Сфабрикованность дела стала очевидной уже в 1939 г. 5 марта и 20 апреля муж А. В. Михайловой написал новому наркому внутренних дел Л. П. Берии, что за два месяца до ареста его жены следователь НКВД Н. Лимов предложил ей доставлять сведения о «малоизвестных лицах», и так как она не выполнила задание, арестовал ее. 16 апреля 1939 г. подобное заявление наркому написала из лагеря и сама Анна Васильевна: «Голубева жила вместе со своим психически больным сыном-пенсионером и рассказывала мне, что, перенеся много горя со смертью взрослой дочери и мужа, приняла монашество. По упразднении монастыря она жила с сыном, а в Новгороде еще и с двумя старушками. По поручению следователя я должна была выяснить, кто их объединяет и вообще все об их жизни. Голубева в разговоре со мной всегда была сдержанна, и ничего конкретного сказать следователю я не могла. После этого разговора через два месяца я была арестована, и на допросе помощник Лимова Сергеев старался меня уверить, что я одних убеждений с Голубевой, посещала их молитвенные собрания, чего никогда не было, и знаю какого-то их архимандрита, и вела по их указанию агитацию против выборов. Я все это отрицала, как могла». В декабре 1939 г. о своей невиновности написала в НКВД и М. А. Трояновская. Она указывала, что ее обвинили, главным образом, в поездке по заданию архимандрита Алексия в г. Старая Русса «на вербовку верующих», между тем, она в этом городе вообще никогда не была[676].
По указанию из Москвы Новгородский городской отдел НКВД был вынужден в марте 1940 г. провести проверку дела, в ходе которой фактически все допрошенные свидетели заявили, что об антисоветской деятельности осужденных им ничего не известно. Характерными являются показания М. А. Богдановой: «На вопрос следователя об антисоветской агитации Степановой я следователю ответила отрицательно, заявив, что об этом мне ничего не известно, но мне подсунули готовый протокол допроса, и я его подписала, не читая… Прошу считать, что это выдумка следователя, который меня допрашивал». Позднее (в 1956 г.) уже сама выжившая в лагере А. А. Степанова так говорила в Управлении КГБ о протоколе допроса, на котором она якобы полностью признала свою вину: «Показаний, которые записаны 21 ноября 1937 года следователем Никифоровым, я совершенно не давала и более того, такие показания он мне не зачитывал… Протокол допроса в 1937 г. в период следствия я подписывала, но в моих показаниях в то время подобного смысла совершенно не было».
1 апреля 1940 г. Новгородский отдел НКВД признал в заключении по итогам проверки, что в отношении Михайловой и Степановой «какой-либо антисоветской деятельности не установлено», и их необходимо освободить, а пять других отбывавших срок в лагере — «бывшие монашки эти обряды сохранили по день ареста. Указанные лица собирались в своих квартирах и устраивали молебствия». Поэтому для них предлагалось заменить заключение в лагере административной ссылкой. Однако постановлением Управления НКВД по Ленинградской области от 10 июля 1940 г. приговор был признан правильным и пересмотру не подвергался[677].
Многолетний срок лагерей пережили лишь А. Степанова и мать Сергия (Васильева). Эта монахиня отбывала срок в Каргопольском лагере Архангельской области и была по инвалидности освобождена в 1943 г. Она поселилась в г. Муроме Владимирской области и в 1949–1951 гг. вновь несколько раз привлекала внимание карательных органов, повторно арестовывавших в то время прежде осужденных людей. Лишь 24 апреля 1951 г. угроза ареста мои. Сергии миновала, в этот день Управление МГБ Владимирской области составило заключение по заведенному на монахиню следственному делу: «…учитывая недостаточность материалов, изобличающих Васильеву в проведении враждебной работы, преклонный возраст (65 лет) и болезненное состояние (миокардиосклероз, гипертония) меру репрессий в отношении Васильевой не применять». К концу 1950-х гг. монахиня Сергия скончалась. Все осужденные по делу общины бывших сестер Иоанновского монастыря, в том числе и последний иосифлянский наместник Александро-Невской Лавры архимандрит Алексий, были реабилитированы еще 26 марта 1958 г.[678]
Братия Ефремо-Перекомского монастыря и иосифлянское движение в Новгородской епархии
На Севере и Северо-Западе России, помимо северной столицы, иосифлянское движение получило наибольшее распространение в Новгородской епархии. Это объясняется не только ее близостью к городу святого Петра, но и тем, что в конце 1924 — августе 1926 гг. епархией управлял архиепископ Иосиф (Петровых), проживавший в то время, в основном, в Новгороде. Поэтому сразу же после возникновения иосифлянского движения — в январе 1928 г., несколько членов причта кафедрального Софийского собора: его настоятель — духовник Владыки Иосифа прот. Александр Советов и два иеродиакона — отделились от митр. Сергия. Правда, им пришлось покинуть собор и уехать в Ленинград, так как большинство священнослужителей не только этого, но и других храмов Новгорода пошли за управлявшим тогда епархией архиепископом Хутынским Алексием (Симанским), включенным митр. Сергием в состав Временного Священного Синода. В итоге, в самом городе иосифлянским стал только один приход — церкви Преображения Господня (Спасской) на Ильине, где служил прот. Николай Семеновский.
