Например, многие наши современники говорят, что жизнь в годы СССР была лучше. Абстрагируясь от вопросов социальной политики, проводившейся в те годы, не можем не отметить, что в аспекте государственного управления, существа государственности эта оценка во многом справедлива. Государственное устройство и эффективность функционирования советского государственного аппарата были неизменно выше нынешней, поскольку ориентировалась на некие идеальные принципы и цель, которая ставилась во главу угла.
Другое дело, что цель эта неизменно и постоянно наполнялась новым содержанием, что не придавало ей устойчивости. А государственная идеология, имея в своей основе эту неопределенную по материальному содержанию цель, зачастую доминировала над общественными отношениями, во многом ломая их, искажая существо и навязывая явно искусственные формы. Но даже в этих гипертрофированных условиях система функционировала – повторимся – лучше и стабильнее, чем сейчас, когда никакой цели и никакой идеологии наш современный политический строй совсем не предусматривает.
Заявив о своем стремлении сделать человека счастливым, наука не выполнила своего обещания. Государство, усеченное в своей идее до minimum mini morum («ниже низшего предела»), чтобы только не растоптать нежную свободу, гибнет, но гибнет и личность, ее свобода превращается в прах и оценивается на деньги.
К сожалению, эти тенденции не обошли стороной и Россию. Пожалуй, можно даже с уверенностью сказать, что в отношении нашей государственности последствия наиболее разрушительны. Россия гибнет не только как супердержава, империя, игравшая не так давно ведущую роль в мировой политике, но и как государство. Русский народ вырождается, отдельные части страны заявляют о своих намерениях отделиться «от Москвы», численность государственного аппарата (по состоянию на 2001 г. он насчитывает 6 млн только федеральных служащих, не считая региональных и муниципальных) растет невиданными темпами, но это не спасает народ от преступности, произвола, несправедливости, наконец, от вымирания. Оказалось утраченным понимание нашей государственности – ее смысл и промыслительную для мира роль, одним словом, мы забыли Русскую идею, перестали быть ее носителями.
Безусловно, свою негативную роль в деле распыления русского национального самосознания сыграла наша отечественная правовая и политическая наука. Возросшая на ниве европейского просвещения, она не только не рождает новых идей, но и не представляет свидетельств самостоятельного философского подхода к изучению общественных явлений. Вслед за стандартизацией способов познания и критериев оценки оказались утраченными и национальные научные традиции, которые изначально отличали российскую философию права в частности и российскую науку права в целом.
В восторженном, но не всегда умном движении за последними образцами европейской моды наша светская наука пыталась создать не столько русскую философию государства, сколько предать негативной оценке (и обосновать ее «научно») наши государственные формы, историю. Безусловно, история России изобилует не только положительными примерами (как, впрочем, и истории других ведущих держав). Но, спрашивается, зачем зачеркивать лучшее, что мы создали за тысячелетие своего существования, и переделать самих себя под чужие для нас современные идеалы западных народов, медленно, но верно, век за веком, утрачивающих знание и понимание христианских ценностей?!
Казалось бы, сколько можно еще разочаровываться в тех направлениях, которые перманентно сменяются в западной политической науке, но не дают ничего, кроме результатов, указанных выше? Но нет, нам говорят: то, чему учили вас раньше, было неправильным. Зато теперь… И опять предлагается «самое прогрессивное», «самое научное учение», которое как спасительная волшебная палочка должно преобразить весь мир: либерализм, социализм, демократизм, постиндустриализм – лишь бы только оно шло с Запада. И все повторяется сначала…
Польское, шведское, французское, немецкое, английское, теперь уже американское влияние – не много ли? Если западная культура переживает давний кризис, следы которого заметны особенно в последние десятилетия, то стоит ли кроить русскую жизнь по европейским лекалам, а в качестве государственного идеала России предлагать тот, который уже исчерпал свое содержание и утратил перспективы даже на Западе? Не значит ли это, что мы должны искать иные, альтернативные пути своего спасения и последующего (даст Бог!) развития? Не должны ли мы обратиться к лучшим страницам своей истории, чтобы понять, на чем выросла наша государственная слава и величие России? Как показывает исторический анализ, именно твердое следование, верность христианству стали той основой, на которой произрастали все наши успехи и наша самобытная индивидуальность, выразившаяся в замечательных формах древнего государственного устроения, остатки которой существуют и поныне.
«Русский – значит православный» – факт, игнорировать который невозможно, если, конечно, мы хотим следовать объективной логике познания, а не своим субъективным переживаниям. Как точно заметил в свое время замечательный русский мыслитель и гражданин И.С. Аксаков (1823—1886), «идеал собственно русской жизни есть идеал социального христианства, христианского гражданского общества»[479]. Идеал русской государственности есть и идеал христианской государственности. Без христианства нет и Русской идеи.
Не светская наука, а христианское наукоучение, христианское правосознание и христианский идеал государственности должны быть положены в основу наших альтернативных исканий. Создание учения о христианской государственности, как положительной и перспективной противоположности учению о светском государстве, является актуальной научнопрактической проблемой человечества и самой науки. Только в этом случае мы можем познать причины описанного выше кризиса и тот идеал, к которому нам надлежит стремиться, который заложен в самой природе человека и человеческого общества.
