В наиболее прогрессивной с этой точки зрения фирме Билла Гейтса и Пола Аллена – разработчиков операционной системы «Майкрософт» инвестиции в основные фонды составляет чуть больше доллара на сто, вложенных в инвестиции вообще. «Ясно, – пишет Стюарт, – что, покупая акции “Майкрософт”, инвестор приобретает не фонды в традиционном смысле этого слова. Да и у “АйБиЭм”, “Мерк” или “Дженерал Электрик” он покупает вовсе не фонды»[381].
Развитие интеллектуальных компаний хорошо тем, что последние стремятся освободить свои балансы от основных фондов и крайне мобильны. Их штабквартиры располагаются в арендуемых помещениях, основные средства привлекаются у банков, грузовые и транспортные средства по договорам у соответствующих организаций и т.д. Приводятся данные о том, что многие традиционные профессии уступили место автоматам и компьютерам: уменьшается число секретарей, банковских кассиров.
Все большее число людей, приходя на работу, погружается в мир идей и информации. В результате в интеллектуальных компаниях, где доля работников умственного труда доходит до 40 %, занято 28 % всего работающего населения США, однако на них приходится 43 % всех созданных рабочих мест. Но главное не только в этом факте. Растет интеллектуальная насыщенность труда и в таких областях бизнеса, как сельское хозяйство, медицина, промышленность[382].
«Героический образ фабричного рабочего – голого по пояс, с отблесками адского пламени из доменной печи на торсе – уходит в прошлое, как до него исчез с исторической арены крестьянин. Современный работник трудится скорее в диспетчерской с кондиционером, наблюдая за рядами экранов и циферблатов. Время от времени он отлучается, чтобы взглянуть на вверенные его заботам роботы или принять участие в совещании… с целью найти способ сделать еще более безотходным производственный процесс»[383].
Распространение новых технологий и организации труда приводит к тому, что, по мнению Пола Пильцера – американского экономиста и бизнесмена, из стоимости продукции все в большей степени уходит элемент человеческого труда, в результате чего классическая формула расчета стоимости, где фигурирует и труд, и капитал все больше склоняется в сторону капитала. «Капитал все больше замещает труд», – подводит он итог[384].
Итак, интеллектуализация труда уже сейчас приводит – и должна привести – к более перспективным результатам, чем это имело место в индустриальной культуре. Задача дестандартизации личности напрямую решается посредством демассификации производства, где на смену стандартной продукции, способной удовлетворить миллионы, приходит разовый товар, рассчитанный на конкретного покупателя. Под влиянием технического прогресса само общество перестало быть массовым. «Растущая дифференциация продуктов и сервиса потребностей, ценностей и стилей жизни в обществе… перестает быть массовой», – пишет Тоффлер[385].
Уменьшается число рабочих, занятых в поточномассовом производстве, например, в США за последние 20 лет их количество уменьшилось до 9 % от всего населения (20 миллионов рабочих производят товары для 220 миллионов жителей, а остальные 65 миллионов заняты в сфере обслуживания). Постоянно наращивается тенденция к производству малых серий «с воробьиный нос».
В результате этого производство должно постоянно обновляться, не задерживаясь на долгосрочных инвестициях, стремясь к таким технологиям, которые быстро окупают себя в расчете на небольшие группы населения[386].
Демассификация производства и сознания приводит к тому, что громоздкие корпорации, еще недавно служившие опорой индустриального общества, сходят с исторической сцены. Еще недавно корпорация представляла собой целое организованное сообщество, где зачастую «белые воротнички» творили всю подлинную стратегию организации бизнеса, и критика корпораций сосредотачивалась лишь на отдельных моментах при неизменной уверенности, что в целом эта система представляет собой естественные экономические институты.
Этические установки корпораций все чаще и чаще оцениваются как источники прямых потрясений ценностей общества, таких же значительных, как потрясение от корпораций в физическом или социальном окружении[387].
Напротив, в предприятиях интеллектуальной направленности подобные прецеденты в принципе невозможны. Их деятельность хотя и является всемирной и интернациональной, но строится на качественно иных структурных принципах организации труда. Например, старая проблема синхронизации его, зависимость человека от времени работы машины напрочь исчезает в предприятиях нового типа. Постиндустриальное общество и новые технологии несут с собой «сложное восприятие в чувстве времени. Вместо требования, чтобы каждый приходил на работу в одно и то же время, возникает осознанная необходимость перехода на гибкий график, где «жаворонки» могут приходить на работу раньше «графика», а совы позже. Таким образом, служащий имеет возможность сходить с ребенком к врачу, заняться семейными и личными делами. Главное – пропадает чувство своей зависимости от анонимного требования, которому подчинены все окружающие тебя люди и нарушение которого карается очень строго: потерей работы, убытком в бизнесе и т.д.»[388].