Центром движения церковного сопротивления в епархии стал мужской Ефремо-Перекомский монастырь. Он был основан прп. Ефремом Перекомским в 1413 г. в так называемом Святом Поозерье — в 27 километрах от Новгорода на правом западном берегу Ильменского озера близ впадения реки Веренды. Главная святыня обители — мощи преподобного — почивали под спудом в Ефремовском приделе единственного храма Богоявления Господня. К монастырю также была приписана часовня Чудного Креста в Новгороде, где хранился древний и прославленный многими чудесами крест. До революции в обители проживали 17 монахов и около 20 послушников и работников, которые обрабатывали 700 десятин земли; хранившийся в банке монастырский капитал составлял 80 тыс. рублей.
После революции все имущество и деньги были национализированы, но сам монастырь избежал закрытия. Помогло то обстоятельство, что в 1917 г. в ближайшем селе Сырково сгорела церковь, и ее прихожане образовали новый приход при монастырском храме. Таким образом, часть монахов стала исполнять обязанности приходских священников и окормлять паству из 1,5–2 тыс. мирян в четырех соседних деревнях. Вплоть до начала 1930-х гг. насельники обители даже по оценке советских властей имели «очень сильное религиозное влияние и авторитет среди местного населения»[679].
В советских органах власти Богоявленская церковь была зарегистрирована в качестве приходской, и они долгое время не слишком обращали внимание на то, что в Братском корпусе, который формально арендовал мирянин М. Левин, по-прежнему продолжали жить монахи. К 1928 г. их число сократилось с 17 до 11, в основном в связи с естественной убылью. Вскоре после революции скончались настоятель архим. Иоанн и хорошо знавший лично ев. о. Иоанна Кронштадтского иеромон. Феодосий, затем, в 1924 г., следующий настоятель, архим. Евгений. Новым настоятелем братия избрала заведующего часовней Чудного Креста архим. Сергия (в миру Андрея Платоновича Андреева). Он родился в 1868 г. в д. Шарка Новгородского уезда в крестьянской семье, окончил сельскую школу и в 1894 г. был принят в Перекомский монастырь, здесь принял постриг в мантию и рукоположение во иеромонаха.
Отец Сергий проживал вместе с братией, но официально зарегистрированы в качестве членов причта Богоявленской церкви были только три насельника обители: иеромонахи Варсонофий (Василий Степанович Кузьмин), Николай (Иван Степанович Степанов) и иеродиакон Владимир (Василий Матвеевич Кожинов). Первый из них родился 1 января 1880 г. в д. Раглицы Медведской волости
Новгородского уезда в зажиточной крестьянской семье, окончил двухклассное монастырское Медведское училище и до 25 лет занимался хлебопашеством. В апреле 1905 г. Василий Кузьмин поступил в Перекомский монастырь послушником, а в 1910 г. принял монашеский постриг и затем был рукоположен во иеромонаха. Отец Николай родился в 1860 г. в д. Вольные Кусики Тесовской волости Новгородского уезда в крестьянской семье, с 1890 г. являлся послушником Перекомского монастыря и после принятия монашеского пострига был в 1917 г. рукоположен во иеромонаха. Отец Владимир родился в марте 1876 г. в д. Слудица Глебовской волости Лужского уезда Петербургской губернии в крестьянской семье, окончил сельскую школу, в 1897–1900 гг. служил ефрейтором 8-го Гренадерского Московского полка в Твери, затем три года занимался хлебопашеством в родной деревне и в 1903 г. поступил послушником в Перекомский монастырь. В 1908 г. Василий Кожинов принял монашеский постриг с именем Владимир ив 1911 г. был рукоположен во иеродиакона.
