Книги

Судьбы иосифлянских пастырей

22
18
20
22
24
26
28
30

Вместо Сергея Афанасьевича в домике Патермуфия появилась женщина лет 60-ти, потом стали приходить сюда молиться люди и приносить иконы и лампады, которыми вскоре и были заполнены все стены. У задней стены было нечто вроде скамьи и ложа — здесь отдыхал когда-то ночной сторож, но все посетители „домика“ были уверены, что это ложе старца Патермуфия. Сбоку, в „головах“ этой скамьи я заметила громадную, совершенно черную икону на толстой доске, и с трудом разобрала, что это — „Покров“ Пресвятой Богородицы, в уголке иконы изображена Богородица как Посетительница больного. Это изображение называется „Целительница“. Женщину, присматривающую за „домиком“ и за лампадами, звали Мария Ивановна, и она там находилась с открытия до закрытия Тихвинского кладбища ежедневно. Лампад стало очень много. Люди клали копейки на масло. В окошке на широком подоконнике стоял канун, т. е. металлическое распятие, перед которым возжигали и свечи, принося их с собой, и всегда горела лампадка.

В домике царила атмосфера тишины, радости, дружелюбия. Душа там отдыхала… Я выпросила у Марии Ивановны маленькую, тоже старинную, но „фряжского“ письма иконку „Целительницы“ и хранила ее как благословение о. Патермуфия. Я немного умела рисовать и по просьбе Марии Ивановны стала писать на фанерных досочках маленькие иконки Ангела о. Патермуфия — египетского подвижника при. Патермуфия, по 25, 35 и 50 копеек. Деньги тогда были дорогие, и этот мой труд был каким-то подспорьем в нашей убогой, почти нищенской жизни. Иконки раскупали охотно, а я все более связывалась духовно с почившим подвижником…

Прошло 4 года моего нахождения около „домика“. Мария Ивановна и многие постоянные посетители заметили, что каменная плита-надгробие стала подниматься из земли; особенно это было заметно в ногах гроба старца. Люди стали получать по молитве своей помощь от о. Патермуфия. В „домике“ уже горело 40 (!) лампад и число богомольцев все увеличивалось. Уже не бывало весною „половодья“ на пути к благодатному домику — в конце зимы весь снег по пути к могилке старца тщательно убирали, и вокруг домика весь снег расчищался. Благодать Божия согревала сердца и утешала скорбные души верующего народа Его. Так было до страшной ночи на 18 февраля 1932… Иконы увезли, как вредный хлам, а Марию Ивановну забрали. На нее был, конечно, написан донос. Арестован был и Сергей Афанасьевич, чтобы испить чашу своего Владыки. Я уцелела. Мой нищенский „туалет“ с чужих плеч и жизнь в вонючем подвале сберегли меня от зависти, а значит, и от доносов. В лагеря я попала много позже, через 12 лет»[747].

С. А. Салыкин и М. И. Чиркова действительно были арестованы вместе с иеромонахом Матфеем (Челюскиным), но только не в феврале 1932 г., а 1 сентября 1931 г. — всего лишь через 10 дней после появления статьи-доноса в газете «Безбожник». В постановлении об обыске и аресте Сергея Афанасьевича говорилось, что он, «провозгласив чудотворные свойства могилы монаха Патермуфия, занимается спекуляцией на религиозных предрассудках верующих и ведет антисоветскую агитацию». Марию Ивановну обвинили в том, что она, «в связи с наступлением решительного натиска на паразитические элементы, на кладбище Александро-Невской Лавры объединяла черносотенное стечение монархической знати и вместе с ней вела контрреволюционную агитацию среди посетителей кладбища, прикрываясь христолюбивой фантасмагорией»[748].

На допросах С. Салыкин вел себя мужественно и, не скрывая своих убеждений, заявлял: «Стою за истинно-православную веру и политику существующего советского строя, поскольку она безбожная, не признаю… Я считал самым верным то, чтобы избавлять праведных от советских замысловато сплетенных сетей антихриста, избавлять путем вовлечения народа в Церковь Христову, возглавляемую митрополитом Иосифом, как в самую истинно-христианскую Церковь». Сергей Афанасьевич говорил, что он после закрытия в Лавре всех иосифлянских храмов «стал строить единение народа, измученного советской властью, у могилы святого праведника Патермуфия». При этом Салыкин, по его словам, «стремился приблизить к верующим путем прославления» также другие захоронения подвижников благочестия на лаврских кладбищах: иеросхимонаха Алексия, схимонаха Серафима, схимонахини Алексии (в миру Натальи) и погребение блаженной Ксении Петербургской на Смоленском кладбище.

