Но когда исследователь видит картины массового неприятия чуждых национальному сознанию начал, основанных на внецерковности и светских воззрениях, то он, блюдя объективность, не может игнорировать эти факты. Если практический политик сталкивается с тем, что предложенные полтора десятилетия назад реформы «не идут», но лишь раздражают народное сознание и разрушают его как духовно, так и физически, то его прямая обязанность задуматься над возможными альтернативными путями. Игнорируя очевидные факты, политические лидеры обосновывают свои непрекращающиеся попытки «европеизации» России ссылками на «темное народное сознание», на его нежелание активно включаться в «рыночный механизм», перенимать «мировой опыт» анонимного хозяйствования и т.д. Не отвлекаясь на спор по существу вопроса (что «лучше»), не можем не высказать очевидного аргумента, почемуто упускаемого из виду.
Если речь идет о том, что этот народ не способен принять идеологию либерализма, то – с точки зрения логики – необходимо либо прекратить реформы, либо «поменять» народ и «заменить» его теми этническими группами, которые предрасположены к этим реформам. Судя по темпам вымирания населения России в последние годы (особенно в местах традиционного проживания русских), как следствие внутренней государственной политики последних лет, невольно приходишь к выводу, что реформаторы, видимо, пошли по второму пути. Это обстоятельство (неуклонное падение численности русского населения) слишком значимо, чтобы мы могли его игнорировать.
С давних времен народное благо и правильная государственная политика отождествлялись с увеличением народонаселения. Так сказать, исследователи ориентировались на внешние, зримые формы блага. В «темной» России XIX в., когда голод и эпидемии, отсутствие врачебной помощи, постоянные войны и неурожаи косили людей, при 140 миллионах ее населения ежегодный прирост – по данным великого русского ученого Д.И. Менделеева (автора известной таблицы химических элементов) – составлял не менее 1,5 %, т.е. 2 млн человек ежегодно[762].
В наш «просвещенный век», когда нет войн и неурожаев, но есть медицинские институты, когда элементарная врачебная помощь может быть оказана практически везде, вместо прироста мы имеем убыль людей, которую невозможно объяснить ничем, кроме преступной деятельностью властей предержащих современной России, «мирно» уничтожающих население.
Во-вторых, вряд ли можно игнорировать тысячелетнюю неприязнь Запада к России, которая проявлялась в весьма многообразных формах, да и сегодня не ослабла ни на йоту. Здесь мы не будем указывать на вековые причины, породившие это противостояние. Но нельзя не заметить, что всегда недолюбливая Россию, Запад никогда не утруждал себя особым выбором средств разрушения ее как самостоятельного политического и национального тела, как империи и супердержавы. Вспомним нынешнее неприкрытое противодействие Запада попыткам воссоединения Белоруссии и России в единое государство, науськивание им украинских сепаратистов, отношение к Чечне и т.п. Это слишком явные факты, чтобы их игнорировать.
Нас готовы принять в свои объятья, но при одном условии: что мы перестанем быть русскими, откажемся от своей истории, традиций, пристрастий, т.е. – своей души. Это ли перспектива для великой страны, для великой русской нации?!
Но есть и третий путь, верный, хотя и многотрудный. Знание существа государственного идеала, идеи власти, принципов организации социального тела (общества) и управления государством обязывает нас отрешиться от пустой созерцательности, но активно защищать Истину, претворяя заветы христианства в жизни.
Не утопично ли это требование? – первый вопрос, который невольно вырывается из уст заинтересованного читателя. Скептический оттенок его усиливается, когда мы налагаем рассмотренные нами идеалы христианской государственности на состояние нашего Отечества и учитываем те негативные тенденции, которые сегодня доминируют.
Этому настроению можно – и нужно! – противопоставить следующие соображения. Во-первых, если мы пришли к объективному познанию сущности какогото социальнополитического явления (в частности, государства) и обнаруживаем, что на практике торжествует обратная картина, то на этом основании еще нельзя сделать вывод, будто результаты наших исследований «устарели» или «отстали от жизни». Как врач, поставивший диагноз нездоровому телу, прилагает тем большие усилия, чем хуже состояние больного, так и в практической политике бьющее в глаза несоответствие реальной картины должным отношениям накладывает на нас обязанности лечить государственное тело.
Во-вторых, история Русской государственности имеет в своей основе понимание (хотя и не всегда явно проявляющееся) нашим народом своего мессианского значения. Христианство – в нашей крови, включая привычное искание своего права нести службу Родине, попытками «жить по совести», нежеланием признавать землю только «вещью», поисками правды. Это проявляется в стремлении к духовной жизни, когда Церковь, разграбленная и разгромленная, гонимая и оболганная, не умерла и вновь собрала под куполами своих соборов народ.