За трех зарегистрированных священнослужителей монахи платили общий налог — 600 рублей в год и, кроме того, вносили арендную плату за использование Братского корпуса. Доходы обители состояли из подаяний верующих и платы за кустарные изделия монахов — корзины, лапти, а также за работу насельников летом по найму на жатве и сенокосе у крестьян. После выплаты налогов все оставшиеся деньги делились сообща, трапеза была общей. В обитель приходили паломники, и, хотя монастырская гостиница была к 1928 г. закрыта, они оставались ночевать (до 10 человек) в Братском корпусе. Службы в Богоявленской церкви проводились ежедневно, причем в них участвовали все монахи, проповеди же читал в основном о. Варсонофий[680].
Несогласие с Декларацией митр. Сергия и его последующими указами в монастыре возникло сразу же после их получения. Позднее, на допросе 15 января 1930 г., архим. Сергий показал: «Года два тому назад мы получили от благочинного Троицкого прихода письмо от митрополита Сергия, где говорилось — молиться за страну и власти ее. Это письмо обсуждалось у Варсонофия, у меня и в церкви. При обсуждении это письмо не приняли и вынесли постановление этот вопрос поставить на собрании мирян. Миряне согласились с нашим решением, я поехал в Ленинград к Дмитрию приписаться под его управление». О том, что решение было принято совместно с прихожанами, говорили и многие другие насельники, например иеромон. Николай (Степанов): «Как служить и кому подчиняться — вопрос был поставлен на обсуждение 20-ки вместе с прихожанами, где было решено, т. к. Сергий вспоминает власти при богослужении, а т. к. власти для нас ничего хорошего не сделали, то мы власти не вспоминаем. Об этом говорим и прихожанам, вот в чем суть старой и новой службы»[681].
Из показаний монахов видно, что после принятия решения об отделении от митр. Сергия они первоначально (в январе-феврале 1928 г.) обратились к викарию Новгородской епархии, тайно рукоположенному в 1923 г., епископу Старорусскому Иоанникию (в миру — Ивану Никаноровичу Сперанскому), который в то время отрицательно относился к Декларации 1927 г. и проявлял настроения, оппозиционные к действиям Заместителя Местоблюстителя. Об этих колебаниях епископа, в частности, писал в конце февраля знакомому священнику Старорусского уезда иосифлянский иподиакон из Стрельны С. Аплонов: «Дерзновенно смею надеяться, что Старорусский уезд скоро будет с нами и за нами, а не против нас. Ваш святитель ждет только поддержки, необходимой ему как точка опоры. Я надеюсь, что поддержку ему окажут. Ваш приход, наверное, будет первым из таких, ибо Вы знаете больше, чем знают другие»[682].
В начале 1931 г. иосифлянка В. Н. Ждан-Яснопольская на допросах показала, что она весной 1928 г. по поручению прот. Александра Советова отвозила в Старую Руссу ей. Иоанникию письмо протоиерея с предложением присоединиться к иосифлянам. После прочтения этого письма и беседы с посыльной Владыка собирался 23 мая приехать в Ленинград для переговоров о присоединении, но «побоялся», сообщив, что не приедет, так как ему запретил архиеп. Алексий (Симанский)[683].
В более поздних воспоминаниях В. Н. Ждан-Яснопольская несколько иначе писала о своих поездках: «Я помню, меня дважды посылали в Старую Руссу к епископу Иоанникию. Никаких письменных материалов мне не давали из предосторожности. Обо всем надо было сообщать только устно… Сам Владыка очень внимательно меня выслушал, потом встал, поклонился мне и сказал: „Я поступлю так, как Вы скажете“. Я чуть не зарыдала: „Владыко, я только посыльный, как посмею Вам указывать“. Потом направили меня к нему второй раз. Он не принял Декларацию. Дважды посылали меня в Великий Новгород, где было несколько епископов, не помню их имен [вероятно, к ей. Макарию (Опоцкому)]. И снова нельзя везти никаких писем, а надо все передавать только устно»[684].