Устраняется и набившая оскомину проблема разделения производителя и потребителя, которая, как мы видели раньше, привела к анонимности труда посредством специализации работников для целей массового производства и навязывания потребителю тех товаров и услуг, которые ему, собственно говоря, без надобности. Введение новых технологий приводит к тому, что, во-первых, необходимость в специализации труда отпадает, поскольку само производство становится цельным, а во-вторых, новые товары практически не нуждаются в человеческой специализации, которую с успехом заменяет машинная.
Наконец, как считает Тоффлер, в некоторых производствах мы всего лишь на шаг отстаем от того, чтобы компаниязаказчик перекачивала свои спецификации прямо в компьютеры изготовителей, которые в свою очередь контролируют производственную линию. «Как только такая практика, – пишет он, – широко распространится, заказчик будет привлечен в производственный процесс настолько, что все труднее будет определить, кто заказчик, а кто исполнитель»[389].
В результате реализации данной конструкции общества мы получим картину, несовместимую с сегодняшней. Вместо цивилизации, ориентирующейся на небольшую группу источников энергии, появится общество, где в качестве таковых будут использоваться многие и, главное, возобновляющиеся, самоподдерживающиеся, экологически чистые источники. Смена массивных, неповоротливых корпораций небольшими мобильными предприятиями с высокой технологией производства приведет к быстрому росту накопления капитала и возможности инвестировать средства в еще более сложную и безотходную технологию.
Особое значение получит информация, которая приобретет в постиндустриализме черты интерактивности и демассификации. Облик городов, лишенных привычных на сегодня заводских труб, необыкновенно изменится. Предприятия будут работать, как правило, за городской чертой и с преобладающим ростом непрерывного, цельного производства. Возрождение подлинного рынка – без ненужной опеки правительства и промышленной бюрократии – приведет к появлению изобретательных, самостоятельных, умеющих творчески мыслить сотрудников.
Коренным образом изменится быт людей, извергнутых из процесса общей синхронизации. В связи с этим многие рабочие места перейдут из офиса в дом, что позволит благополучно решать проблему «отцов и детей». Вместо концентрации населения будет происходить обратный процесс его деконцентрации, рассеивания. Вместо принципа «Чем больше, тем лучше» доминирующие позиции получит принцип «адекватных масштабов», когда производство будет полностью спроецировано на потребителя, а в идеале – потребитель сольется с производителем в едином производственном процессе.
Соответственно этому резко уменьшится рост безработицы, поскольку, как один из факторов, цивилизация Третьей волны освободит женщину от многих производственных обязанностей при наличии довольно высокого дохода каждой семьи. По мере разделения национальной экономики на отдельные части процесс интеграции международных отношений и, в частности, международной экономики получит неизвестный на сегодня качественный скачок, при котором роль национальной политики не будет носить столь конфликтного характера. Обогащенный – как умственно, так и материально – человек (а Тоффлер говорит о «трех четвертях человечества») сможет направить свои силы на решение проблем международного масштаба: нищеты, голода, безработицы, обеспечения прав человека и т.д.[390]
Что ж, будущее прекрасно. Правда, концептуальный анализ всего плана перспективных работ позволяет высказать более скромные и менее радужные оценки. Начнем с того, что, как и цивилизация Второй волны, постиндустриализм основывается на тех же принципах социального блага в ущерб духовности. Как раз одним из начал, которое должно «очиститься» от социализации, является рыночная экономика, где, как мы видели, побеждает сильнейший. Но при непрекращающемся разложении общества, его расслоении, что же будет представлять это единое начало, которое должно найти отклик в сердцах буквально всех участников процесса постиндустриализации? Что послужит сдерживающим фактором во все ускоряющейся гонке за прибылью? Что, наконец, станет преградой зависти – при том условии, что любая активная рыночная экономика всегда представляет основу для дифференциации общества на разные – по уровню материального обеспечения – группы населения?
И если мы говорим, что индустриальная культура породила не верящего ни во что человека, то какая альтернатива общественному безверию может быть предложена здесь?
В качестве основы создания единой нравственности Ален Турен предлагает центральный тезис, смысл которого заключается в том, что субъект современного общества должен быть обязательно социально активен. Здесь, пишет он, два утверждения. Во-первых, в человеке воплощена воля, сопротивление и борьба. Во-вторых, социальное движение невозможно без стремления человека к освобождению. Коллективная активность, которая может проявляться и как инструмент исторического прогресса, и как способ защиты сообщества или вероисповедания или просто как примитивная сила, разрушающая барьеры и традиционные обычаи, не может сделаться подлинно социальным движением. Человек должен стремиться к такой практической этике, которая должна дистанцироваться от общественной морали и социальных норм. Сама же самобытность личности может быть обусловлена только сочетанием трех сил: личного желания сохранить свою индивидуальность, коллективной или частной борьбой против властей и признания и уважения другого человека.