Возникает коллизия интересов и стереотипов поведения, которая приводит к тому, что число разводов растет в геометрической прогрессии, равно как и число незамужних женщин. По данным современного американского социолога Лестера Туроу, количество последних удвоилось для группы женщин в возрасте от 20 до 24 лет, а до двадцати лет – выросло в четыре раза за последние 30 лет[333].
Во-вторых, в тех семьях, где работают оба родителя – а таковых становится все больше, поскольку 32 % всех мужчин Америки в возрасте от 25 до 34 лет не имеют возможности самостоятельно содержать свою семью, – утрачивается необходимая преемственная связь культур, распадается связь поколений, которая не может быть заменена другой, адекватной формой. Туроу приводит следующие цифры: более двух миллионов детей США остаются без присмотра взрослых как до, так и после школы. Телевидение и кино заменяет ребенку семью при формировании его личности. Средний американский подросток проводит пять минут в неделю (!) наедине с отцом и 20 минут – с матерью. При этом он смотрит телевизор двадцать один час в неделю и ко времени своего совершеннолетия видит на экране около 18 тысяч убийств. Правда, и 30 лет назад количество времени, которое родители проводили вместе с детьми, превышало указанное ранее всего на 40 %, что ненамного, мягко говоря, больше и свидетельствует об устойчивой тенденции индустриального общества к уничтожению семьи[334].
«Современному обществу, – пишет Туроу, – не удалось сделать из мужчин отцов. Свое благополучие они видят только вне семьи… На семейные ценности ведется атака – не государственными программами… не телевизионными и радиопередачами… но самой экономической системой. Она просто не дает семьям жить по старинке – с отцом, приносящим большую часть дохода, и матерью, берущей на себя большую часть домашних забот. Семья среднего класса с одним кормильцем исчезла». Примечательно, что наибольшее количество разводов зафиксировано в Швеции – наиболее развитой с экономической точки зрения стране, где уровень жизнеобеспечения населения традиционно за последние десятилетия высок.
В некоторой степени, как показывает земледельческая культура, отсутствие у ребенка одного из родителей компенсировалось той социальной, общинной средой, где он проживал. В первую очередь это относится к близким родственникам – бабушкам и дедушкам, тетям и дядям, близким и соседям. Однако урбанизация индустриального общества разрушает эту естественную для формирования здоровой нравственности и правил поведения у ребенка среду. Мы имеем в виду понятие «маргинальности», которое возникает как естественный продукт индустриального общества[335].
Отрыв от естественной среды обитания, разрыв устойчивых связей приводит к тому, что лишенная корней, уходящих в семейную, трудовую, общинную мораль личность деградирует. Мотивы ее поведения начинают формироваться в отрыве от ценностей устойчивых этнических и иных видов сообществ. Как результат, публично высказываемые ценности воспринимаются ею крайне поверхностно, не превращаясь во внутренние убеждения. Происходит процесс утилизации ценностей до уровня примитивного, потребительского.
Высокие понятия, как, например, долг перед Родиной, перед близкими людьми, другими людьми, вообще утрачивают свою глубину. Причем это явление носит не одиночный, а массовый характер и присуще всем индустриально развитым странам или государствам, ставшим на путь индустриализации и прошедшим известную стадию развития. Налицо люмпенизация личности, резкое понижение уровня ее морального и умственного развития[336].
Можно соглашаться или нет по поводу причин, повлекших массовую маргинализацию советского общества в постреволюционный период, но нельзя не признать того очевидного факта, что в основе данного общественного явления лежит именно разрыв устойчивых социальных, духовных и общественных связей, что представляет собой необходимое и естественное следствие индустриализации общества.
Например, именно в тех городах, которые создавались в качестве «молодежных», индустриальных городах «нового типа», явления деградации личности и распада устойчивых связей носят наиболее тяжелый характер. В частности, по статистическим данным, в Тольятти накануне перестройки регистрировалось 80—90 % разводов молодых семей, при среднестатистической по СССР 40—50 %.
«Феминизация труда, в совокупности с другими условиями, указанными выше, привела к тому, что большинство детей – в силу физических перегрузок, которые испытывают будущие матери, – рождаются недоношенными или с физическими патологиями. Растет число детейодиночек, воспитываемых одной только матерью, ежегодно – около 500 тысяч. Например, в 1980 г. в СССР было зарегистрировано 8,8 % незаконнорожденных детей, в 1987‑м – 9,8 %. Массовое распространение получают аборты, и не последним мотивом, помимо социальной бедности, является отсутствие возможности создать полноценную семью[337].
К 1989 г. в СССР на учете состояло свыше 5,3 миллиона человек с различными психическими заболеваниями, 4,5 миллиона алкоголиков. Массовый алкоголизм привел к тому, что ежегодно прирост умственно отсталых детей составил 100—120 тысяч человек[338].