Познание в области христианского наукоучения позволит нам раскрыть существо государства, нации, общества, семьи, как они объясняются в его свете, понять природу человеческой свободы. Нам откроется объективное знание этих союзов, иерархия их взаимоотношений, значение для жизни и свободы личности. Иными словами, мы получим научное учение о государстве, которое, будучи положено в основу нашей национальной идеологии, позволит реализоваться Русской идее, русской государственности.
Но полноте, скажут нам, о какой христианской науке может идти речь? Ведь обыкновенно наука как явление противопоставляется христианству, впрочем, и любой религиозной конфессии. Считается, и это мнение «общепризнанно», что наука имеет определенные способы объективного познания мира, а религия представляет собой совокупность догматов, каждый из которых недоказуем, т.е. субъективен и непознаваем. Таким образом, как считается, наука объективна, а религия – субъективна. Наука формирует смелость и самостоятельность характера, религия – покорность и фатализм.
Но разве здесь все так просто? Определим признаки, наличие которых позволяет говорить об объективности исследования/ В первую очередь – максимально полное и всестороннее изучение исследуемого явления (широта, масштабность исследования). Во-вторых, анализ полученных фактов на основе определенной методологии (логика исследования и способы познания). Далее, наличие цельной системы философского мировоззрения, позволяющей объяснить смысл изученных явлений как в историческом, так и в сущностном аспектах, связать их в системном единстве.
Любое исследование стремится познать системность мироздания, ощущаемую человеком интуитивно: человек не может явно или тайно не чувствовать себя частицей окружающего его мира. И светский исследователь, и христианин предощущают, что миром движет Закон и что история имеет смысл. В христианстве признается, что закономерность мира обусловлена Законом Божиим, который Он установил и который раскрыт нам на страницах Священного Писания. Закон этот нерушим и, по словам Христа, «доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все»[480].
Таким образом, для христианина абсолютным является Создатель, Его Закон, личность человека как образ и подобие Божие. Христианин привык сверять свои действия и поступки с теми событиями, которые назревают в мире и описаны на священных для него страницах. Весь мир имеет для него смысл, поскольку Учение Христа дает полное знание о мире, начиная со дня его творения Богом, заканчивая последними днями и Страшным судом.
Христианская наука кладет это знание в основу исследования, и, используя опытные данные и методы научного построения, познает окружающий мир. Признается, что любая закономерность, открытая человеческим умом, не исчерпывает всего содержания мироздания и должна быть соотнесена с тем Законом жизни, на котором мы основываем свои наблюдения. Наше знание о мире всегда относительно, а без знания и понимания Закона Жизни – и вовсе теряет смысл. В то же время христианство как истина содержит в себе всю полноту знания по любому вопросу, дает основу для ответов на любые проблемы насущного бытия человека.
Напротив, светский ум «подвижен»: он не может признать абсолютность какойто одной философской системы. Но, быть может, законы мироздания и общественного бытия знают несколько закономерностей, каждая из которых может быть положена в основу государственного строительства в качестве идейного начала? Нечего и говорить, что последнее гипотетическое утверждение не выдерживает критики не только со стороны христианства («не знаем другого Бога, только Тебя»), но и светского сознания. Светская наука признает множественность и индивидуальность познания мира, но не может признать множественность закона мироздания: в этом случае она утрачивает свойства объективного познания, поскольку никогда точно не узнает общее и полное количество всех законов, движущих миром. В результате мы получим категоричное противостояние попыток обосновать объективность знания, полученного светской наукой, и субъективным характером ее познания.
Если Истина познаваема полностью каждым человеком, если Ее познание не предполагает какихто духовных усилий, то, следовательно, может быть какое угодно количество «научных» теорий, «объясняющих» мир. Но что же здесь «объективного»? Невоцерковленный ум болен антропоцентризмом: все для свободы человека, все для блага человека. Но самое любопытное, что, отрицая абсолютность любой системы ценностей, любой философской системы, он невольно приходит к отрицанию и самого главного – идеи свободы личности, поскольку обосновать ее не может. Во имя чего же тогда, спросим, все политические и правовые исследования, если все относительно, включая первоосновы?
Для светской науки объективно только то, что понятно разуму сейчас, обусловлено какойто разумной причиной. Нетрудно догадаться, что такой подход к изучению мира чреват многими неприятностями. Во-первых, светская наука постоянно сталкивается с явлениями, которые, сегодня по крайней мере, не могут быть привычно объяснены. В результате мир «очеловечивается»: человек признает из окружающего мира лишь те явления, которые ему, человеку, понятны. Все остальное отрицается. Причем данный признак характерен практически для всех направлений светского научного познания: от идеализма до позитивизма во всех проявлениях.
Во-вторых, привыкшая оперировать фактами, она не может отрицать некоторых явлений, непознаваемых по своей природе, но не может и объяснить их, раздваиваясь между необходимостью дать хоть какието разъяснения и желанием все свалить на подлог и ловкое мошенничество. С другой стороны, забавные ситуации происходят, когда исследователи вдруг приходят к научному обоснованию явлений, указанных в Священном Писании: Всемирный потоп, происхождение всего человечества от одной семейной пары (Адам и Ева) и т.д. Еще вчера они вызывали лишь усмешку «всезнающего» ума, сегодня этот ум вдруг приходит к выводу, что опытные данные подтверждают эту «нелепицу».