Отец Макарий, как бывший насельник, поддерживал связь с Перекомским монастырем и разделял церковную позицию его братии. На допросе 24 декабря 1929 г. он показал: «Около 1,5 года тому назад был получен указ митрополита Сергия, под которым я не подписался и, съездив к архиепископу Димитрию и посоветовавшись с ним, приписался к Ленинградской епархии. К архиепископу Димитрию до сего времени, сколько я знаю, примыкает наше Маковище, Велебицы, Перекомский монастырь и церковь в Новгороде (Спаса). С 1928 г. наша община называется иосифлянами»[688].
С весны 1929 г. о. Макарий начал активно проповедовать и служить молебны за пределами своего прихода, в частности, в с. Видотощи — почти в 30 километрах от Маковищ, деревнях Горное Веретье и Базловка. Число его последователей в этих населенных пунктах быстро увеличивалось. По оценке ОГПУ, к концу 1929 г. «секта макарьевцев» выросла до 500 человек. В д. Горное Веретье наиболее активными сторонниками о. Макария были зажиточные крестьяне братья Никитины и братья Колосковы. Они выступали против землеустройства и хлебозаготовок, призывали не вступать в колхозы и не пускать детей в советские школы, так как «там учат делу антихриста». По утверждению ОГПУ, иеромон. Макарий читал «Протоколы Сионских мудрецов» и якобы «доказывал, что Ленин — антихрист, тов. Сталин и Рыков — слуги его, что колхозами подготовляется приход антихриста».
Отец Макарий несколько раз ездил к Владыке Димитрию в Ленинград и Тайцы, последний — в начале октября 1929 г., когда получил от архиепископа указание не совершать треб в деревнях чужих приходов во избежание репрессий. Приезжал иеромонах и в Гатчину к болящей схимонахине Марии (Леляновой), обладавшей даром утешения скорбящих. Выслушав рассказ о. Макария о гонениях на него, схимонахиня сказала: «Терпи, милый, счастливый ты человек». А на слова батюшки «Боюсь, зашлют, в тюрьму посадят…» мать Мария ответила: «С Богом везде хорошо»[689].
Кроме Маковищинского, тесную связь с братией Перекомского монастыря имели также Васильевский, Ямковский и Хутынский приходы. Служивший в то время в Лазаревской церкви с. Ямок иеромон. Варсонофий (Кузьмин) на допросе 14 января 1934 г. показал, что после того как насельники обители на совещании зимой 1928 г. «вынесли единодушное решение о Сергие, как продавце власти антихриста и раскольнике православной веры», они «провели разъяснительную работу» в приходах монастыря, Ямковской и Васильевской церквей, «доказав верующим, что митрополит Сергий продался сов. власти и безбожникам-большевикам, и мы, как духовные учителя учения Иисуса Христа Истинно-Православной Церкви, являемся хранителями от безбожников-больше-виков истинно православной веры. С тех пор и до сего дня, мы являемся проводниками учения Иисуса Христа, последователями митрополита Иосифа»[690].
Насельники монастыря поддерживали непосредственную связь с Владыкой Димитрием. Три раза к нему ездил архим. Сергий, а также по поручению настоятеля его родственники из д. Горное Веретье: крестьяне И. И. Никитин, В. И. Никитин-Егоров и крестьянин В. А. Ведерников из д. Базловка. В Ленинграде они останавливались у прот. Феодора Андреева, иеромон. Тихона (Зорина) и других иосифлян, посещали богослужения в соборе Воскресения Христова и получали различные воззвания и послания с осуждением действий митр. Сергия. На допросе в январе 1930 г. иеродиакон Владимир (Кожинов) показал: «В прошлом, 1929 г. среди монахов были листовки, которые нами читались поодиночке, а также и когда мы собирались вместе в присутствии игумена Сергия. В этих листовках было написано о том, что Сергий продался советской власти, что сейчас время тяжелое, закрываются храмы, оскверняются святые мощи, что распространилось в народе безверие-безбожие, что начались гонения на священнослужителей и т. д. Эти листовки привозил Андреев из Ленинграда, они были от епископа Виктора и др. епископов».
