Отрицание национальной идеи в основе своей содержит непонимание или отрицание духовной стороны нации и преувеличивает материальные категории, равно как и их противники – сторонники шовинистических теорий, только под другим углом зрения. По существу, подход и в одном и в другом случае один и тот же, меняются лишь оценки явления, которое рассматривается в очень усеченном виде: не как оно есть на самом деле, а как его видят исследователи.
Например, по мнению некоторых исследователей, движущим фактором развития русской нации являлись: 1) «осуждение всего того, что было выработано вновь и вырабатывалось Западной Европой в мире идей» и 2) «проповедь культурного застоя, национальной исключительности»[553]. Нетрудно заметить, конечно, что перед нами – отрицательное определение. Оно не раскрывает нам качеств рассматриваемого явления – русской нации, но дает сравнение – причем очень негативное – по отношению к другим национальным культурам. Как будто можно, не отступая от истины, научной объективности и простой порядочности – с точки зрения логики и доказательности – не анализировать явление, но лишь описывать те его качества, которые отсутствуют в других национальных типах.
Перед нами – образчик той отрицательной науки, как называл ее Ю.Ф. Самарин (1819—1876), которая ничего не изучает, но лишь сопоставляет, имея наготове некий заранее известный ей «идеал», и фиксирует несовпадающие моменты. Полемизируя с Б.Н. Чичериным (1828—1904) по вопросам народности, он писал: «Главная причина ошибок, в которые впал г. Чичерин, заключается в отрицательности его воззрения (выделено мной. – А.В.). Представьте себе лапландца, никогда не видавшего ничего, кроме своей родины, и перенесенного внезапно под знойное небо Африки; первое его суждение непременно выразится отрицанием: Африка поразит его как земля, в которой нет ни снега, ни трескучих морозов. В применении к русской истории мысль не проникает глубже отрицательных, внешних признаков. Уяснивши это, мы вправе сказать, что доселе господствует у нас отрицательное воззрение на русскую жизнь; иными словами: ее определяют не столько по тем данным, которые в ней есть, сколько по тем данным, которых в ней нет и которым, по субъективному убеждению изучающих ее, следовало бы непременно в ней быть»[554].
Не отрицание национальной идеи, но верное ее воплощение, основанное на принципах Духа, даруемого христианством, составляет цель любой нормальной и здоровой национальной политики, тем более – русской.
Национальность – прежде всего культура в самом широком смысле этого слова. Как уже указывалось, нация не может быть образована без наличия единого языка (или наличия близких друг другу языковых групп). В противном случае отсутствие нормального общения между различными группами было бы в принципе невозможным, а фрагментарные отношения не позволили бы создать единую систему ценностей, на которой основан быт и образ жизни этой совокупности людей.
Нацию определяет и, как это понятно из предыдущего, наличие преемственности поколений, наличие духовного опыта, который передается из поколения в поколение. Без этой устойчивой передаточной связи никакая нация не смогла бы существовать. Но единый духовный опыт возможен только при наличии единого национального вероисповедания. Очевидно, что в противном случае никакого единства, тем более духовного, не получится. Невозможной становится и преемственность поколений, лишенных единых критериев оценки добра и зла.
Подытожим сказанное. Нация представляет собой единственную форму духовной организации конкретной этнической группы, проживающей на определенной территории, способ формирования единой культуры, единой системы ценностей. Имея свое предназначение, свою идею и свой смысл, нация полагает в себе основу для проникновения человеком в тайны мирского бытия, самореализации личностью своей сущности, своей идеи. Как единокультурный – для определенной, живущей на установленной территории группы населения – феномен, нация представляет собой высшее духовное и органическое соединение социальных человеческих союзов. Именно в нации человек впервые выходит за пределы своего «я», и именно в нации формируется идея Отечества, основополагающая для государственного бытия.
§ 4. Общество. Социальное неравенство и начало власти
О каком бы высоком значении нации как органического союза, где дух впервые поднимается над плотью и получает устойчивые формы и образы, мы не вели речь, нельзя не отметить обстоятельств, не позволяющих отнести ее к высшему по иерархии человеческому союзу. Действительно, в нации наиболее полно проявляет себя духовное начало, но в области социальной, т.е. плотской, нация представляет собой механическую совокупность неопределенного множества людей, т.е. человеческое общество.Впрочем, согласно другой точке зрения, человеческое общество определяют как совокупность особого рода отношений[555].
Разница здесь, однако, незначительная. Не вступая в терминологическую дискуссию, согласимся, что все виды человеческих союзов могут быть идентифицированы не только по субъектному признаку (лица, которые составляют их), но и по характеру отношений. Например, немного забегая вперед, скажем, что отношения, характерные для политического союза – государства не тождественны в полной мере семейным. Это – очевидно.
В любом случае, как бы мы ни определяли общество, необходимо отметить его главную особенность. В отличие от нации, где все равны по своему духу, человеческое общество имеет в своей природе элемент неравенства в социальных, мирских отношениях. Этот факт настолько очевиден и так явно проявляется ежеминутно, что не заметить его невозможно.
