Если Llotja символизирует серьезность и даже мрачность, с которой каталонские купцы делали свою работу, то конечный продукт их острого ума и самоуважения можно увидеть на Каррер Монкада, хорошо сохранившейся улице, полной дворцов, построенных высшими слоями буржуазии. Улица тянется от Санта-Мария дель Мар, пересекая Каррер де ла Принсесса, до Пласа Маркус, где находится небольшая, XII века капелла Маркус, — место, откуда в Средние века все путешественники отправлялись в дорогу на север, во Францию.

Редко можно с уверенностью сказать, когда появилась та или иная улица, но Каррер Монкада в этом смысле исключение. Она образовалась единым росчерком пера графа Барселонского Рамона Беренгера IV, в 1148 году, еще до союза с Арагоном. Граф отдал ее сенешалю города, купцу по имени Гильом Рамон Монкада, в качестве награды за финансовую поддержку, оказанную при отвоевании города Тортоса. Таким образом, Каррер Монкада — одна из самых ранних попыток «урбанизма» в Барселоне. Мало что осталось от ее первых домов. Большая часть находящихся там сейчас зданий — XV века или более поздние. Это музей жилищ верхушки общества, музей, который всегда выглядит закрытым, так как бюргеры строили свои особняки вдоль границы участков собственности, и вид у них отнюдь не гостеприимный. Эти дома с толстыми стенами и косящими окнами строились, чтобы надежно защитить владельцев, и выглядят они столь же недружелюбно, как и флорентийские дворцы XV века.

Все меняется, когда вы входите внутрь. Типичный дво-рец-ра1аи был четырехсторонним строением, с межевыми стенами и внутренним двориком между ними, со складскими и подсобными помещениями в нижнем этаже и лестницей с аркадами, ведущей в жилые покои и парадные помещения. Таков универсальный средиземноморский план — такие здания можно увидеть от Гоцо до Танжера, — но в домах на Каррер Монкада он обретает особую широту, так как их владельцы не скупились на пространство. Большинство домов открыто для посетителей, будучи преобразованы в музеи и картинные галереи. Но это превращение в музеи — лишь последнее из превращений, которые пережили дома. От XIV–XV веков осталось довольно мало, потому что дома постоянно переделывали, к ним что-то пристраивали по мере того, как благосостояние владельцев возрастало. Один из домов, Палау Далмасес (номер 20, теперь культурный центр), имеет своды XV века, но главная его черта — лестница XVII века с украшенными богатой резьбой витыми колоннами и балюстрадой, панели которой представляли собой барочные аллегории торговли и военного триумфа Каталонии на море. Нептун, нереиды, морские коньки в кипучей морской пене, а выше, под углом тридцать градусов, — вид, навязанный нам этой лестницей, но, если задуматься, весьма точно отражающий экономический упадок, в который в конце концов пришла Барселона.

Дом Сервельо-Гуидиче (номер 25, теперь галерея Маэт) был построен каталонцами и приобретен в XVIII веке семьей Гуидиче, купцами из Генуи. В нем самая красивая лестница, со сводом, поддерживаемым готическими каменными колоннами XV века, такими тонкими и стройными, что можно подумать, будто они железные. Дворец маркизов Льо (номер 12, ныне музей тканей и одежды) имеет почти сохранившийся дворик XIV века, чей свод очень гармонирует с массивными плоскими плитами, из которых сложены стены. Возможно, самые старые архитектурные фрагменты на Каррер Монкада — в Палау Беренгер д’Агилар (номер 15, теперь, вместе с примыкающим дворцом барона де Кастел-лет, — музей Пикассо). Некоторые архитектурные детали дворца относятся к концу XIII века, и весьма вероятно, что перестроил его в XV веке Марк Сафонт, автор оригинального готического фасада Палау де Женералитат.

Именно рост торговли формировал политическую структуру Барселоны в ХШ и XIV веках. Существовали Usatges. Но как они применялись в высоких политических сферах? Этим занималось смешанное, протодемократическое правительство, которое вполне отвечало нуждам средневековой Барселоны. Его существованию Барселона тоже отчасти обязана Жауме I.