В августе 1929 г. архим. Сергий вместе с В. А. Ведерниковым ездил и в Гатчину к схимонахине Марии (Леляновой). Зимой того же года настоятель несколько раз посещал вместе с певчей Богоявленской церкви Параскевой Алексеевой деревни Базловка и Горное Веретье, где служил молебны в домах Ведерниковых и Никитиных. Следует упомянуть, что в конце 1929 г. ей. Сергий (Дружинин) назначил о. Варсонофия (Кузьмина) настоятелем Покровской церкви расположенного в Лужском уезде с. Уторгош (ныне Новгородская епархия), но иеромонах, вероятно, не успел до ареста выехать туда из Перекомского монастыря.
Активным распространителем иосифлянских воззваний в Новгородской епархии был священномученик иеромонах Гавриил (в миру — Григорий Петрович Владимиров). Он родился в январе 1873 г. в д. Котляровка Опочкинского уезда Псковской губернии в крестьянской семье, до 1914 г. был насельником Пантелеимоновского монастыря на Афоне в Греции, затем в годы Первой мировой войны служил полковым священником, а в 1918–1923 гг. работал агитатором отдела народного образования в Новгородской губернии. В 1923–1927 гг. о. Гавриил был насельником Михайловского Сковородского монастыря под Новгородом. В начале 1928 г. иеромонах перешел к иосифлянам и, проживая в Новгороде по адресу: Дмитровская ул., 36–8, выезжал в различные районы Ленинградской области, агитируя в пользу движения митр. Иосифа. По утверждению ОГПУ, он объездил весь Новгородский округ и затем перешел на Псковский, где служил нелегально в домах и на кладбищах и собирал подписи верующих для постройки храма в Опочкинском районе.
На допросе в декабре 1929 г. о. Владимир показал: «Езжу по всем городам, распространяя идеи „иосифлянства“, для чего, помимо устной агитации, я распространял всевозможные послания, листовки, размножая их через машинистку Дееву. Отпечатанное я переплетал и продавал как сам, так и через странников Максима и Гавриила. Приезжая в Ленинград, я подкреплял себя, получал и размножал литературу и со всей литературой ехал в деревню. После присоединения каждый священник снабжался всевозможной литературой… Странников Гавриила и Максима я знал. Распространяя „видение мальчикам“, в котором предсказывалась скорая гибель сов. власти, они среди верующих имели успех. Постоянного местожительства они не имели, а жили по таким верующим, которые их почитали. Ими был пущен слух, что Николай II жив, живет и скрывается до момента, когда сов. власть будет сброшена»[691].
Упоминавшиеся в этих показаниях странствующие истинно-православные монахи Максим (Генба) и Гавриил (Кожухарев) ранее были насельниками киевских монастырей, но в 1928–1929 гг. разъезжали в основном по Северо-Западу России, в том числе по Новгородскому округу. Брошюра «Явление Христа Спасителя двум мальчикам» была составлена мои. Максимом со слов самих мальчиков. Вместе с иеромон. Гавриилом (Владимировым) неоднократно ездили: ясновидящая юродивая Домнушка (Евдокия Чмелева), которая якобы «была в летаргическом сне» и предсказывала «пришествие антихриста и кончину мира», уверяя также, что Император Николай II до сих пор жив; проживавший в Новгороде на Прусской ул., 42, юродивый Павлуша (Павел Григорьев) и «босоножка» монахиня Анна (Матвеева). Последняя до 1932 г. жила в Новгороде при Печерской часовне на Ильменской ул., ходила круглый год босой и почиталась многими иосифлянами как «святая».
По версии следствия, именно иеромон. Гавриил (Владимиров) организовал в 1928 г. в Новгороде иосифлянскую группу в составе местного прот. Николая Семеновского, настоятеля Лукинской церкви Самокражского сельсовета Новгородского района свящ. Василия Якимова, настоятеля Васильевской церкви того же сельсовета свящ. Николая Финникова, монахинь Анны (Матвеевой), Екатерины (Земляницыной), высланных в Новгород Ф. Кабанова, Ланского, бывшего секретаря Российского посольства в Турции П. Б. Мансурова (уехавшего после окончания срока высылки в 1930 г. в Москву), бывшего полковника царской армии Андреева и новгородского домовладельца С. Срадомского, в доме которого близ церкви Михаила Архангела эта группа и собиралась. Согласно показаниям священника Никольского собора Новгорода Владимира Богданова, иеромон. Гавриил агитировал его и других оставшихся верными митр. Сергию священнослужителей перейти к иосифлянам[692].
