Отец Тихон был уже при смерти. Около его постели были монах Серафим (откуда-то с юга, больше мы о нем ничего не знали), Вера Михайловна, потом подъехал отец Михаил Рождесгвенский. С о. Михаилом наш батюшка паству не делил, вместе окормляли православных. В последних числах декабря он скончался. Отпевал его о. Михаил Рождественский…»[767]
Память немного подвела Алексея Петровича. После освобождения из лагеря отец Тихон ездил к схиепископу Петру (Ладыгину), проживавшему и скончавшемуся в удмуртском г. Глазове 19 февраля 1957 г. Сам батюшка умер 18/31 января 1976 г., его могила в Окуловке сохранилась и до сих пор посещается верующими.
Монахиня Иоанна (Лежоева)
Монахиня Иоанна (в миру — Анна Яковлевна Лежоева) была одной из ближайших духовных дочерей святого праведного отца Иоанна Кронштадтского. Она родилась в 1869 г. в Петербурге в богатой купеческой семье, окончила в столице Патриотическую Рождественскую школу. Девушка с юности хотела принять монашеский постриг и замуж не вышла. О ее близости к о. Иоанну свидетельствуют письма батюшки. Так, например, 10 июня 1901 г. Кронштадтский пастырь писал игуменье Леушинского монастыря Таисии, что Анна Яковлевна сопровождала его в начале июня в поездке в Сурский монастырь и пожертвовала на обитель 200 рублей. Лежоева с самого начала возведения Иоанновского монастыря принимала деятельное участие в его построении и в 1903 г. стала насельницей обители. Сначала она проходила послушание старшей свечницы, а с 1904 г. исполняла обязанности казначеи. 17 декабря 1907 г. Лежоева была определена послушницей монастыря по указу Санкт-Петербургской Духовной консистории[768].
В 1907–1908 гг. в обители был устроен храм-усыпальница о. Иоанна Кронштадтского, освященный во имя ев. пророка Илии и ев. царицы Феодоры (имена отца и матери батюшки). Средства на его строительство дала, как сообщалось в периодическом издании «Колокол», одна петербургская жертвовательница, пожелавшая остаться неизвестной. Теперь известно, что это была Анна Яковлевна. Сохранилось опубликованное свидетельство монахини Викторины (Кореневой), считавшей мон. Иоанну (Лежоеву) своей «духовной матерью»: «На средства матушки была устроена усыпальница о. Иоанна Кронштадтского. Батюшка Иоанн говорил:
„Как ты, матушка, приготовила мне место успокоения на земле, так я для тебя приготовлю место на Небе“. Сама монахиня Иоанна была очень кроткого нрава. Ее келейница говорила, что никогда не видела, чтобы матушка вышла из себя — она всегда была мирная и любвеобильная… Как духовная дочь о. Иоанна, она от него при жизни получила благословение писать записочки, класть их за образ и вынимать с молитвой, и с полной верой поступать так, как написано в записочке. Так она и поступала. Даже к нам идти или нет. Она клала записочку. И если выходило не ходить, так тогда не приходила. Так она делала каждый раз… Отец Иоанн ее сохранял, и она умерла своей смертью. Он сказал ее сестрам, что она замолит весь их род»[769].
Анна Яковлевна приняла монашеский постриг в мантию с именем Иоанна от священномученика епископа Гдовского, позднее митрополита Петроградского Вениамина (Казанского), 19 ноября 1911 г. в Иоанновском монастыре, а 9 марта 1912 г. была утверждена казначеей обители[770]. Эти обязанности мон. Иоанна успешно исполняла до закрытия монастыря в 1923 г. 29 марта 1917 г. матушке была вынесена благодарность Святейшего Синода. После образования в 1919 г. при храмах обители приходского совета мон. Иоанну избрали его членом и казначеем совета. В это время, вплоть до 1923 г., монахиня также исполняла послушание помощницы настоятеля храмов обители.
Осенью 1923 г. матушка в числе других сестер активно боролась против закрытия монастыря и выселения его насельниц, в частности, 20 сентября подписала соответствующее заявление в президиум Петроградского губисполкома. Но в конце года ей пришлось покинуть родную обитель и поселиться в небольшой общине вместе с игуменьей Ангелиной и еще двумя сестрами по адресу: ул. Полозова, 22–37. После закрытия монастыря матушка, не зная, кого выбрать своим духовником, обратилась с этим вопросом к викарию Петроградской епархии епископу Гдовскому Димитрию (Любимову). Владыка ответил ей: «Лучше, чем отец Викторин, не найдешь, ступай к нему»[771]. С того времени монахиня Иоанна окормлялась у известного петроградского протоиерея Викторина Добронравова, с 1919 г. служившего настоятелем церкви свт. Николая Чудотворца при Доме-убежище для престарелых актеров им. Марии Савиной на Петровском острове.