Граф-король Барселоны не являлся абсолютным монархом Каталонии и Арагона. Жители государства, в котором ревниво оберегались гражданские свободы, не допустили бы этого. К тому же имелась и финансовая сила, которая готова была защитить их от абсолютизма. «Какой еще народ в мире, — спрашивал последний граф-король Марти I Ара-

гонский Гуманный) в 1406 году, обращаясь к каталонскому правительству, Corts, — обладает столькими свободами и привилегиями, как вы; и какой еще народ отличается такой щедростью?» Каталонцам этот вопрос должен был показаться риторическим. Другого такого народа не могло быть. Чувство собственной исключительности отсылало каталонцев к идеалу римской Республики, в которой глава государства был лишь primus inter pares, первым среди равных. Граф-король правил по контракту, а не по божественному праву. Такой взгляд на вещи кристаллизовался в знаменитой и уникальной каталонско-арагонской клятве верности монарху: «Мы, кто так же хорош, как ты, клянемся тебе, который не лучше нас, считать тебя нашим королем и сюзереном при условии, что ты будешь соблюдать наши свободы и законы, — а если нет — тогда нет». Каталонцы всегда трепетно относились к средневековому протесту против королевского абсолютизма. В 1850-х годах, когда строился неоклассический фасад Ажунтамент, в нише вместо статуи Геркулеса установили статую купца XV века по имени Жоан Фивельер, главным образом потому, что, будучи conseller, членом совета, он заставил свиту первого кастильского короля Каталонии и Арагона заплатить городу пошлину на соленую рыбу, которую ели королевские придворные.

Эти «свободы и законы» определялись законодательным советом, называемым Corts Catalanes, каталонскими кортесами, в которых были представлены три слоя олигархической власти в стране: знать, высшее духовенство и верхние слои купечества, известные как boni hominess, «добрые люди». Кортесы были учреждены в 1283 году. Сначала они собирались раз в год, но после 1301 года их сессии стали менее частыми и проводились каждые три года. Кортесы принимали законы, но испрашивали одобрения короля на каждый из них. Если же король хотел получить из государственной казны специальную субсидию, например во время войны, то ее прежде должны были одобрить кортесы. Так что определенным весом обладала каждая из сторон. Однако функция кортесов в основном сводилась к советам и соглашательству. Они не могли принудить короля сделать что-либо против его воли, но могли уговорить. В промежутках между заседаниями кортесы представлял совет из двенадцати человек, известный как Генеральная депутация или Женералитат: по три депутата от каждого сословия, плюс три oidors — аудитора.

Консельеры принимают экземпляр Usalges в присутствии королевы Марии, жены Альфонсо Великодушного.

Миниатюра Берната Мартореля

Это правительство собиралось в здании, известном под названием Палау де ла Женералитат. Оно находится на северо-западной стороне Пласа Сант-Жауме, напротив Ажунтамент, резиденции муниципалитета Барселоны. Так как его функции за века расширились, Палау де ла Женералитат — в некотором роде палимпсест. Местами это великолепный пример поздней каталонской готики. Вход с Каррер дель Бисбе и дворик начала века — работа архитектора Марка Сафонта. Парадная лестница — сегмент цепной арки — выводит в галерею с тонкими и стройными каменными колоннами, а потом — в Апельсиновый дворик, этажом выше уровня улицы, устроенный Пером Матеу между 1532 и 1547 годами. Есть некое сходство между стволами апельсиновых деревьев, посаженных в обычном порядке, и колоннами дворика, который вы только что покинули. Можно только позавидовать политикам, которым досталось лоббировать интересы в таком месте, и тем, кому доводилось молиться, чтобы Господь вразумил их, среди выступов и завитков построенной Марком Сафонтом часовни Св. Георгия (1430), маленького шедевра местной пламенеющей готики.

Управление городом Барселона осуществлял другой орган, Consell de Cent, Совет Ста. Он формировался на более демократической или, по крайней мере, на более популистской основе, чем элитарные кортесы. Все началось в 1249 году, с указа Жауме 1 создать совет «пэров» из двадцати высокопоставленных граждан, известных также как probi hominess («честные люди» в переводе с латыни, по-каталански — proboms), чтобы они взяли на себя управление городом. Совет получил полномочия собирать более широкие собрания граждан. В 1258 году граф-король расширил его основу, учредив избирательную коллегию из двухсот человек, представлявших интересы различных профессий, в том числе и ремесленников. Эта коллегия должна была назначать Совет Двадцати.