Впрочем, дело заключается не только в тех тоталитарных явлениях, которые привели наше общество к началу перестройки к такому незавидному положению. В 1995 г. тюремные бюджеты штата Калифорния превысили университетские, а расходы на содержание одного заключенного оказались в четыре раза большими, чем на студента университета. Средства массовой информации, по справедливому замечанию ученых, становятся светской религией, формирующей новую личность и ту среду, где традиционными становятся сцены насилия и убийств[339].
Отсутствие нормальной среды для формирования собственного мировоззрения приводит к тому, что образ, предлагаемый средствами массовой информации, с лихвой покрывает недостачу в конкретных истинах. К этому следует добавить то обстоятельство, что социальная деятельность государства – рассмотрим данный вопрос только в этом аспекте – приводит в скором времени к поистине паразитическим устремлениям со стороны рядового обывателя.
С одной стороны, растет объем и ассортимент услуг и товаров, которые общество и рынок предлагают потребителю, социальное призрение по отношению к слабым и одиноким принимает очень широкие размеры, становясь действительно системой социального обеспечения во всем ее многообразии. Однако окончательно решить проблему обеспечения права на достойное человеческое существование никак не удается. По данным Американского исследовательского института, «бедность сокращалась в 50‑х гг. при относительно низких расходах на вспомоществование; бедность сокращалась в 60‑х гг. при относительно высоких расходах на вспомоществование; бедность не сокращалась в 70‑х гг. при очень высоких расходах на вспомоществование»[340].
Растет – при всех мерах борьбы с этим явлением и внедрением прогрессивного налога – социальное неравенство, которое принимает формы необратимой реакции, когда при всех усилиях достигнуть состояния денежной суперэлиты не представляется возможным. Общество становится поделенным на жесткие иерархические группы. По данным современных американских социологов, в 1964 г. 29 % населения говорили, что управление страной ведется к пользе богатых. В 1992 г. таких уже было 80 %. « …и, – добавляет Л. Туроу, – судя по экономическим результатам последних двадцати лет, с этим трудно не согласиться»[341].
Одной из самых главных статей расходов стали материодиночки (вот прямое следствие урбанизации и маргинализации общества в индустриальную эпоху), количество которых за 70‑е г. увеличилось на 69 % и к началу 1980 г. составило 19 % всех семей с детьми[342].
И вместе с тем падение общественной нравственности и распад нормальной семьи соседствуют с социальной пассивностью населения. Работа и социальная активность теряют свой смысл – при тотальной люмпенизации населения, – если государство готово взять на себя заботы по обеспечению личности минимальным социальным стандартом. Проблема осложняется тем, что развитая система государственной социальной помощи невозможна без бюрократического аппарата, который, централизуя власть, сам готов, во-первых, проверить емкость казны[343] и, во-вторых, своей деятельностью приводит к тому эффекту, когда у рядового обывателя возникает устойчивый комплекс «заученной беспомощности»: человек утрачивает надежду, что когданибудь он сможет обойтись собственными усилиями без помощи государства.
Растут поколения инфантильных граждан, отученных от инициативы и привыкших ждать и требовать помощи. Проблема достижения социального равенства или, по крайней мере, как это предполагал неолиберализм, достижения такого уровня социального достатка, при котором личность может обрести возможность добиваться неограниченных успехов и вершить свою судьбу, никак не решается.
Впрочем, объем социальных услуг и вещей, которые требуются личности, постоянно расширяется и не всегда, мягко говоря, обоснован. Идея свободной рыночной экономики, которая, реализуясь в индустриальном обществе наиболее полно, заставляет всех поверить в необходимость приобретения не только этого, но и того товара, искусственно расширяет потребности человека. Вместе с этим требования по минимальному социальному стандарту, как считают американские исследователи, во много раз завышены от объективно необходимых, что приводит к еще более жесткой дифференциации общества на группы, различно несущие государственные тяготы, – от уплаты налогов и возможности поступления на государственную службу до необходимости идти на военную срочную службу[344].
Можно сказать, что при таком подходе к становлению общественных отношений гораздо выгоднее, с прагматичной точки зрения, доказать свою социальную незащищенность, чем стремиться самостоятельно к тому, чтобы улучшить свое материальное положение.
Нельзя, однако, сказать, что круг нерешенных, но еще более углубившихся проблем на этом заканчивается. Стандартизация – подлинное существо термина универсализации индустриальной культуры – имеет двоякое проявление. Человечество должно стремиться к необходимому единообразию как в понимании определенного числа моральных ценностей – основы нормального общения, так и в организации быта и производства. Вряд ли можно опровергнуть то очевидное обстоятельство, что без этого условия индустриальная культура, которая не делает исключения для какихто отдельных групп населения и государств, не может развиваться в нормальном режиме. Все люди должны стремиться к тому, чтобы именно эти ценности были для всех них одинаково приемлемыми. Только в этом случае возможно – в принципе – добиться ситуации единообразного и наиболее полного развития материальных основ социального, а потому – свободного существования и развития индивидуума.