Например, еще во второй половине XIX в. известный русский мыслитель и публицист М.Н. Катков (1818—1887) с цифрами в руках без труда доказывал экономическую неэффективность нахождения ряда промышленных объектов и даже отраслей промышленности (в частности, на примере горнодобывающей) в руках государства. По его мнению, наделение горнозаводского населения землей в полную собственность, даже безвозмездное отчуждение ее, стоило бы государству несравненно меньших потерь, чем годовые расходы на содержание этих заводов. Вместо государственных субсидий, субвенций и дотаций целесообразнее было бы уменьшить налоговое бремя, лежащее на лицах и предприятиях, осуществляющих этот вид деятельности. В результате выиграли бы все: и государство, освобожденное от ненужного бремени по управлению целыми предприятиями, их содержанию (и армии сопутствующих чиновников), и предприятия, деятельность которых улучшается, и люди, чьи доходы стали бы выше. Нетрудно понять, что и казна получила бы от этого только дополнительные средства, ничего практически не тратя.
Выводы М.Н. Каткова недвусмысленны: «В казенном производстве (выделено мной. – А.В.) заключается коренная причина фальшивого направления деятельности горного ведомства, которому следовало бы озаботиться более всего пособлением частной горной промышленности»[645].
Регулируя через принимаемые законы право собственности и иные вещные права, государство вводит известные ограничения. В первую очередь они должны касаться земли как территории государства. Ее стратегическое, культурное, экономическое значение столь велико, что объявлять свободный рынок земли равносильно самоубийству.
Кстати сказать, именно такую картину представляет нам история Западной Европы XIX в., когда земельная лихорадка привела к совершеннейшему расслоению, расстройству общества, политическим и экономическим кризисам. Безусловно, необходимо жесткое ограничение права на землю, которое следует предоставлять только лицам, входящим в состав коренного населения государства (титульной нации), и лишь на условиях долговременного пользования без права продажи, но с правом наследуемого владения. Отчуждение земли по тем или иным причинам иному кругу лиц непременно скажется не только на возможности сохранения единого правопорядка на всей территории государства, но и на характере территориального размещения тех или иных национальных групп.
Может ли государство быть индифферентным к этому вопросу? Очевидно, нет. Само собой ясно, что человек, изначально отрицающий любую государственность, не признающий ни одно государство своим, даже родное, где родился и вырос, не испытывает по отношению к чужому ему народу никаких обязательств. У него своя культура, свои цели земного бытия, свои традиции и своя система ценностей. Можно ли быть уверенным, что он склонит свою выгоду перед высшей необходимостью и посторонним интересом чужого народа? Это было бы чересчур наивно. Поэтому представители данного вероисповедания должны иметь возможности свободно трудиться, но за исключением тех отраслей, которые имеют для государства стратегическое значение.
Аналогично должна решаться ситуация и в отношении естественных монополий. Мы можем рассматривать этот вопрос с любой точки зрения: этической, философской, стратегической, правовой, экономической, но неизменно придем к выводу, что свободный рынок или приватизация (передача в частные руки) естественных монополий невозможны. Эти попытки губительны для страны, в корне подрывают ее обороноспособность, экономику и само чувство справедливости у простых людей, которым невозможно понять: как не заработанное, но извлеченное из недр, т.е. данное Богом, может принадлежать одному человеку?
Не следует забывать, что частная собственность на естественные монополии есть первопричина возникновения олигархии, т.е. такого сословия (группы сословий), которое открыто противопоставляет свои интересы интересам всего народа и даже верховной власти. Это уже не только экономический, но и политический вопрос. С точки зрения экономики наличие таких сословий последовательно ведет к материальному ослаблению государства, дезорганизации общества, несправедливому распределению народного богатства и народного дохода между членами общества. С точки зрения политики олигархия всегда выступала в качестве самодостаточной силы, для которой государство есть только аппарат защиты ее собственности, так сказать, гарант. Нести обязанности перед обществом олигархи не хотят, их интересы, скорее, интернациональны, чем национальны.
Не выдерживает эта ситуация критики и с нравственной точки зрения. Например, в течение нескольких последних лет идут нескончаемые просьбы и протесты против совершенно обезумевшей рекламы в средствах массовой информации. Но эта деятельность, приносящая баснословные доходы олигархам «от рекламы», не прекращается, верховная власть бессильна чтолибо сделать. Как же так? Ведь нетрудно заметить, что речь идет не только об экономике, но и о сознании человека, которое коверкается навязываемой рекламой: почти никто физически не в состоянии избежать ее самых негативных и малопривлекательных форм.
Может ли государство позволить себе игнорировать эту ситуацию? Безусловно, нет. Скорее, верховная власть должна была заранее предпринять меры по отнесению этой деятельности к разряду естественных монополий и взять ее под свой жесткий контроль, не допуская никакой приватизации средств массовой информации. Сейчас же, когда представитель правительства говорит об «экономической необходимости» мириться с этим безобразием, страдает не только человек, но и сама верховная власть, бессильная, беспомощная перед телевизионными магнатами или непонимающая очевидных последствий разложения ими национального сознания. Нетрудно понять, что до тех пор, пока эта деятельность не станет государственной, т.е. не попадет под прямой и единоличный государственный контроль, ни о какой справедливости в любых ее проявлениях говорить не придется.
