Помимо США, еще некоторые государства мира не являются в привычном для нас смысле национальными. Но это обстоятельство и привело, по нашему мнению, к тому положению, что, за исключением Канады и Австралии, никто из них не представляет собой устойчивого и сильного государственного тела, явно уступающего сословным корпорациям, противостоящим верховной власти, например: многие государства Южной Америки и Африки. Что же касается Канады и Австралии, то мы должны принимать во внимание то обстоятельство, что они обрели независимость в очень недавнем прошлом. До сих пор эти территориальные образования находились под сильным государственным и культурным воздействием Англии и Франции – традиционно национальных империй, супердержав. На наш взгляд, за счет этого фактора и была сформирована как в Канаде, так и в Австралии национальноподобная группа населения, скрепляющая самим фактом своего существования эти государства и, вообще, сделавшая возможным само их существование не как колоний, а в качестве самостоятельных политических единиц современного мира.
История человечества демонстрирует нам также особые виды государственных устройств, а именно – империи, соединявшие в себе несколько, а то и десятки наций и народностей: Римскую (Византийскую) Британскую, Германскую, Российскую, Испанскую, Французскую и т.д. Между тем этот факт нисколько не противоречит сказанному выше. Каждое из указанных государств создавалось одной нацией, выделявшейся из числа входящих в империю народов своей национальной культурой, распространявших ее на всей завоеванной или присоединенной территории. Идея верховодящей нации оставалась неизменно значимой как для внутреннего устройства, так и для внешней политики. Трудно представить, например, что вовлечение Англии в Крымскую войну диктовалось национальными интересами индийцев, а внешние отношения между Францией и Германией учитывали национальные притязания зулусов. Безусловно, именно национальные интересы ведущей, государствообразующей нации всегда играли безальтернативную роль во всей внешней политике.
Другое дело, что именно в империи создаются условия вовлечения всех «новых» этнических групп в состав титульной нации. Не случайно в Римской империи, например, римлянами считали себя бритты, галлы, арабы, греки, испанцы, фракийцы, германцы, готы, евреи, и т.п. Чем выше духовная культура конкретной империи, тем безболезненнее и быстрее происходит процесс политической ассимиляции вчера еще «посторонних» народов при сохранении их этнической местной культуры, языка, обычаев. Это и позволяет оценить империю как двигатель истории. Не вдаваясь в подробности и оценивая феномен империи только в целях нашего исследования, отметим наиболее существенные причины, каковые, на наш взгляд, вызывают движение в ширь и в глубь отдельных наций и приводят к появлению империй.
Любой дар будет бессмысленным, если его обладатель, почувствовав в себе определенные способности, не стремится реализовать их, не попытается распространить на окружающих свое видение правды и порядка. Так и нация, призванная для совершения исторической роли, не оправдает своего предназначения, если замкнется в себе, ограничится своими собственными заботами и проблемами.
История потеряла бы смысл (если вообще можно говорить об истории в сослагательном наклонении), если бы на ее протяжении не происходило попыток собрать все рассеянное человечество в единое государство, под единой властью, создать единый порядок. Именно эта идея единой мировой государственности является основополагающей в исторической деятельности любой из известных нам империй как в древние века, так и в Новое время. Здесь проявляется неискоренимая потребность человека воссоединиться, устранить те противоречия, которые порождаются узконациональными интересами, желанием собрать всех воедино.
Нельзя, конечно, говорить о том, что процесс собирания империй сознательно вычленял данную идею из всех прочих условий как основополагающую. Мы встречаем неоднократные примеры, как процесс собирания самой нации, государства, а позднее – империи, происходил под влиянием многих исторических факторов. Как захват новых территорий, присоединение «малых народов» был обусловлен государственными, национальными интересами, мерами предосторожности, безопасности, военностратегическим положением тех или иных государств. Но если бы данный перечень причин являлся исчерпывающим, если бы только они были положены в основу имперского строительства, никакая империя не продержалась бы и дня.
Кстати сказать, великие империи древности, где отсутствовало христианское понимание имперской идеи, но превалировали материальные причины объединения, неизменно разрушались. Нации, не осознавшие еще своей исторической роли, утратившие понимание мира и Бога, ограничившиеся в собственном временном превосходстве, не смогли дать покоренным и собранным ими народам ничего более высокого, но лишь очередной образчик языческой культуры, временно получившей незначительное превосходство.
Иная ситуация складывается после того, как империя становится христианской. Нетрудно заметить, что при всех недостатках, которые нам демонстрировала политика Российской, Австрийской, Германской, Британской, Испанской империй, их созидательная деятельность – по положительным результатам – не идет ни в какое сравнение с древними империями: Персидской, Македонской, Египетской, и даже почти современной, но не христианской – Османской.
