– Высшая похвала, – сухо ответила Реа, но это не помогло скрыть нервные нотки в голосе.

– Все будет в порядке, – заверил ее Михали и оглянулся, проверяя, что никто не подслушивает. – Ты знаешь, что делать. Если кто и может справиться, то именно ты – дочь святой.

– Уверен?

Он шагнул ближе.

– Да. Не забывай, какое благо ты принесешь, какую надежду подаришь людям.

Надежду? Какая неожиданность. Тиспира, со всеми ее красивыми платьями, сладкими улыбками, расточаемыми избранному супругу, никогда не покидала чужой дом счастливой. Она прибывала в вихре ложного восторга, но после себя оставляла лишь горе.

А надежда куда лучше. Пусть Реа странно себя ощущает, пусть ей неуютно, но она должна рискнуть.

– Пойдем, – сказала Реа, разглаживая темные волосы. – Пока во мне есть решимость.

Михали приподнял уголок губ в полуулыбке и повел девушку дальше по тропе, которую можно было назвать так только с натяжкой. Лагерь представал обрывками единой картины. Вот палатка и трое юношей с голодными, жадными взглядами. А теперь за валуном пробежали два ребенка, которых догоняла женщина средних лет, вероятно, мать. На ровном пятачке среди камней ютились деревянные ящики с продуктами. Еще одна палатка маячила впереди, под самодельным навесом, потрескивал костер.

Все было так, как на снимке разведчика Лексоса. Реа удивилась, что приграничный пост оказался хлипким и убогим. Значит, она ошибалась? И Схорица – не столь серьезная угроза, как думал брат?

– Это не все, – шепнул Михали, заметив недоумение на ее лице. – В ущелье полно лагерей. Мы не смеем их объединить, пока не укрепим позиции. Нам ничего не грозит, если люди вроде твоего отца и Аммара не знают, сколько нас и где мы.

Значит, таков стратегический подход. Реа кивнула, конечно, выгодно казаться слабее, чем ты есть на самом деле.

Они миновали первую палатку, и трое юношей проводили Рею изумленными взглядами. Михали подал ей руку, помогая перешагнуть через булыжник на тропе. Костер под навесом заманчиво мерцал, девушке не терпелось отдохнуть у огня, погреть замерзшие пальцы.

Но Михали повел ее к широкому участку ровной земли и к ущелью, где на более долговечных постройках лежал толстый слой снега.

Здесь было побольше людей, в основном молодых, но измученных голодом. Воздух оглашали голоса и детский смех, причем ребятишек, как отметила Реа, оказалось немало. Она поправила роскошное шерстяное пальто и отвернулась, стыдясь добротного, теплого наряда.

Михали направился к другому костру – глубокой яме, вырытой в центре лагеря и выложенной почерневшими камнями. Реа слышала шепотки вокруг и чувствовала любопытные взоры. Девушка мысленно сказала себе, что должна держаться как святая.

Однако она находится в тех краях, где тысячу лет не видели святых. Бывала ли здесь ее мать? Возможно, благословляла предков этих семей? Или Реа ищет связи там, где их нет?

Что ж, сейчас ее очередь благословить собравшихся. Точные слова молитвы потерялись в веках, но монахи Агиокона проводили похожий ритуал, дошедший и до Ксигоры. Михали все показал Рее накануне вечером, а нож на поясе служил напоминанием о том, чего от нее ожидают. Почти того же, что сделал Васа, когда принял пост стратагиози.

– Пора? – прошептала Реа и покосилась на Михали, который кивнул.

Она повернулась к толпе, состоящей примерно из пятидесяти человек, сгрудившихся на дне русла высохшей реки. Людей было одновременно слишком много и недостаточно. Реа всматривалась в лица, ожидая увидеть кого-то знакомого, того, который узнает в ней Тиспиру.