такой нравственной силой, что нередко, ссылаясь на них, Московские государи обращались к «земле» с просьбой дать денег или вводили новые подати и сборы[715].
Нельзя не обратить внимания на то, что помимо тех вопросов, которые выносились на обсуждение государем, выборные Земских Соборов были вольны в проявлении любой полезной государству инициативы. Такие вопросы, как, например, отмена привилегий иностранным купцам, установление единого размера податей, а также челобитные государю рассматривались по инициативе самих участников Соборов[716]. Активность населения проявляется в том, что все выборные содержались практически только за счет «земли», их направившей. При этом летописи оставляют нам сведения, что почти всегда выборные являлись в большем количестве, чем это даже требовалось![717]
Не удивительно, что такая дружная и согласная деятельность Земских Соборов давала реальный эффект, позволяя Российскому государству решать чрезвычайно сложные проблемы и аккумулируя все силы народа на государственное дело. В свою очередь государи не отделяли себя от народа, полагая все силы на его благополучие. В вершине этого единства была та сила, которая все объединяла, – Церковь, своим духовным подвигом спасения умиротворявшая общество, нравственно укрепляя христиан на служение друг другу.
Как замечательно выразился в свое время И.И. Дитятин (1847—1892), «в Московском государстве никакой борьбы не существовало; власть царя Московского объединяла вся и все; тягловое население государства все шло за ним, шло неуклонно и беспрекословно; отдельные слои населения не вели борьбы между собой: не за что было ее вести в смысле западноевропейской борьбы»[718]. Такие оценки дорого стоят!