Но они взирали на девушку с благоговением. Некоторые сложили ладони вместе и склонили головы.

– Друзья мои, – начал Михали, и его голос эхом разнесся по ущелью. – Вы преданы нашему делу. Вы многим пожертвовали. Знайте: оно того стоило, – он оглянулся и поманил Рею.

На секунду ей вспомнилась Стратафома: как она спускалась по лестнице в образе Тиспиры, а Лексос ждал ее внизу. Она оделась в иную личину, и та полностью обволокла ее сущность. Так будет и сейчас.

– Вам заявили, что все святые убиты, – продолжал Михали, твердо и вдохновленно, как настоящий лидер. – Вам говорили, что Айя Ксига лишила себя жизни, не желая пасть жертвой клинка стратагиози. Однако это ложь. От вас скрывали правду о том, что Айя Ксига жива.

Дети зашептались, но взрослые шикнули на них, и те умолкли.

– Да, жива, – прибавил Михали. – И я привел ее сюда, чтобы благословить наше правое дело, наших соратников.

«Пора, – поняла Реа. – Подумай о маме. Веди себя, как она».

– Кересмата, – поздоровалась Реа, поднимая руку.

Толпа уставилась на нее. Изможденные лица, впалые щеки. Девушка сглотнула ком в горле и закрыла глаза под ослепительным светом солнца, отраженным от снега.

Здесь собрались страждущие, уязвимые перед смертью люди – и от них Реа пыталась защитить семью? От последствий того, что натворил Васа. Того, в чем дети Аргиросов ему помогали.

Какой страшный обман. Она скрывается под маской матери и притворяется, будто испытывает тот же праведный гнев, что эти несчастные.

Может, она и впрямь разделяет их горечь? Разве ей не хотелось большего от Васы? Разве он не предавал старшую дочь снова и снова? Не использовал для собственной выгоды, не заботясь о Рее? Она страдала из-за Васы, пусть и не столь сильно, как собравшиеся здесь люди.

Реа похолодела. О чем она думает? Размышляет о семье и о грядущем хаосе. Она сделала выбор, и ради чего? Чтобы Васа в очередной раз в ней разочаровался?

Михали кашлянул, возвращая девушку в реальность.

– Айя Ксига?

– Да, – коротко ответила Реа, сняла кинжал с пояса и вновь подняла руку. Лезвие сверкнуло в залитом солнцем воздухе.

В толпе ахнули, но девушка не отвела взгляд от ножа. Она не могла выдержать ни благоговения, ни недоверия толпы.

Реа сосредоточилась на ритуале. Она не обязана придерживаться определенных правил. Левая ладонь, правая – не важно.

Однако на левой руке была метка, оставленная отцом. А на правой – шрам, что связывал Тиспиру с Михали.

Нет, все-таки выбор имеет значение.