Очевидно, что появление империй обусловлено способностью имперообразующей нации стать духовным водителем остальных народов, собранных ею, их защитником, выступать катализатором духовных процессов, происходящих во множестве небольших этнических групп. Так же и причины падения, разрушения империй заключаются в угасании этого просветительского духа, в преобладании материальных интересов, выделении своего горделивого «я» из общей межнациональной соборности. Утрата целостности мировосприятия неизбежно влечет то последствие, что деятельность имперообразующей нации становится негативной для собранных ею народов, тормозит их развитие.
Впрочем, отметим, разрушение империй не приводит к разрушению ее национальной основы. Имперообразующая нация лишь сжимается до своих национальных границ, не прекращая тем не менее своего существования. Так было во все имперские эпохи. Нация на время или постоянно утрачивает свое всемирноисторическое значение, но не теряет свою национальную индивидуальность, приходит к своим естественным границам и своему естественному состоянию, соответствующему той силе дарования, какое было заложено в ней Богом.
В силу возложенных на него функций государство является союзом властным, который не имеет себе равных противников во внутригосударственных отношениях. Как союз, упорядочивающий общество, он функционирует правовым путем, издавая правовые акты, которые содержат известные предписания и запреты. Право в этом отношении выступает как тот универсальный способ поддержания социального порядка, который вбирает в себя, с одной стороны, ранее использовавшиеся в народе обычаи, с другой – формирует новые нормы общественного поведения.
В отличие от обычаев, всегда несущих на себе отпечаток традиций рода или племени, отдельных территорий и социальных групп, они являются всеобщими, обращены ко всем членам государства. Единство правопорядка, наличие единого правового пространства, единство территории, на которой функционирует верховная власть, являются признаками государства, не встречающимися ни в каком ином человеческом союзе.
Общество, а следовательно, и государство всегда иерархично, хотим мы это признавать или нет. Иерархичность предполагается как различными способностями его членов и их социальным положением, так и необходимостью осуществления государством своих властных функций.
Верховная власть в государстве всегда «самодержавна» в том смысле, что не должна зависеть ни от кого и ни от чьих отдельных интересов, и это сразу же определяет особое положение, особый статус верховной власти. Последняя стоит всегда над обществом, поскольку должна выявить и определить народную волю, узнать причины общественного дисбаланса, общественной дисгармонии, принять меры по упорядочению социальных конфликтов и гармонизации общественных союзов, понять общий интерес, оценить его, сравнив с другими возможностями, и продумать механизм их реализации.
Следует отметить, что ссылки на «общую волю» и «общий интерес» носят далеко не случайный характер. Другое дело, что их не следует понимать в утилитарном смысле, который, к сожалению, уже давно вложила в эти термины светская правовая наука.
Государство в первую очередь должно не подавлять те или иные проявления жизни, но умело сочетать их для достижения совершенно определенной цели – обеспечения Правды, поддержания порядка и гармонии внутригосударственных отношений, создания условий для нравственного самосовершенствования человека: «тихого и безмолвного жития», какое словом Божиим поставлено во всегда желаемый образец земного человеческого благополучия[587].
В этом отношении совершенно справедливы слова П.А. Флоренского (1882—1937). «Устройство разумного государственного строя, – писал он, – зависит, прежде всего, от ясного понимания основных положений, к которым и должна приспособляться машина управления. Мудрость государственного управления – не в истреблении тех или других данностей и даже не в подавлении их, а в умелом направлении, чтобы своеобразия и противоречия давали в целом государственной жизни нужный эффект»[588].
Государство, которое полностью противопоставило свои интересы интересам других человеческих союзов, входящих в него, не может функционировать нормально, если вообще может функционировать.
Государство имеет в виду некое общее благо, достигнуть которого никто самостоятельно не может, но лишь общими усилиями и лишь посредством государства. Следует отметить, что вообще идея общего блага получила в науке столь противоречивое содержание, что зачастую мы вынуждены констатировать факт взаимоисключения всех предлагаемых нам вариантов. Ктото говорит, что общее благо, т.е. цель исторического развития, есть коммунистическое общество.
Другие исследователи полагают в качестве альтернативы «государство социального благоденствия». Римский клир был убежден, что только единое мировое государство, находящееся под политической властью папы, и есть цель человеческого общества. На самом деле с точки зрения христианского учения вопрос общего блага, со всеми выходящими отсюда последствиями, предполагает нормальную жизнедеятельность лица по реализации своих дарований, нравственному самосовершенствованию, в том числе – через социальную деятельность и служение всем остальным.