30 сентября 1944

Теперь нам, кажется, негде работать. Сегодня в нашу смену, днём, была тревога. Мы думали, как обычно — летят к городу, но мастера на всякий случай погнали нас в щели и в убежища. Самолётов оказалось всего два. Американские. Но они не пошли на город, а стали прицельно бомбить нашу фабрику. Вернее, один сбросил бомбы на нас, а потом пошёл второго сопровождать куда-то дальше. И бомбы падали на другом конце посёлка. Что там бомбить? Торфоразработки, что ли? Там ещё госпиталь и школа.

Нас не выпустили вечером из лагеря. Лагерфюрер лично сказал «verboten»[115]. Но итальянцы, которых тоже не выпустили, сообщили через проволоку, что у них два барака людей забрали на разбор завалов. В том отряде и Марио, и Энрико. Ну что ж, будем ждать новостей.

Марьяна рассказала: сегодня на фабрике разговор услышала. Одна немка — работница в сборочном — другой говорила: даже если сюда придут американцы или англичане, им, простым немцам, мол, ничего не грозит. Потому что нельзя весь народ целиком обвинять в грехах фюреров и армии. Простые немцы не должны чувствовать себя виноватыми ни в том, что творилось на оккупированных территориях от имени Германии, ни в том, что было в концлагерях. Хотя теперь все уже знают, что там было.

Ничего себе! То есть у нас мирных жителей расстреливали и угоняли в рабство — это ничего? А их — всех скопом — нельзя за это осуждать? Вот Марьяна тоже говорит: нельзя осуждать всех, вспомни, сколько людей нам помогало. А я всё равно думаю, что все они виноваты!

Итальянцев тоже не выпускают — видимо, там, «на воле», всё плохо.

1 октября

Сегодня вместо работы в цехах мы все в одну смену — только пока светло — разбирали завалы на фабрике и освобождали уцелевшие станки. Ребята восстанавливали электропроводку. А вечером пролезли через дырку в колючке Марио и Энрико. Гаст не пришёл. Возможно, из их лагеря тоже никого не выпускают.

Итальянцы рассказывают страшное. Вчера американцы разбомбили госпиталь на том конце посёлка и школу. А там дети были. Больше 120 человек. Половина всех детей Хюгельдорфа. И парни всё это разбирали. Марио до сих пор трясётся, когда рассказывает. Убитых детишек — иногда не целых, а только части от них — приходилось раскладывать на лугу, чтобы родные могли опознать и забрать. Шесть рядов мёртвых детей! А один ряд — только ручки и ножки! Говорит: не знает, когда теперь спать сможет.

10 октября

Сегодня нас — целых три бригады — отправили в город. Наш фабрикант договорился с другим, что даст нас «в аренду», чтобы мы разбирали разбитый цех. Там такой жёсткий порядок: все цеха, кроме разрушенного, работают, а хозяин требует, чтобы этот восстановили как можно скорее. Вот ему надо — а нам чуть не 15 км пешком. До города 10 и через город ещё. Туда нас утром отвезли, чтобы время не тратить, а обратно — идите сами. Только конвой отправили с нами. Причём конвойные-то менялись: нас через полдороги догнали мотоциклисты, забрали одних солдат, оставили других. Ишь, рациональные какие!

Теперь будем ходить туда, пока всё не восстановим. Тот хозяин, видишь ли, своих рабочих этим занимать не хочет!

Ливень