Некоторые новгородские иосифляне имели тесные связи со своими тверскими единомышленниками. Так, юродивые Домнушка и Павлуша неоднократно приезжали на церковные праздники в Успенский монастырь, расположенный в четырех километрах от Твери в д. Желтиково. После смерти в 1929 г. настоятеля этой обители архим. Иоасафа, архиеп. Димитрий (Любимов) назначил на его место бывшего насельника расположенного вблизи Новгорода Вяжищского Николаевского монастыря иеромон. Горгония (Анисимова). В составе братии Вяжищского монастыря в первой половине 1920-х гг. были еще два иосифлянских иеромонаха — Симеон (Козорез) и Фотий (Солодов), перешедшие в 1929 г. в Успенский Желтиковский монастырь.
Накануне их ареста, 25 октября 1930 г., Тверской сектор ОГПУ запросил Новгородский горотдел ОГПУ дополнительный компрометирующий материал: «В производстве Тверского сектора ОГПУ имеется след, дело № 511 на монахов-ионитов Желтиковского монастыря г. Твери Фотия Солодова, Семена Козорезова и Горгония Анисимова, находившихся ранее в Вяжищском Новгородском монастыре и проходивших у Вас по регистрации как иониты. По настоящему делу проходит некто „Павлуша“, проживающий в г. Новгороде по Прусской ул., д. № 42, принадлежащем Желябову. Этот „Павлуша“ (фамилия его не установлена, звать Павел Егорович) неоднократно приезжал в Тверь в Желтиковский монастырь, где совместно с упомянутыми монахами производил обманные действия, представляя из себя юродивого провидца, более того, давая верующим фанатикам разного рода советы в жизни и т. п., притворяясь юродивым и хромым, в то время, как в действительности он здоров. По имеющимся у нас данным, есть основания полагать, что „Павлуша“ также принадлежит к секте ионитов. Просьба срочно произвести установку Павлуши, выяснив его связи, род деятельности и собрав весь компрометирующий материал, после чего выслать все материалы нам. Одновременно просьба выслать компрометирующий материал на вышеуказанных монахов…»[693]
Иеромонахи Горгоний и Симеон были арестованы в Желтиковском монастыре 10 ноября 1930 г., постановлением Коллегии ОГПУ от 18 декабря 1931 г. приговорены к высшей мере наказания и расстреляны в Москве. В одной из своих, приведенных в обвинительном заключении проповедей, о. Симеон говорил: «Все приходится отдавать этой ненасытной богопротивной власти, сейчас вводятся коммуны в крестьянстве, где своего ничего не будет. Кто не согласится идти в коммуну, тех будут высылать, вот какое безвыходное положение создается для крестьян. Рабочих на фабриках взяли в руки, теперь подбираются и к крестьянам. Ясно, что воцаряется сам антихрист, остается только одно — выступать на обличение и идти на мучение. И скоро этот час настанет, когда христианская кровь прольется рекой… С дерзновением заграждайте уста всякому безбожнику, говорящему ложь, ибо настало для нас время, когда верующим нужно выступать на защиту Православия. Многим гонимым и заступникам веры Христовой, христианам, придется сидеть в тюрьмах. Не бойтесь, везде Бог есть, сейчас тысячи страдают за веру Христову в ссылках и тюрьмах. Надо быть готовым каждый час, чтобы бесстрашно выступить на верную смерть»[694].
На время спасся только о. Фотий — он уехал в Москву, укрывшись в одной из иосифлянских общин, затем — в Никольский погост Тверского района, где был арестован 21 июня 1931 г., постановлением Коллегии ОГПУ от 3 сентября приговорен к высшей мере наказания и 1 октября 1931 г. расстрелян в Москве.
К моменту репрессий тверских иосифлян уже был разгромлен и Перекомский монастырь. Одной из важных причин этого стали неудачи колхозного строительства в Новгородском и Медведском районах. В мае 1929 г. там началась коллективизация, но после первых успехов к ноябрю рост коллективных хозяйств прекратился, и начался массовый выход крестьян из них. Власти посчитали целесообразным списать свои неудачи и промахи на «антисоветскую агитацию церковников». В обвинительном заключении по делу иосифлян Новгородского округа от 15 февраля 1930 г. говорилось о поступлении в местный отдел ОГПУ сведений, что монахи Перекомского монастыря и «священник Клишин с приверженцами из местных крестьян, пользуясь политической отсталостью, некультурностью и фанатичной религиозностью крестьянства, устраивая нелегальные собрания, ведут усиленную антисоветскую агитацию против всех мероприятий и кампаний сов. власти в деревне, направленную к срыву таковых, распространяют провокационные слухи и на религиозной почве запугивают местное население, противопоставляя религию социалистическому преобразованию деревни и реконструкции сельского хозяйства».