По свидетельству иеродиакона Владимира, когда выяснилось, что ей. Иоанникий «остался последователем Сергия», насельники монастыря и обратились к Владыке Димитрию (Любимову), принявшему их «в свою епархию». Произошло это весной 1928 г. после обсуждения вопроса с прихожанами Богоявленской церкви. Первоначально решение о присоединении к ей. Димитрию было принято на собрании в келлии архим. Сергия с участием членов приходского совета и его председателя Ф. М. Аверина. Затем этот вопрос вынесли на обсуждение мирян, для чего Аверин роздал подписные листы, и в результате под решением перейти к иосифлянам подписалось более половины прихожан — свыше тысячи человек. Вскоре архим. Сергий поехал к ей. Димитрию и передал ему заявление со всеми подписями[685].
Узнав об отходе от митр. Сергия монастыря и прихода, архиеп. Алексий попытался воздействовать на отделившихся. Летом 1928 г. по его указу в обитель приехал благочинный — настоятель церкви с. Троица Новгородского района свящ. Николай Тогатов. Для обсуждения вопроса было созвано собрание всех насельников в келии настоятеля. Дискуссия продолжалась два часа. На увещевания о. Николая подчиниться архиеп. Алексию и исполнять его распоряжения, братия единодушно ответила отказом, в частности, иеродиакон Владимир заявил, что «раз власть не нуждается в наших молитвах и насмехается над нами, то зачем же мы будем служить за власть». В итоге собравшиеся решили митр. Сергию и архиеп. Алексию не подчиняться и остаться под управлением ей. Димитрия[686].
Одновременно с Перекомским монастырем к иосифлянам перешло еще несколько приходов в Новгородском и соседнем Медведском районах: в селах Велебицы, Маковищи, Ямок, Васильевское, Лукинское, а затем и Хутынь. Первоначально негодование властей вызвали, прежде всего, действия настоятеля церкви св. Иоанна Богослова с. Велебицы священника Евгения Аполлоновича Соболева, и 29 июля 1928 г. благочинный 5-го Новгородского округа прот. Иоанн Виноградский переслал приходскому совету указ архиеп. Алексия о запрещении настоятеля в служении: «Дело отпадения священника Соболева от Православной Церкви представляется теперь совсем ясным. Ввиду сего, согласно церковным правилам, свящ. Соболев объявляется запрещенным в служении, а все последующие за ним в его раскольнической деятельности — лишенными церковного общения. О. Благочинный объявит эту резолюцию Велебицкому приходу и о последующем донесет мне со своими соображениями относительно заместителя священнической вакансии в этом приходе. Следовательно, отныне свящ. Соболев поставлен на положение простого мирянина, и все его действия в Церкви, если он дерзнет их совершать, суть действия простого мирянина, лишенные благодатной силы: крещенные им будут не крещены, повенчанные — не венчаны, напутствованные — не напутствованы, отпетые — не отпеты, литургия — кощунством и т. д., и самый храм, ввиду его осквернения действиями раскольника, подлежит освящению. В заключение еще раз призываю вас к покаянию, здравому смыслу и отчуждению от раскольнического вождя, имея в виду, кроме изложенного выше, еще то, что требуемые от меня соображения о замещении священнического места в Велебицком приходе мною будут высказаны в смысле необходимости изъятия приходского храма из пользования раскольнического коллектива и передачи его в пользование лиц, остающихся в Православной Церкви и признающих лояльное отношение к гражданской власти, что, несомненно, будет одобрено, как крайнее и притом каноническое средство расчистить дорогу имеющему быть назначенным в Велебицкий приход священнику»[687].
Однако это послание не оказало никакого воздействия на прихожан, и о. Евгений служил в Велебицах до ареста в 1930 г. Еще более активную агитацию против митр. Сергия вел настоятель расположенной в 20 километрах от Перекомского монастыря Знаменской церкви д. Маковищи иеромонах Макарий (в миру — Михаил Александрович Клишин). Он родился в 1875 г. в д. Маковищи Шимской волости Новгородского уезда, окончил сельскую школу, до 1898 г. служил в армии, затем был насельником Перекомского и Старорусского монастырей (до 1918 г.). В 1925 г. о. Макарий прибыл из Старой Руссы в родную деревню, и 23 сентября того же года его стараниями имевшаяся в Маковищах часовня была переустроена и освящена в качестве церкви. В общину вошло 115 дворов. Вскоре в этом приходе произошло несколько случаев обновления икон, в связи с чем иеромонах был арестован и, отсидев три месяца в Новгородской тюрьме, все же оказался освобожден без суда.