Ближайшей спецпочтой отправил подробное сообщение об обстоятельствах встреч с Угрем, содержаниях бесед и выводах. Сжато сообщил о варианте четыре: ГРАД сможет контролировать работу израильской спецслужбы по заданиям на ОМП. Сообщил о стремлении Угря выйти через меня на японских бизнесменов, причем высокого ранга.
Все это я изготовил мельчайшим почерком, сокращал слова. Листок заложил в твердую картонную основу — рекламную подкладку фломастеров. Чтобы привлечь внимание именно к этому набору, сделал несколько наколов булавкой в разных местах. А в одном — даже царапину.
Так я создал предпосылки к тому, чтобы послание нашли. Кроме того, я предложил использовать способ еще времен политкаторжан дореволюционного времени — писать молоком между строк обыкновенного письма.
Так оно и получилось — ответ подтверждал согласие с планом работы. Утвердили и способ письма — молоко. А «перо» можно было найти и здесь, из любой бамбуковой палочки. Во второй и третьей почте в Центр говорилось, что я передал Угрю устные характеристики тех японцев, о которых знал по личным наблюдениям во время переговоров. Это были специалисты-технологи, и встречи с ними проходили по просьбам наших специалистов-инженеров. Из работы по поиску связей я знал, как трудно найти нужного человека. Найти такого — это, можно сказать, полдела.
Чтобы сохранить сведения, подсказанные Угрю, я сообщал в Центр почтой характеристики этих лиц, называя их своими, нужными и изучаемыми мною, связями. О чем сообщил по линии ГРАДа.
Разведчики-одноклассники
Получив несколько таких наводок, Угорь исчез, даже не уведомив меня об отъезде. Я не предполагал, что пятая встреча с ним будет последней. Хотя задним числом, анализируя поведение его, смог понять это: Борис в тот день был особенно ностальгически настроенным. Мы вспомнили многое из жизни в быковской школе, о наших товарищах по классу. Смешное и грустное уживалось в нашей беседе — уже не профессионалов древнейшей профессии, а просто бывших одноклассников.
Борис показал пальцами «слона» — в школе это был его коронный номер. Если во время урока его «слон» шагал по парте, класс бурно ржал над этой его выходкой, приводя в недоумение учителей. Но особенное сходство было, когда тень «слона» появлялась на озаренной солнцем стене.
Что-то тревожило Бориса в его новой жизни. Я спрашивал о родственниках и получал односложное: «все хорошо». Но так ли уж хорошо, если от воспоминаний Борис буквально растаивал. Даже губы его утрачивали суровость и снова становились губами Бориса тех лет с юношеской припухлостью. Но седина уже начала пробираться в его голову.
— Борис, да ты никак седеть начал? Вроде бы рановато. Как родители в твои годы? Тоже уже седели?
— Да нет. Родители не очень-то еще седые и сейчас. Это — не столь годы, сколь заботы и… служба, — прямо-таки печально подытожил Борис, глядя мне в глаза
Чувствовалось, что он явно чего-то недоговаривал. Эта встреча была моментом близости просто личностей, а не двух людей, в силу различных причин оказавшихся по разные стороны баррикад.
И все же нужно было возвращаться к профессиональным обязанностям. Рискуя нарушить сложившееся доброжелательство, я задал еще один вопрос, изрядно мучивший меня:
— Борис, работа со мной — это часть плана твоей службы? Или твоя личная инициатива?
— Я лучше помолчу по этому поводу…
— Хорошо, — помог я ему, — если ты скажешь «да», то я вправе не поверить тебе. Если — «нет». Может быть, ты прав: лучше не подтверждать ни «да», ни «нет»?
— Максим, врать не хочу. Тебе не хочу. А ведь тебе нужно не просто «да», а подробности? Не так ли? Одно скажу: выстрелы тогда, в городе на Неве, и осмысление, что стрелял в тебя… Это надо пережить. Мы в своей идеологической борьбе зашли слишком далеко. И ты, и я. — Борис голосом выделил слово «идеологической».
— Ты хочешь сказать, что кто-то из нас прав или мы оба неправы?
— Мы оба неправы, теряя человеческое лицо в своем противостоянии, Максим, мой старый друг, школьный товарищ, а сегодня — официальный враг по профессии и идеологической принадлежности.
…Пять встреч — это достаточно большой объем информации об Угре. И его исчезновение, столь, казалось бы, неожиданное, было нормальным поворотом правил игры в разведке.