Многократное использование органических средств. Высвобождающиеся финансовые ресурсы могут быть проинвестированы в экономику развивающихся стран. Таким образом, отсталые в техническом выражении страны получают возможность качественно изменить производственную сферу, а вложенные капиталы развитых стран принесут высокорентабельную отдачу.
Повышение безопасности. Важный аспект, поскольку конкуренция в обладании мировыми стратегическими ресурсами неизбежно ведет к противостоянию ряда ведущих государств. Напротив, эффективное использование энергоносителей способно косвенным образом препятствовать распространению ядерного оружия, «обеспечивая менее дорогостоящую и по своей сути невоенную альтернативу ядерным электростанциям»[360].
Наконец, обеспечение равенства и занятости. Несовершенная экономика, которая в основе своей предопределена расточительным расходованием ресурсов, будет упразднена. Маргинализация общества прекратится, как только появится необходимый экономический стимул задействовать больше людей и меньше ресурсов. «Фирмы должны избавляться от непроизводительных киловаттчасов, тонн и литров, а не от своих работников. Такого положения удастся добиться гораздо быстрее, если меньшими налогами мы будем облагать рабочую силу, а более высокими налогами – использование ресурсов»[361].
Как видно из приведенных тезисов, характер программы вовсе не предусматривает отказа от принципов технологической – по нашей классификации – цивилизации. Речь идет только о том, чтобы преодолеть негативные ее стороны. Выражаясь общё, можно сказать, что все содержание отношения «человек – природа» сводится не к тому, чтобы защитить ее от разрушающего влияния цивилизации, изменить характер взаимоотношений, а к тому, чтобы спасти человека от разрушающего влияния природы, состояние которой должно повлечь неизбежную – при сохранении старых паритетов – его гибель в связи с надвигающейся экологической катастрофой.
Причем, как и раньше, возможности человека своим разумом осознать и устранить эту опасность, переделать окружающий мир по своему усмотрению нисколько не ставятся под сомнение. Предполагается, что внедрение новых, высокоэффективных технологий позволит устранить старую опасность гибели цивилизации, что вызывает вполне очевидную критику. Изложенные тезисы по своей перспективности столь неясны, столь сориентированы на сегодняшний день и столь ничтожно мало способны заглянуть в будущий век, что ценность их можно смело поставить под сомнение. Можно сказать, что судьба будущего поколения или поколений мало интересует ее создателей, которые считают, что будущие поколения чтонибудь обязательно придумают.
Однако такая безосновательная вера в силу человека вызывает скептическое к себе отношение. В ее основе совершенно отчетливо проглядывается – уже в который раз – не называемая вслух вера в силу будущего прогресса и силу человеческих возможностей, которые составляют основные начала светской западной культуры. Но можно ли назвать эту доктрину новым достижением человеческой культуры?
Следует отметить, что и другие рецепты, рекомендуемые постиндустриалистами, мало отличаются по своему существу от объекта своей критики. Например, все тот же Элвин Тоффлер сводит решение проблемы экологической катастрофы к следующим положениям. Признавая распыленность человеческого восприятия мира в индустриальную эпоху, он уверен, что мир стоит на пороге новой эры – синтеза, когда «во всех отраслях знания… мы, вероятно, увидим возврат к крупномасштабному мышлению, к обобщающей теории, к составлению частей снова в единое целое»[362]. В аспекте энергоресурсов и экологической безопасности Тоффлер предлагает перейти к возобновляемым ресурсам («ясно одно: никто не закачивает нефть и газ обратно в землю, чтобы пополнить их запасы»), в первую очередь солнечной энергии и энергии ветра.
Не исключается возможность и эксплуатации, но уже старыми, индустриальными способами других планет Солнечной системы (ведь речь не идет о конкретной опасности человечеству!) с целью извлечения из их недр полезных ископаемых и ценных металлов, а также построения в космосе, на орбите, города из материалов, добытых, например, на Луне[363].
Помимо указанных источников энергоресурсов новой цивилизации Тоффлер обращает особое внимание на орудия труда, которые может предложить «третья волна» цивилизации, во многом заимствуя разработки у индустриальной культуры: электроника и компьютеризация промышленности и всего человеческого сообщества в целом. Тем более что новейшие технические достижения позволяют создавать образцы, минимально требующие энергии для своей деятельности. Перспективы здесь так велики, по мнению Тоффлера, что он с удовольствием приводит цитату из журнала «Computer Word»: «Если бы автомобильная промышленность сделала то же самое, что за последние 30 лет компьютерная, “Роллсройс” сейчас стоил бы 2,5 доллара и проходил бы без заправки 2 миллиона миль»[364].
Перемещение исследования полезных свойств окружающей среды с суши на море, проникновение в морские глубины позволит решить многие проблемы, которые сейчас стоят перед человечеством, в первую очередь продовольственную. Тоффлер пишет: «Проникновение в глубины моря дает нам зеркальное отображение полета в открытый космос и закладывает основы для третьей группы промышленности, формируя основную часть новой техносферы. Первая историческая волна социальных изменений на земле прошла тогда, когда наши предки перестали полагаться на собирательство и охоту и начали одомашнивать животных и возделывать почву. В наших отношениях с морем мы сейчас находимся как раз на этой стадии. В голодном мире океан может помочь преодолеть продовольственную проблему. Должным образом возделанный и превращенный в ранчо (выделено мной. – А.В.), океан предлагает нам действительно неиссякаемый источник… “Умная” аквакультура – разведение и выращивание рыбы, сбор водорослей – может пробить брешь в продовольственном кризисе, не повреждая хрупкой биосферы, от которой зависит вся наша жизнь»[365].
