Люблю, целую, обожаю!
Алекс решила, что, если уж война действительно неизбежна, своим сообщением она хотя бы заставит их вести себя по-взрослому.
17
В понедельник вечером по пути домой Адам прокручивал в голове предстоящий разговор с Рут: он будет объяснять, как ужасно она с ним поступила и что он теперь чувствует, а она молча его выслушает. Однако, открыв входную дверь, он обнаружил, что в доме темно, и вспомнил: Рут на встрече и вернется поздно. Адам переоделся в джинсы, накинул сверху анорак и отправился к Темзе, перешел Хаммерсмитский мост и пошел вдоль дороги на запад. Он шагал стремительно, замедляясь лишь для того, чтобы пропустить велосипедистов и бегунов и обойти лужи. Он пытался остыть и успокоиться, но сделать это было непросто: старые раны открылись вновь.
Накануне ночью ему снился тревожный и пугающе реалистичный сон: он подошел к своей машине, открыл дверь и увидел, что за рулем сидит какой-то человек. Сев на место пассажира, он попросил незнакомца уйти, но тот отказался. Тогда Адам закричал: “Выметайся или я вызову полицию!” Но мужчина и бровью не повел. Вместо этого он завел мотор и утопил педаль в пол – машина помчалась вперед, а незнакомец хохотал как безумный. Адам схватился за руль, но бесполезно – машину бросало из стороны в сторону. Столкновения не избежать. И тут Адам проснулся – простыня под ним была пропитана потом.
Возле здания Национального архива он отчетливо почувствовал тошнотворно-сладкую вонь канализации, смешавшуюся с привычными запахами этого места: цветущей воды и гнилых листьев. Адам поднялся по ступеням моста Кью, и проходящая мимо пара поздоровалась с ним – как будто мир вокруг него не рухнул. Он доверял Рут, а она держала его в неведении и оставила одного. В конце концов, так было всегда: отец, мать, дедушка – все они оставляли его на грунтовке возле школы и уезжали прочь. Он шел, шатаясь. Хочу – создаю зародышей, хочу – убиваю. А муж? А что муж? Да и черт бы с ним! Адам представлял себе тот момент, когда беременность Рут станет заметна окружающим: что же скажут друзья и соседи? Как наяву, он видел удивленные лица, слышал сухие и колкие комментарии коллег, когда эта история дошла и до них: “Бедняга Фернивал, смотри-ка, жена и без него управилась! Ха-ха-ха!” Воспоминания унесли его в школу-интернат: он лежит, свернувшись калачиком и закусив нижнюю губу, повторяет про себя: “Мальчики не плачут, мальчики не плачут…” Одинокий и беспомощный, Адам делает вид, что ему все равно, пока одноклассники смеются над ним за то, что он стонет и дергается во сне, прыгают вокруг него, обзывают психом и наваливаются всем скопом, так что ему становится нечем дышать. Он представлял, как подойдет к Дэну и двинет ему прямо промеж глаз. Один удар – и как гора с плеч! Но ведь Дэн ни в чем не виноват, да и речь идет о ребенке Лорен, его внуке или внучке. Нужно смотреть в будущее. “Теперь ты глава семьи, Адам, не подведи нас!”
Волны Темзы разбивались о набережную, выбрасывая под ноги Адама ветки и водоросли. Шторы и жалюзи на окнах домов с террасами и пабов еще были открыты, отовсюду бил свет. Все вокруг напоминало старые фотографии улиц, окаймленных рядами фонарей, – идеальная картинка семейной жизни: тихой, уютной, размеренной и безопасной. Современные люди могут только позавидовать. Адам решил, что он должен остаться рядом с Рут, помогать ей и поддерживать, пока все это не закончится. Но ни о каком физическом контакте не может быть и речи. Он не хотел видеть ее разбухающее тело и прикасаться к ней.
Вернувшись домой, Адам два часа переносил все свои вещи в спальню в мансарде. Из совместного имущества он прихватил с собой только картину – тупиков Одюбона, хранителей семейного счастья, – которую передала им его мать. Слава богу, что она не дожила до этих дней и не стала свидетелем этого безумия. На голой стене остался лишь бледный прямоугольник. Поднявшись наверх, он повесил гравюру на крючок напротив своей новой кровати и только потом осознал, как больно будет видеть ее каждый день. Он положил ее лицевой стороной вниз в дальний ящик комода, затем пошел в свой кабинет, сел за компьютер и напечатал:
Рут,
Я переехал в комнату Алекс и отныне буду ночевать там.
Я буду уважать твое личное пространство и жду от тебя того же.
Думаю, дальше нам стоит идти хоть и параллельными, но разными путями.
Закончив письмо, он нажал “Отправить”: теперь она узнает до приезда домой и не станет его искать.
На следующее утро Рут вытянула ноги в стороны, чтобы нащупать Адама и прижаться к его теплому телу, но его сторона кровати оказалось холодной и пустой. Вспомнив, что произошло вечером, она потянулась к телефону и в сотый раз перечитала его письмо. Переезд – это явно символический жест, призванный ненадолго ее наказать. И все же Рут сильно удивилась, когда прикинула, сколько вещей Адам забрал с собой. Она представила, как он, решительно сжав зубы и чувствуя себя совершенно несчастным, шагает туда-сюда, перетаскивая костюмы, туфли и галстуки.
Однако она посчитала, что Адам виноват ничуть не меньше: не будь он таким упрямым консерватором, она с самого начала поговорила бы с ним начистоту. Она встала с кровати, взбила подушки и откинула одеяло – ощущение собственной правоты придало ей сил. Если Адам решил какое-то время пожить отдельно, отчего бы не навести в комнате чистоту, раз уж он забрал с собой весь хлам. Рут немного отошла в сторону, чтобы удостовериться, все ли в порядке, и вдруг ее взгляд упал на вытянутый отпечаток на стене, напоминавший игру света, только подозрительно статичную. Она уставилась на пустующую стену – от нехорошего предчувствия закружилась голова. Кто-то украл тупиков! Их ограбили! Рут тщательно осмотрела всю комнату в поисках других пропавших вещей. Все на месте. Она медленно опустилась на кровать. Похоже, произошло нечто похуже ограбления.
Лорен свернула в переулок, где находится клиника, и издалека увидела Рут. Она окликнула мать и побежала ей навстречу, но Рут только обернулась на мгновение и зашла в здание. Они встретились в зале ожидания у кабинета УЗИ.
– Мы неделю не могли до тебя дозвониться! – воскликнула Лорен, отдышавшись. – Почему ты не отвечала?! Мам, это же может отразиться на ребенке!
– Милая, прости, я не хотела тебя в это втягивать: в последние несколько дней творился какой-то кошмар. Я сама предложила не рассказывать отцу и готова отвечать за последствия: я собиралась сказать ему сегодня вечером, если беременность подтвердится, – он бы точно нас поддержал. Но теперь он уверен, что я хотела его унизить, – никогда не видела его в таком гневе. По-моему, он даже думает уйти из семьи. Что вообще было у Дэна в голове?
Лорен села рядом.
– Дэн с самого начала считал, что хранить секрет от папы неправильно. Честно говоря, я тоже. И когда они встретились, он внезапно решил, что рассказать ему – его долг.