Мы больше молчали: каждый сам по себе дополнял увиденное воображением. Но дух времени витал над нами. И не только он — при всей нашей интеллигентности, шальное желание настойчиво подталкивало нас унести что-либо отсюда. На память.
Видимо, мы одновременно подумали об этом и, взглянув друг на друга, рассмеялись. Невдалеке ходил местный страж-надзиратель, про которого мне позднее сказали, что он одновременно был ответственен за снабжение территории Вавилона… «останками древности» — строительным мусором. На «сувениры».
Несколько минут мы постояли у Вавилонского льва, импрессионистская манера изваяния которого впечатляла через тысячелетия.
— Как думаешь, Николас, на что намекал древний скульптор, поставив льва над распростертым человеком?
Дело в том, что композиция представляла собой твердо стоящего на лапах льва и человека, распростертого под ним — между лап и вдоль корпуса льва.
— Думаю, Максим, это извечная философская загадка, которая звучит так: «один ест, а другого едят!», или «властелин и покоренный», и еще «хозяин и раб».
— Немцы пошли дальше, — сказал я. — Не они ли пометили на вратах ада — концлагерей: «каждому — свое»?!
Побродив среди теней ушедших поколений, мы сели в машину и двинулись к Евфрату. Завернув за угол, мы встретили босоногих ребятишек — общительных, приветливых и смеющихся. Притормозив, я спросил у них дорогу к реке.
На мой вопрос: «как проехать к Евфрату?» они ответили веселым непонимающим смехом и выжидательно уставились на меня. Ответа мы сразу не получили потому, что произносили это имя неправильно. И только когда дети догадались, что нас интересует «Эль-Евфратус», то мгновенно все ручонки вытянулись в нужную нам сторону. То, что им не дали ни гроша, их не расстроило. А мы не решились на это потому, что ребятишки… не просили.
И вот мы на берегу Евфрата! Реки множества времен и народов. Чего только не видели эти воды за десятитысячелетнюю историю Двуречья?! Меня удивило, что по сравнению с Тигром, который широк в районе Багдада, Евфрат был значительно уже — метров 300. Зато полноводен необычайно — вода стремительно бежала почти вровень с плоским, покрытым густой травой, берегом.
Деревушка Вавилон приткнулась к берегу. На другой стороне реки — пальмовая роща, густая и зеленая. По реке быстро сносило вниз две лодки, длинные и низкие с изогнутыми кверху носами и кормой. В каждой был рыбак, который методично забрасывал в воду сеть, квадратом растянутую на брусках.
На берегу под пальмами мы расположились на отдых и короткий завтрак-обед. У Барона, как всегда, был чай, а бутерброды мы купили возле входа на территорию музея-заповедника. Но вставать и уезжать не хотелось. Вели тихую и медленную беседу об увиденном, о старине лондонских улиц и городов Британии, о древности на моей Родине.
Уезжать не хотелось! Все вокруг напоминало съемки кинофильма — так все было неестественно-декоративно. У реки играли дети, которые не обращали на нас никакого внимания. Молодая женщина, хрупкая и гибкая, не торопясь мыла в реке металлическую посуду из темного металла, похожего на серебро: кувшины, какое-то блюдо, ковшики… Выше по течению другая женщина, аккуратно придерживая бурнус из легкой черной ткани, шелковистой и полупрозрачной, набирала воду в кувшин из глины.
Недалеко от нее, еще выше по течению, в реку пускал струю мальчонка лет семи-восьми, черноглазый и черномазый. Он высоко задрал грязную рубашонку-галабию и не смущался ни женщин, ни нас.
Время двигалось ближе к концу дня. Закат еще не наступал, но его признаки сказывались на горизонте небосклона, меняя на нем цвета. Когда мы уезжали, небо окрасилось в оранжево-бежевые цвета, простираясь неширокой полосой за финиковыми пальмами. Быстро темнело, и лазурь неба переходила в глубокие фиолетовые и синие тона.
Было очень тихо. Мы молча взирали на эту сотворенную тысячелетия назад гармонию. Зелень травы на берегу реки и окружающие нас пальмы на поляне контрастировали с глинобитными стенами домиков деревушки, рыжий цвет которых ярко выделялся на фоне темнеющего неба.
Вблизи деревни мелькали фигуры мужчин и женщин, как тени сновали они среди грациозно изогнутых стволов пальм. Мне казалось, что роща та же самая, что и тысячелетия назад, и среди этих деревьев люди из поколения в поколение жили, поднимали на ноги детей, умирали… Они были потомками одной из древнейших цивилизаций. Они были вавилонянами. И это говорило о многом.
Перед нами был остаток Вавилона с его рощей, поляной и стенами города, который когда-то был великим.
Фактически проведя весь день вместе, мы не говорили о делах. Не хотелось. Верно, для нас в жизни все больше и больше приобретало значение обстановки, в которой мы находились в разные моменты ее проявления.
Вот почему только по дороге в Багдад мы продолжали деловую часть нашей встречи.