В конце 1927 г. о. Викторин стал одним из активных участников оппозиционного советской власти и Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) иосифлянского движения. Матушка Иоанна также присоединилась к иосифлянам и до закрытия 8 февраля 1930 г. Никольской церкви была ее прихожанкой. Бывшая казначея имела большое духовное влияние на прежних насельниц Иоанновской обители, и многие из них также стали иосифлянками. Митрополит Иоанн (Снычев) в одном из своих трудов, в частности, писал о переходе к сторонникам митрополита Иосифа «до 50-ти монахинь во главе с монахиней Иоанной из упраздненного Ивановского монастыря»[772].
После закрытия Никольского храма неизбежная угроза ареста нависла над отцом Викторином, который вместе со своими духовными детьми перешел в Пантелеймоновскую церковь на Пискаревке. В эти трудные дни матушка Иоанна поехала к проживавшей в Ленинграде после разгрома Шамординского монастыря юродивой схимонахине Антонине просить ее молитв за своего духовника. В сентябре 1930 г. протоиерей В. Добронравов все-таки был арестован, приговорен к 10 годам заключения и отправлен в Беломоро-Балтийский лагерь. По некоторым сведениям, матушка Иоанна в это время находилась под домашним арестом. В город святого Апостола Петра о. Викторин уже не вернулся (он был расстрелян в 1937 г.).
Сохранилось описание совместной жизни сестер на ул. Полозова после кончины в 1927 г. схиигумении Ангелины: «После ее смерти сестры разошлись, и осталась матушка Иоанна одна со своей келейницей инокиней Наталией в одной комнате на первом этаже. Вскоре к ним приехала начальница Сурского подворья [на самом деле, бывшая заведующая Вауловского скита Иоанновского монастыря] 90-летняя матушка Евпраксия, и Наташе приходилось обслуживать обеих. Главное, они были разных толков: матушка Евпраксия была сергианка, а матушка Иоанна — иосифлянка. Трудно им было вместе молиться. Они обе были лишенцы, т. е. им не давали хлеба (хлеб был по карточкам). Они питались за счет благодетелей. У матушки Евпраксии была большая вера в батюшку о. Иоанна Кронштадтского. Вот захочется ей чего-нибудь, она и молится ему: „Батюшка, дорогой (так она его звала), как хочется хлебца или булочки хочется“, а то скажет „апельсинчика“, — и через некоторое время на окошке появлялось то, что она просила, — кто-нибудь да принесет. Всегда бывала услышана»[773].
7 октября 1933 г. матушка Иоанна была арестована по делу «нелегальной церковно-монархической группы монашествующих». Всего по этому делу проходили 30 иосифлян, в том числе канонизированный в 2000 г. Архиерейским Собором Московской Патриархии священномученик иерей Павел Гайдай, старец священник Алексий Колесов, диакон Филимон Юдин, монахини и миряне. Их обвинили в проведении тайных богослужений на квартирах (все иосифлянские храмы в Ленинграде, кроме одного, уже были закрыты) и антисоветской деятельности.
При обыске квартиры мон. Иоанны 7 октября 1933 г. агенты О ГПУ обнаружили религиозные рукописи, много литературы о святом о. Иоанне (свыше 200 книг), которая распространялась среди верующих, около 70 фотографий, две пелены, схиму и церковную утварь, так как в квартире проводились тайные богослужения. Матушка на допросе бесстрашно сказала, что она является последовательницей о. Иоанна Кронштадтского и занималась его «прославлением» среди верующих. На вопрос о судьбе сестер обители мон. Иоанна ответила, что группы насельниц после закрытия монастыря расселились по разным местам Ленинграда и Ленинградской области, стараясь сохранить монашеский образ жизни и надеясь вернуться обратно, так как советскую власть считает временной.
Далее матушка показала: «Наше монашество, проживавшее в монастыре дорогого Иоанна Кронштадтского, после его закрытия (1923) и высылки многих в разные места, стало примыкать к Истинно-Православной Церкви „ИПЦ“ и рассматривало политику сов. власти по отношению к религии безусловно неправильной, т. е. как гонение на православных христиан. Вели среди верующих к[онтр]-революционную] агитацию за восстановление монархии и возвращение наших монастырей. В настоящее время существую исключительно на помощь наших единомышленников, кто именно, точно указать не могу, т. к. приносят неизвестно кто. Обнаруженная в моей квартире церковно-монархическая литература, которую распространяли среди верующих, церковная утварь принадлежат мне. Этим самым прославляли дорогого батюшку Иоанна Кронштадтского»[774]. Взяв всю «вину» на себя, матушка фактически спасла от ареста проживавших с ней инокиню Наталью Репину и монахиню Евпраксию (Кононову).