В указанном документе также подчеркивалось, что «контрреволюционная деятельность группы» якобы усилилась с началом коллективизации и выражалась, среди прочего, в чтении на подпольных собраниях в монастыре и в домах крестьян антисоветских листовок, создании панических настроений в связи с кончиной мира и пропаганде монархических идей. В результате в районе деятельности иосифлян произошел срыв всех культурных начинаний, развал колхозов и массовый выход из кооперативов. В качестве примера отмечалось, что в Серговском сельсовете на 345 крестьянских дворов нет ни одной избы-читальни, красного уголка и т. п.[695]
Обыски и аресты начались 23 декабря 1929 г. В этот день агенты ОГПУ схватили крестьян д. Базловка В. А. Ведерникова, Н. Н. Ведерникова-Фомина и В. Т. Львова, затем 25 декабря — иеромонаха Макария (Клишина), крестьян д. Горное Веретье И. Н. Никитина, В. Н. Никитина-Егорова, В. Ф. Колоскова, В. И. Саперова, председателя «двадцатки» монастырской церкви Ф. М. Аверина и ее певчую П. В. Алексееву, а 2–6 января 1930 г. — шесть насельников Перекомского монастыря: архим. Сергия (Андреева), иеромонахов Варсонофия (Кузьмина), Николая (Степанова), иеродиаконов Алексия (Семенова), Владимира (Кожинова) и Серафима (Суздальцева).
Отец Алексий (Иван Семенович Семенов) родился в 1867 г. в д. Раглицы Новгородского уезда в крестьянской семье, окончил сельскую школу, в 1891 г. поступил послушником в Перекомский монастырь и в 1901 г. принял в нем монашеский постриг. Иеродиакон Серафим (Антон Матвеевич Суздальцев) родился в 1887 г. в с. Горцы Подгошской волости Старорусского уезда в крестьянской семье, в 1913 г. поступил послушником в Перекомский монастырь, в сентябре 1914–1917 гг. служил рядовым в 424 Чудовском пехотном полку, в 1918 г., вернувшись в обитель, стал келейником о. Сергия (Андреева), в 1921 г. принял монашеский постриг и до 1924 г. был причислен к часовне Чудного Креста в Новгороде[696].
Из этих 16 арестованных пять мирян затем за недостаточностью вины освободили: В. Т. Львова — 7 января, а П. В. Алексееву, Ф. М. Аверина, В. Ф. Колоскова и В. Н. Саперова — 13 февраля. Остальных подвергли усиленным допросам с привлечением по их делу 50 свидетелей. Все монахи не скрывали своих убеждений. Так о. Владимир (Кожинов) 4 января в графе анкеты «политические убеждения» написал: «Сов. власти не сочувствую, потому что она антирелигиозна. Сочувствую власти, заботящийся о религии». Далее в ходе допроса иеродиакон показал: «Мы придерживаемся в церковном расколе течения Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра. Дмитрий с Петром одного направления… сов. власти я не признаю, как безбожную, а всех безбожников я проклинаю и распоряжения сов. власти, которые касаются религии и совести, не признаю и им не подчиняюсь. Безбожников, а т. к. сов. власть — безбожная, я считаю своими врагами, и я должен вести с ними борьбу. Митрополит Сергий издал воззвание, чтобы духовенство было лояльно к сов. власти, поэтому мы его не признали, т. е. монахи Перекомского монастыря и я в том числе. Я никак не могу быть лоялен к сов. власти, которая ведет борьбу с религией и Богом»[697].
Иеромонах Николай (Степанов) на допросе 17 января заявил: «Поскольку советская власть через общественные организации ведет борьбу с религией, мы считаем ее вражеской властью и против такой власти будем бороться». О необходимости борьбы с советской властью говорил и о. Серафим (Суздальцев), кроме того, на допросе 10 февраля 1930 г. он показал: «В прошлом, включая и 1929 г., до последнего времени я лично… провозглашал обычно во время церковной службы и за упокой бывших Императоров Александра III и Николая II и считаю, что я был вправе по каноническим правилам провозглашать за умерших бывших Императоров, так как они были христиане. Во время провозглашения бывших Императоров в церковной службе, в храме бывало народу от 5–10 человек до 100 человек». Факт поминания имен Императоров показался органам следствия особенно важной «уликой», как и сильное почитание в монастыре о. Иоанна Кронштадтского[698].