Знание русской истории со всей очевидностью показывает нам, что Россия погибала и разрушалась тогда, когда уходила от основ православной веры, когда гордыня мятежного ума легкомысленно оставляла в стороне освященные памятью предков и их кровью государственные и христианские традиции, выбирая новое и «лучшее». И если сегодня для государственных деятелей считается правилом хорошего тона посещать храмы и публично «соблюдать» церковные обряды, то сам факт свидетельствует о том, что этот путь – наиболее верный для получения доверия народа, даже если впоследствии оно используется во вред ему.
Как правило, традиционные интернационалисты и антигосударственникикоммунисты, дабы не утерять электорат, признают себя сторонниками национальной идеи и рупором патриотических сил. Никто из наших политиков не посещает накануне решающих выборов буддийские храмы или синагоги, однако новые «жизнеописания» пестрят фотографиями высших руководителей страны со свечками в руках. Значит, в реальной, практической политике принадлежность к христианству оценивается очень высоко. Как же можно говорить об окончательном расцерковлении русского народа? Откуда эта убежденность? Не следует ли признать, скорее, обратное?
Излечить больное сознание и восстановить государственное тело – дело, безусловно, не одного дня. Для этого необходимо кардинально изменить внутреннюю государственную политику как минимум по трем направлениям: идеологическому, социальному, управленческому.
В идеологическом направлении верховная власть обязана отказаться от заявленного сегодня в Конституции РФ своего статуса деидеологизированной державы, не желающей иметь никакой государственной идеологии. Государство не может жить без ясной и понятной цели своей деятельности, без определения своих задач. Может показаться, что отказ от государственной идеологии есть результат борьбы с остатками коммунистического сознания.
Но автор этих строк склоняется к той мысли, что борьба коммунистов и реформаторовдемократов есть борьба в одном лагере, объединенном крайне враждебным настроением к христианству и России. Поэтому на деле нынешний отказ от какихлибо вообще государственных идеалов открывает широкую дорогу идеологическому анархизму и антихристианству, в корне подрывающим государственное бытие. Верховная власть должна признать, что государственной идеологией является Православие, на основе которого строится и внешняя, и внутренняя политика. Иными словами, Православие должно стать государственной идеологией России. Как мы указывали выше, этот шаг не приводит к какимлибо ущемлениям вероисповедальных прав других народностей и отдельных лиц, но дает государству широкую основу позитивной, осуществляемой для всего народа деятельности.
«Русский национализм не может и не должен быть языческим. Он будет религиозным национализмом, и, говоря конкретнее, – национализмом православным. Это ведущая роль православия не может быть… обеспечена никакими юридическими декретами – она будет подсказана самими фактами духовной жизни, – писал известный русский мыслитель С.А. Левицкий. – А как же быть с мусульманами, которых в России насчитываются десятки миллионов, – может быть, возразят некоторые. На это мы ответим, что при всем уважении к мусульманской религии и к правам мусульман мы не можем отказаться от ведущей роли Православия изза наличия значительного меньшинства мусульман. Вот если мусульманам удастся обратить большую часть русских в мусульманство – разговор будет другой. Но об этой теоретической возможности всерьез говорить не приходится»[763].
В практической политике попытка восстановления государственной идеологии должна привести к максимальной помощи Церкви со стороны верховной власти, воцерковлению русского народа. Безусловно, речь не идет об административных мерах принудительного воцерковления: эта мера в принципе чужда Православию. Но в части материального обеспечения деятельности Церкви, возврата Ей конфискованного ранее имущества, введения Православия в образовательные учреждения, наконец, – церковная политика самой верховной власти в подчинении себя нравственным началам христианства, видим мы первоначальные, но обязательные шаги.
Здесь не приходится говорить о какойто альтернативе. Достаточно вспомнить историю (уж чемуто, в конце концов, должна же она учить наши власти!) предреволюционной России, чтобы понять, к чему ведут попытки протекционизма нравственному нигилизму и попустительству нашей бессословной и антихристианской интеллигенции в деле разложения Церкви. Обструкции духовенству, бунт семинарий, открыто выражаемая ненависть к христианству и Христу, бессмысленные и дикие ревизии Священного Писания. Следует согласиться с той точкой зрения, что декаданс религии и, как следствие, нравов начался задолго до революции. Стоит ли удивляться тому, что произошло в дальнейшем?
Для того чтобы государство стало веротерпимым, верховная власть должна признавать веру, религию абсолютным началом. Именно во имя права личности на свободу вероисповедания государство не может быть светским, оно должно находиться в религиозном лоне, быть проникнутым духом национальной религии. В противном случае, как верно отмечал еще Л.А. Тихомиров, государство всегда будет оценивать религию с точки зрения государственной необходимости: полезна ли она, какая конкретно, в чем именно полезна, а в чем вредна и т.п.[764]
Говорить о равенстве прав на вероисповедание ведь можно поразному: рабы тоже «равны» в своих «правах». Применительно к христианству этот тезис – повторимся ввиду важности момента – это тем более актуально, поскольку насильственное воцерковление в принципе противоречит его духу и содержанию.