В обвинительном заключении от 1 декабря 1933 г. говорилось, что органами ОГПУ «была агентурно вскрыта и оперативно ликвидирована нелегальная церковно-монархическая группировка черного духовенства, находившаяся на нелегальном положении в г. Ленинграде, и фанатично настроенных сторонников тайно-церковного подвижничества». По версии следствия, после ликвидации в 1930 г. в Ленинграде возглавляемого архиереями Димитрием (Любимовым), Сергием (Дружининым) и Василием (Докторовым) «административно-церковного центра» и Всесоюзной церковно-монархической организации «Истинно-православная церковь» осталось значительное количество «тайно-монашеских и подвижнических очагов» иосифлян. Несмотря на последующие аресты 1931–1933 гг., пущенные «тайнослуженцами» глубокие корни, «направляемые на организацию воинствующего религиозного подполья и борьбу его с атеизмом и носителем его, советской властью, как властью антихриста, все же не были полностью ликвидированы».
В начале 1933 г. некоторые уцелевшие в ходе репрессий иосифляне устроили три тайные домовые церкви на частных квартирах по адресам: Лиговская ул., д. 167, кв. 6; Ананьевская ул., д. 15, кв.5 и ул. Розенштейна, д. 37, кв. 71. Служил в них странствующий священник Алексий Александрович Колесов. Он родился в 1868 г. в с. Никольское Ростовского уезда Ярославской губернии, окончил церковно-приходскую школу, в 1928 г. присоединился к иосифлянам и почитался верующими как старец и подвижник. С конца 1920-х гг. о. Алексий в основном жил в комнате на наб. Фонтанки, 126, но осенью 1932 г. во время массовых арестов «истинно-православных» уехал из Ленинграда вместе с духовным сыном А. Н. Ясюкевичем в Полоцкий район Белоруссии. В начале 1933 г. священник был задержан вблизи границы с Польшей и постановлением Тройки Полномочного Представительства ОГПУ в Белорусском военном округе приговорен к 3 годам концлагеря с заменой на лишение прав проживания в 12 важнейших городах и погранзоне на 3 года. После освобождения из Полоцкого Дома предварительного заключения о. Алексий нелегально вернулся в Ленинград, проживал у духовных детей, иногда выезжая для тайных служб к своей пастве в Детское Село, Тайцы, Пулково и другие населенные пункты области. Во время одной из таких поездок 30 сентября 1933 г. его арестовали.
Ближайшими помощниками священника были супруги Суворовы — Василий Павлович и Ольга Дмитриевна, в квартире которых на Литовской ул. и была устроена одна из домовых церквей. О. Д. Суворова поддерживала связь с отбывавшими заключение и ссылку руководителями иосифлянского движения, занималась сбором и отправкой им материальной помощи. Выдав себя за сестру епископа Василия (Докторова), она даже смогла получить личное свидание с Владыкой в концлагере. Работавший проводником на железной дороге В. П. Суворов хранил церковную утварь и облачения нескольких арестованных иосифлянских священнослужителей (в том числе, епископа Василия), на допросе он показал: «В 1932 г. после ареста духовенства Полюстровской церкви мы решили перейти на тайнослужение. Для связи с местами заключения выделили специально три человека». В домовой церкви на Литовской улице служил и тайный диакон (с 1930 г.) Филимон Савватиевич Юдин. Он также помогал репрессированному духовенству, устраивал беседы с верующими, читал акафисты и т. д.
Хозяйкой другой квартиры с тайной церковью, на Ананьевской ул., была бухгалтер «Ленэнерго» Н. П. Егорова. С 1926 г. у нее проживала почитаемая иосифлянами «болящая» схимонахиня Мелания (Семенова). Схимница ездила в лагеря и ссылки к заключенным там священнослужителям вместе с домохозяйкой М. Н. Степановой, которая под видом сестры епископа Сергия (Дружинина) трижды имела свидание с Владыкой. Третья домовая церковь была устроена в квартире кузнеца Ленинградского торгового порта Ф. К. Панюшина на ул. Розенштейна. В этом храме тайно служили не только о. Алексий Колесов, но и ранее, до арестов, протоиерей Михаил Рождественский и иеромонах Владимир (Юшков). В сентябре 1933 г. Панюшин навещал отбывавшего ссылку о. Владимира[775].