— Говорить надо о благочестии, ответственности, любви, об уважении к другому человеку.

Дама отпустила рукав и, забыв поблагодарить, побежала к выходу. Батюшка посмотрел вслед и перекрестил ее, прошептав молитву.

Следующей к нему прорвалась женщина на несколько лет моложе предыдущей, со строгим взглядом и жирной глубокой складкой на переносице. Она второпях поцеловала руку батюшке, попросила у него благословения и спросила:

— Батюшка, мои дети не хотят идти в церковь, я им уже и читала, и объясняла, они все равно не идут. Как им объяснить, что это необходимо?

Иеромонах поднял седые брови и, придвинувшись ближе к женщине, шепотом спросил:

— А вы чисты в своих помыслах?

Женщина вытянулась, как струна, и отчеканила, словно солдат на службе:

— У меня самые благие намерения.

Иеромонах тяжело вздохнул, покачал головой и произнес:

— Благими намерениями дорога куда вымощена?

Женщина смутилась, и складка на её переносице стала еще глубже и темнее.

— А свою вину перед ними ты чувствуешь? — спросил иеромонах

— Какую вину? — оскорбленно посмотрев на батюшку, переспросила она.

— Хотя бы за то, — тихо отвечал старец, — что не считаешь их достаточно взрослыми, чтобы принимать решения самостоятельно.

— Я понимаю это, — отмахиваясь, проговорила женщина, и с новой сильной выкрикнула, — Но как же быть, они так себе всю жизнь испортят!

— Что же вы поддаетесь гордыне? — ласково спросил иеромонах, взяв за руку беспокойную женщину.

— Как? — вспыхнула она и резко вырвала руку, — Я все только из любви к ним делаю.

— Считать себя умнее других — высокомерие. А где есть высокомерие, там нет любви, там есть только самолюбование.

У женщины из глаз прыснули слезы, и она стала причитать писклявым голосом:

— Что же мне делать?