Один человек рождается мужчиной, другой – женщиной. Ктото рождается в обеспеченной семье и имеет большие возможности по благоустройству себя и своих родных, чем человек, появившийся на свет в менее обеспеченной семье. Один владеет большей собственностью, другой – меньшей. Сами объекты собственности, находящиеся во владении человека, также различаются качественно: земля, жилище, корабль, предприятие и т.п. Словом, люди различаются не только по физическим признакам, но и по социальному положению, причем социальное неравенство изначально заложено в природе человека.
Эти обстоятельства заставляют нас глубже взглянуть на существо этого вопроса. Мы не должны удовольствоваться голой констатацией указанных фактов: именно так обычно и поступает светская наука, которая просто указывает на право собственности и социальную дифференциацию человеческого общества как неизменные атрибуты человеческой природы, не удосуживаясь понять, почему так происходит. Бессмысленно также отвергать эти явления, характеризуя их отрицательно. В этих случаях, как известно, право собственности быстро теряет свое значение в качестве «естественного права» человека и подвергается всевозможным ограничениям со стороны общества. Нередко, идя по этому пути, исследователи доходят до прямого игнорирования человеческой природы и попыток ее «переделывания».
Но можно ли чтото предложить взамен как более перспективную и объективную идею? Казалось бы, трудно понять и примирить то логическое противоречие, которое кроется в текстах Священного Писания. Так, зачастую приводятся слова Христа, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие»[556]. С другой стороны, указанные выше примеры не оставляют сомнений, что и богатые, и «славные», т.е. пребывающие вверху социальной иерархии, также угодны Богу.
Как справедливо указывал выдающийся русский философ и правовед Е.В. Спекторский (1875—1951), Христос и Его ученики, а значит, сама Церковь, не отрицали ни института частной собственности, ни сопровождающего его неравенства имущественного и социального[557]. Христос без возмущения говорит о богатстве, о домовладении, землевладении[558]. Апостол Павел вовсе не видел в богатстве как таковом особого зла[559].
В Книге Бытия описывается, как за многие заслуги Египетский фараон наградил Иосифа и повелел оказывать ему особые почести. «И сказал фараон Иосифу: вот, я поставлю тебя над всей землей Египетскою. И снял фараон перстень свой с руки своей и надел на руку Иосифа; одел его в виссонные одежды, возложил золотую цепь на шею ему; велел везти его на второй из своих колесниц и провозглашать перед ним: преклоняйтесь! И поставил его над всею землею Египетскою»[560].
Наличие богатства и достатка, физической мощи, умственных способностей в буквальном смысле не есть достояние человека, ими обладающего, и не его заслуга но дар Божий, который Он распространяет на всех людей в той или иной мере. «Неравенство людей, – писал священномученик Иоанн (Восторгов), – положено в среду людей волею Божией. По притче Евангелия, Господь одному дает 10 талантов, другому пять, иному два, иному один; каждому сообразно силе его… Равен и справедлив всем и суд: кто получил 10 талантов, должен и еще приобрести 10 талантов, кто получил два, от того не требуется новых десяти, а только новых два. Такова воля Божия благая, правая и угодная. Властитель и царь, не исполнивший своего великого долга, ниже последнего подданного, исполнившего свой малый долг… Один спасется благотворительностью и щедростью; другой – в нищете – терпением и смирением. Бог богатит и убожит, смиряет и высит (1 Кор. 2: 7), говорит слово Божие. Не спасает богатство, но не спасает и сама бедность. Многие праведники были богаты, многие были бедняками. Иов был и в богатстве, и в бедности, и равно был угоден Богу»[561].
Таким образом, социальное положение человека есть проявление его духовной свободы, которая может реализовываться в различных социальных формах, милость Божия, в соответствии с которой каждому дается не только на пропитание, но и на спасение. Богатство в христианстве выступает не столько как имущественная величина, сколько как способ спасения, способ реализации своего нравственного, духовного долга перед Богом и ближним своим. Легко убедиться, что в основе этой идеи лежит рассмотренный нами ранее догмат о личном даровании, но уже реализуемом в социальной сфере.
Богатство не значит само по себе ничего. Если человек использует его для того, чтобы помогать другим людям, если он направляет свои знания на то, чтобы облегчить чьюто жизнь, помочь другим, – его дела поистине христианские. Если же богатство, собственность, положение и т.п. становятся самоцелью, стремление к которой затмевает все вопросы духовного самосовершенствования, если обладание ими приводит к признанию собственной исключительности, они приобретают характер средств угнетения и оскорбления других людей. Вместе с этим, конечно, они становятся орудиями духовного самоубийства их обладателя. В святоотеческой литературе неоднократно указывается на двойственный характер социального положения человека и четко определяется основное назначение тех достоинств, которыми каждый из людей посвоему наделен Богом.
Различие благодати уже изначально предполагает неравенство людей друг перед другом, которое не может быть игнорируемо без прямого или косвенного отрицания одной из существенных сторон Учения Христа. Попытки уравнять социальные статусы неизбежно приводят к тому, что жаждущий мнимой справедливости человеческий ум волейневолей отходит от понимания своих достоинств как «данных» и приходит к совершенно противоположному выводу: «счастье человека – в его руках».