Тоффлер приводит множество доводов в пользу предложенного источника продовольствия и добычи ценных ископаемых: запасы цинка и серебра, меди и свинца, золота наконец, содержащиеся только в Красном море, оцениваются в 3,4 миллиарда долларов США, нефтяные запасы вблизи Гавайских островов, компоненты, которые годны для изготовления различных и весьма редких лекарств, – небольшой перечень того, что может нам предоставить акватория мирового океана[366].
Однако самое большое значение, по мнению Тоффлера, имеет такая отрасль промышленности, как генная индустрия. Значение ее крайне неоднозначно в связи с тем, что производство «живых материалов» может привести как к попыткам создания «суперрасы» и уничтожению «низших» народов (по примеру фашистов), а также к экспериментам, граничащим с безумием.
Американский ученый совершенно категорично отказывается от подобных экспериментов и предлагает более «мирные» цели использования достижений биологии, например для создания бактерий, способных превращать солнечный свет в электрохимическую реакцию, создавать биологические компоненты, способные излечивать многие сейчас неизлечимые болезни, создавать органику, способную заменить собой химические удобрения в сельском хозяйстве. Тоффлер отдает себе отчет в трудности контроля за тем, чтобы данный вид деятельности не выходил изпод контроля общества: «Пока еще рано с уверенностью говорить о том, как будет развиваться биотехнология. Но уже слишком поздно возвращаться к нулю. Мы не можем закрыть наши открытия. Мы можем только бороться за контроль над использованием наших знаний»[367].
Что ж, воспользуемся советом Тоффлера и попытаемся масштабно оценить данные предложения в аспекте взаимоотношений индустриально развитых – на момент становления новых технологий – стран и стран, небогатых индустриальными традициями. При этом нам следует учитывать то обстоятельство, что характер международных отношений, сложившийся накануне становления постиндустриального общества, не может быть кардинально и моментально изменен в лучшую сторону хотя бы по той причине, что никакие отношения не рождаются сразу, но, напротив, формируются на основе исторических традиций, религиозных, этнических и иных культурных предпосылок.
Трудно было бы предположить, что отношения между, например, США и странами фундаментального исламизма могут вдруг измениться до неузнаваемости, точно так же как и взаимоотношения между США и Россией. Конечно, годы холодной войны с традиционным вооруженным противостоянием прошли, но это совсем не значит, что противостояния, как культурного, так и экономического, уже нет. Не следует забывать, что и сам процесс внедрения новых технологий, не моментальное предприятие. Что он будет развиваться последовательно, минуя, как и столетия назад, стадии удач и неудач, когда научный поиск вынужден будет отбросить тупиковые варианты и обратить внимание на самые эффективные.
Кроме того, трудно предположить, что «старые» – для постиндустриального общества – технологии отпадут сразу и навсегда: ведь не будем забывать, речь идет о рыночной экономике, которая сориентирована на прибыль и максимально возможное использование орудий производства, если это не идет в убыток собственнику. С учетом этих условий невольно напрашивается вопрос: кто гарантирует, что отжившие свой век – опять же для постиндустриального общества – индустриальные технологии не будут активно эксплуатироваться гденибудь в странах третьего мира? Кто сможет запретить это и насколько это вообще реально, даже при условии того, что экологический кризис не может носить избирательный характер, что его воздействие носит планетарный масштаб?
Что (или кто) поможет преодолеть то легкое чувство соблазна «порепетировать» развитым странам на чужой территории, чтобы разрушительные последствия изобретения не ударили по их гражданам? В последнем случае политический крах «экспериментаторов» неизбежен – неважно, говорим мы о конкретном лидере или политической партии, находящейся у власти. В первом случае дело может быть вообще не оглашено по причине, например, отсутствия негативных последствий для своих граждан и, кроме того, по причине секретности эксперимента. Можно, конечно, сказать, что характер международной политики меняется, что (по Ф. Фукуяме) «история закончилась» и все конфликты исчерпаны. Но как быть с прямым указанием Тоффлера на уже сейчас имеющие место столкновения между развитыми и неразвитыми индустриально государствами по вопросам эксплуатации морского дна и акватории Мирового океана?
Не остались в стороне от процесса сепаратизма и США. Существуют и, главное, реализуются, хотя и медленно, попытки отделения от США Калифорнии, сопряженные с угрозой взрыва ядерных боеголовок в НьюЙорке и Вашингтоне. Говорят о воссоединении Техаса с Мексикой и создании единой нефтяной державы под названием «Техико». Согласно заключению Национальной конференции государственных законодательных органов, в Америке идет вторая гражданская война. «Конфликт происходит между индустриальными СевероЗападом и Средним Западом и нефтяными штатами Юга и ЮгоЗапада»[368].
Но раскол происходит и внутри западных штатов, которые все больше считают себя энергетическими колониями – Калифорнии, например. Все громче голоса тех, кто предлагает отстаивать региональные интересы, нарушаемые федеральным правительством. «Общественные настроения, – пишет Тоффлер, – нашли отражение в печатном заявлении Коалиции по спасению НьюЙорка, которое гласило, что “федеральная политика насилует НьюЙорк” и что “жители НьюЙорка должны постоять за себя”»[369].
Если в начале 1970‑х гг. упоминание о шотландском сепаратизме имело в Англии характер шутки, то в настоящее время это движение приняло весьма реальные очертания. Шотландские националисты вполне аргументированно заявляют, что политика британской экономики искусственно тащит вниз шотландскую, и требуют предоставить им право самостоятельно распоряжаться шотландской нефтью. Аналогичные процессы развиваются даже в Новой Зеландии и Австралии, где процветает Западноавстралийское сепаратистское движение[370].