При обыске у Сергея Александровича были изъяты фотографии двух «болящих святых праведниц»: гатчинской схимонахини Марии (Леляновой), лежащей на одре 20 лет, и проживавшей в Лесном схимонахини Маргариты (Семеновой), пребывавшей на одре 10 лет. Обе они были иосифлянками и в дальнейшем подверглись репрессиям. С. А. Салыкин сказал и об их почитании верующими: «Эти болящие праведницы не просто страдающие обыкновенной болезнью, а по знамению Божьему, и поэтому к ним стекаются верующие, как бы поклониться живым мощам праведниц и найти у них душевное смирение и успокоение. Я сам у них бывал». В ходе следствия выяснилось, что Сергей Афанасьевич собирал средства для помощи ссыльным иосифлянам. Органы ОГПУ обвиняли Салыкина также в том, что он якобы отождествлял советскую власть с антихристом и говорил о наступлении Страшного Суда на Пасху 18 апреля 1933 г. (по словам обвиняемого, появление антихриста в 1933 г. было предсказано в 1929 г. Божьим странником Михаилом, ходившим босым зимой и летом «по всей России»)[749].

Такую же убежденность в своей вере и правоте показала на допросах М. И. Чиркова. 19 октября она заявила следователю: «Раньше могильная плита была в земле, а теперь поднимается. Это не что иное, как святого Патермуфия есть мощи, и они выходят на поверхность для прославления Господа… Вы можете называть почитание могилы Патермуфия шарлатанством и антисоветским гнездом — мне совершенно это безразлично, так как надеюсь на Бога и верю, что советская власть погибнет, а почитание праведника Патермуфия живет в сердцах народа, и оно будет жить вечно, ибо это великое знамение Господа». По свидетельству Марии Ивановны, к могиле монаха Патермуфия приходили «образованные люди», которые хотели для прославления молчальника написать его житие, но не успели это сделать до начала репрессий[750].

Отец Матфей (Челюскин) подробно рассказал на допросе о почитании блаженного Матвея Татомира, но своей вины в антисоветской деятельности не признал. В качестве вещественных доказательств в деле сохранились уникальные рукописные брошюры «Чудеса Матвея блаженного» и «Жизнь Матвея блаженного», фотография Татомира, тексты его писем из Иерусалима крестной дочери, а также групповой снимок 1922–1923 гг. на могиле блаженного, где изображены Л. М. Лимонштайн, М. Челюскин, супруги Бобровы, А. В. Адамович и другие почитатели Матвея Татомира.

В качестве свидетелей органы следствия привлекли бывших наместников Александро-Невской Лавры еп. Николая (Ярушевича) и архим. Иоасафа (Журманова), давшего «убийственные» показания об общине верующих на Тихвинском кладбище: «Вместе с толпившейся на кладбище знатью царского времени Салыкин и Чиркова, прикрываясь заботой о „грешниках“ подвергали самой злоумышленной критике экономическое и политическое положение СССР, тем самым превратив могилу Патермуфия в место антисоветской агитации и пропаганды».

23 сентября 1931 г. был допрошен и автор анонимной статьи в газете «Безбожник» аспирант Института этнографии Академии наук, член ВКП(б) с десятилетним стажем, Н. Н. Волков. Он назвал кружок почитателей молчальника Патермуфия «религиозной организацией, занимающейся антисоветской обработкой верующих», где, в частности, велась агитация против колхозов, займов, ликвидации кулачества и т. п. При этом Волков перечислил некоторых других членов кружка: профессор Александр Дмитриевич Аксенов, бывший чиновник Святейшего Синода Серебряников, вдова основателя знаменитого хора Пелагея Архангельская и бывший владелец магазина красок Александр Константинович (к счастью, они избежали репрессий)[751].

После ареста обвиняемых были уничтожены «келия» монаха Патермуфия и надгробия старцев на Тихвинском кладбище. Часовня же блаженного Матфея сохранилась. Из свидетельских показаний архим. Иоасафа (Журманова) от 27 сентября 1931 г. видно, что кладбищенская администрация после ареста иеромон. Матфея лишь заделала входное отверстие в склеп, но на это место кем-то был поставлен мраморный панихидный столик. В часовне по-прежнему горели лампады, почитатели ставили свечи и прикладывались к портрету блаженного, как к святыне. При этом лаврские монахи: Герасим (Бекетов), Зосима (Шулдяков) и другие — некоторое время дежурили у ворот Никольского кладбища, предупреждая посетителей: «Не ходите на могилу блаженного Матфея — там всех арестовывают»[752].

