— Не прикрывайся Лизой. Ты пришел за советом к матери, бери его и делай так, как она говорит.
— Ваша вера ничего не стоит. Вы сами не понимаете, что значит ваше крещение. Вы, мама, никогда и Новый Завет не читали целиком.
— Да как ты смеешь так с матерью разговаривать. Библия эта глупость, но с матерью так говорить нельзя.
— Подчинение — это отношения между командиром и солдатом. А мы с вами не в армии, и вы мне не командир. В семье подобное тоталитарное устройство неприемлемо. Категорически неприемлемо.
— Мать тебя вырастила, и ты обязан ей во всем подчиняться. Я же не себе прошу подчиняться, мне твоё подчинение не нужно, — говорил он с упоением, не скрывая наслаждения собственной неопровержимой правотой и беспристрастностью, — Ты ей жизнью обязан. И не хочешь сделать так, как она просит.
— Мама, посмотрите на меня и скажите, вы меня любите?
— Что это за провокация? — вскипел отчим.
— Люблю, конечно, — встревоженно ответила Валентина.
— Тогда ответьте сейчас же, вы любили в долг? Чтобы потом забрать с меня вдвое за эту любовь?
Она молчала.
— Если да, то какая же это любовь? Это торговля. Разве Бог учил тебя торговле? Разве это проповедовал Иисус? Я, мама, делаю вам больно своими словами, но вы должны это слышать. Вот вам доказательства того, что вы сами не понимаете, что значит крестить ребенка.
Валентина Валерьевна рассеянно молчала во все время его речи, а как он закончил, не в силах что-то ответить сама, обратилась к единственной инстанции, единственной помощи, которую видела:
— Леша, почему ты молчишь?
Алексей Иванович поднял свои маленькие блестящие глаза, добро оглядел ими троих спорщиков и произнес тихо, на распев:
— «И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем. В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви. Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас».
Виталий Егорович презрительно фыркнул и вышел из зала на балкон, чтобы выкурить пару сигарет и успокоить расшалившиеся нервы.
Наташа увела Страхова на лестничную площадку, и за столом остались Валентина Валерьевна и Алексей Иванович.
— Леша, — рассеянно пролепетала она, — ты думаешь, что я не права, что нам не нужно крестить ребенка?
— Валя, дело ведь не в крещении.
— Ты тоже думаешь, что моя вера неправильная? — воскликнула она, звонко ударив себя обеими руками по пышным бедрам. — Впрочем не отвечай. Соврать ты не сможешь, а твоего ответа я не вынесу, — и сделав большую паузу, спросила шепотом, — Ты никогда не сомневался в Его существовании?