В случаях с империей, когда помимо своих первоначальных границ государство присоединяет новые территории, ситуация не должна качественно отличаться. Право собственности, даже если таковое и присутствовало, должно быть ограничено, а государство обязано оказывать протекцию государствообразующим народностям по приобретению новых, из числа присоединенных, земель и расселению их на этой территории. Впрочем, мы указываем лишь один из вариантов и только в качестве примера. Общий же принцип гласит, что экономика государства есть и должна быть национальной. Государство обязано не только всеми силами обеспечивать это условие, но и расширять национальное влияние в социальных отношениях, т.е. проводить национальную социальную политику.
Это требование, напрямую вытекающее из природы государства, идет вразрез с тенденциями расширения сфер влияния иностранного капитала. Говоря о нем, не следует подменять понятия и подводить под высказываемую нами оценку вопрос о технологической и промышленной интеграции, когда каждая из национальных культур перенимает у других наиболее удачные изобретения: способы организации труда, управления и ведения хозяйства, технологии, научные новинки и т.п. Мы имеем в виду вопрос совершенно конкретный: допустимо ли и в каких случаях участие иностранного капитала в социальной жизни национального общества?
Для ответа на этот вопрос нельзя упускать из виду следующие обстоятельства. Деятельность государств есть всегда борьба – в открытой или скрытой форме. Мы не должны забывать, что иностранное государство и его подданные, осуществляя деятельность на чужой территории, всегда имеют свои, зачастую коренным образом отличные от нашего государства интересы и цели. Иностранный инвестор практически всегда противопоставляет свои интересы интересам чужого государства.
Стараясь извлечь максимум прибыли за наименее короткий срок, он не станет следить за охраной окружающей среды, не захочет принимать на себя государственные обязанности, думать о расширении числа рабочих мест, условиях труда своих работников. Его прибыль никогда не пойдет на улучшение жизни данного общества. Всегда и во всех случаях иностранный инвестор заботится о себе или о себе и своем государстве. В этом отношении оценки Л.А. Тихомирова, высказанные сто лет тому назад, актуальны и поныне[646].
Хотя практика свободного допуска иностранных капиталов кишит всеми возможными негативами, в оправдание говорят: эта мера вынужденная, если государство не имеет своих собственных ресурсов, чтобы эксплуатировать ту или иную отрасль промышленности. Что любое государство нуждается в дополнительных инвестициях, а это – всегда иностранные средства, что, наконец, экономическая интеграция требует создания межнационального капитала и т.п. Как будто только в наши дни и стала возможна интеграция, а все прошлое человеческих обществ не демонстрирует активного межгосударственного обмена произведенными товарами.
При этом забывается, что никакая интеграция невозможна, если данное общество не производит товар и не представляет собой рынок сбыта, в котором заинтересованы иностранные государства. Если же такая потребность есть, то при любой внешнеполитической ситуации интеграция пробьет себе дорогу естественным путем. Можно напомнить также, что обычная деятельность сословий, носящая всегда – в потенции – межнациональный, экстерриториальный характер, окажется лучшей гарантией хозяйственной, экономической, технологической интеграции.
В свете сказанного нельзя игнорировать возможную ситуацию, когда проблема формирования новой отрасли промышленности (или нового объекта народного хозяйства), т.е. новой общественной потребности, является надуманной. Гораздо выгоднее не тратить впустую государственные силы, время по созданию новой сферы деятельности, подысканию социальной группы, могущей ее осуществлять, а делать то, что получается. Например, такая отрасль, как автомобилестроение, слабо развивается в России. Мы не знаем ни своих моделей автомобилей, а лишь зарубежные разработки, ни хорошей и отработанной технологии их производства.
Спрашивается, зачем было годами содержать в СССР десятки научноисследовательских институтов, сотни профессиональнотехнических училищ и техникумов, выпускать и силой государственной казны поддерживать конкурентоспособность советского автомобиля, если он изначально был хуже западноевропейского? Не проще ли было развивать иные отрасли промышленности, экспортировать их продукцию за рубеж, а на вырученные деньги приобретать автомобили?
Когда общество не имеет возможности эксплуатировать тот или иной народнохозяйственный объект или осуществлять определенный вид предпринимательской деятельности, государство может или вовсе отказаться от этой деятельности, либо осуществлять ее на свой страх и риск, чтобы после первого, критического периода становления передать в руки определенному сословию. Бояться негативного результата в этом случае бессмысленно. Общество настолько напоено собственной силой, настолько усложнилось и дифференцировалось, разнообразилось за последний век, что всегда найдутся лица, которые будут заинтересованы в том или ином проекте.
Задача государства – ощутить возникающий общественный экономический интерес, выявить слои общества, готовые пойти на этот путь, или, в крайнем случае, посредством опережающей социальной политики сформировать новый социальный слой, необходимый обществу. Последняя деталь ни в коем разе не есть утопичная шутка. Разве государство сознательно не формирует отдельные группы специалистов, например, врачей и инженеров, геологов и физиков в тех случаях, когда их нет, а потребность в данной деятельности актуальна?
Другое дело, что формирование нового социального слоя – чрезвычайно ответственное и значимое мероприятие. Мало того что государство вторгается в социальную структуру общества, но оно должно тратить деньги для формирования нового слоя (что не может остаться незамеченным для других слоев общества и практически наверняка вызовет отторжение «новых людей»). Но если формируемое сословие не связано с государством внутренней связью, не ощущает государство своим, никакой гармонии отношений не получится. Ктото всегда будет «обиженным», ктото посчитает, что его оценивают недостаточно, а когото наверняка переоценивают.