16 ноября 1931 г. следствие было закончено, тогда же было составлено обвинительное заключение, в котором арестованные обвинялись в том, что они: «1) эксплуатировали верующие массы с целью личной наживы; 2) могилы „молчальника“ Патермуфия и блаженного Матфея превратили в подпольные сборища разных бывших людей и верующих; 3) придали этим могилам чудодейственные способности и вместе с бывшими людьми, измышляя „чудеса“ и „знамения“, среди верующих вели систематическую контрреволюционную агитацию; 4) отождествляли сов. власть с властью антихриста и запугивали верующих „страшным судом“; 5) усугубляли религиозные предрассудки верующих масс и настраивали их против всех текущих мероприятий сов. власти». В обвинительном заключении отмечалось, что «контрреволюционная агитация» велась на кладбищах Александро-Невской Лавры, Смоленском и ряде других, но особенно на могилах Матфея Татомира и Патермуфия (т. е. они были наиболее почитаемы и посещаемы верующими северной столицы). 3 декабря 1931 г. Полномочное Представительство ОГПУ в Ленинградском военном округе приговорило всех трех подсудимых к 5 годам концлагеря, но 14 декабря более высокая инстанция — Коллегия ОГПУ — пересмотрела этот приговор и постановила осудить иеромонаха Матфея (Челюскина) на 3 года заключения в концлагерь, а С. А. Салыкина и М. И. Чиркову на 3 года высылки в Северный край. Уже 21 декабря 1931 г. их отправили по этапу в Архангельск, о. Матфей же отбывал свой срок в Беломоро-Балтийском лагере на строительстве канала[753]. После освобождения иеромонах поселился в Тверской (Калининской) области, там был вновь арестован по групповому церковному делу и 17 сентября 1937 г. расстрелян в г. Калинине вместе с бывшим наместником Лавры епископом Григорием (Лебедевым).

Часовня-склеп Матфея Татомира сохранилась до настоящего времени, и хотя сами мощи блаженного стараниями митрополита Ленинградского Антония (Мельникова) были в 1985 г. перенесены в алтарь возрожденной Никольской кладбищенской церкви, много людей приходит помолиться к часовне, по-прежнему оставляя записки с просьбами о помощи. Уничтоженное надгробие на могиле молчальника Патермуфия в настоящее время планируется восстановить или установить на месте захоронения новое.

Иеромонах Тихон (Зорин)

Одним из последних пастырей Истинно-Православной Церкви, служившим тайно до конца 1970-х гг., был иеромонах Тихон (в миру — Василий Никандрович Зорин). Он родился 28 января 1893 г. в с. Пупково Вогнемской волости Кирилловского уезда Новгородской губернии в крестьянской семье, окончил двухклассное училище в г. Кириллове ив 1911 г. поступил послушником в Кирилло-Белозерский монастырь. В 1914 г. В. Н. Зорин перешел в Успенский Тихвинский монастырь, где в 1920 г. был пострижен в монашество с именем Тихон и рукоположен в иеродиакона. В 1922 г. о. Тихон в г. Тихвине привлекался к суду по обвинению в участии в антисоветском выступлении, но был оправдан. С 1924 г., после закрытия Тихвинского монастыря, он проживал в родной деревне, где занимался сельским хозяйством.

В 1925-январе 1928 гг. о. Тихон служил диаконом в кафедральном Софийском соборе Новгорода. Там он познакомился с Владыкой Иосифом (Петровых), который до августа 1926 г. управлял Новгородской епархией и часто служил в соборе. С началом иосифлянского движения иеродиакон Тихон вместе с духовником митр. Иосифа настоятелем Софийского собора протоиереем Александром Советовым отделился от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия. В январе 1928 г. о. Тихон

послал митр. Иосифу телеграмму с просьбой направить его в иосифлянский приход. Согласно распоряжению Владыки, вскоре иеродиакон был принят в состав причта ленинградской Троицкой церкви в Лесном — помощником к назначенному настоятелем этого храма прот. Александру Советову.

В 1928 г. о. Тихон был рукоположен во иеромонаха епископом Гдовским Димитрием (Любимовым). Следует отметить, что в 1929-начале 1930 гг. батюшка ездил к митрополиту Иосифу (Петровых), отбывавшему в это время ссылку в Никольском Моденском монастыре Череповецкого округа. Сам Владыка на допросе осенью 1930 г. об этой поездке говорил так: «Иеромонах Тихон и с ним мирянин (имени и отчества и фамилии не помню) привозили продуктов. Беседовали о Лавре и других вещах, не имеющих делового характера. При отъезде подверглись обыску, не давшему никаких результатов»[754].

В конце 1929-августе 1930 гг. о. Тихон состоял в числе братии Александро-Невской Лавры и жил в одной келье с архимандритом Алексием (Терешихиным). В это время батюшка уже тайно постригал в монахини. 22 августа 1930 г. он был арестован вместе с архим. Алексием по обвинению в антисоветской агитации и «незаконном» хранении серебряной монеты. На допросах о. Тихон вел себя мужественно и обвинения следственных органов отрицал, в частности, он заявил: «В монашество я пошел с 1920 года… Деньги, обнаруженные у меня мелким серебром на сумму 48 р. 60 коп., скопились у меня в течение августа месяца… Принадлежу я к иосифлянскому течению по своему внутреннему убеждению»[755].

11 декабря 1930 г. иеромонах Тихон был приговорен Тройкой Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе к трем годам лагерей. Срок заключения он отбывал в Коми АССР. После освобождения в 1933 г. о. Тихон прибыл в Ленинград к своей сестре Евдокии Никандровне Городничной, но органы милиции указали ему в течение суток выехать из города, и иеромонах выбрал для поселения Новгород, где в то время проживало много отбывших лагерный срок ленинградских иосифлян[756].