Вместе с Женей и Наташей в квартиру зашел пятый гость, крестный отец Страхова, друг Виталия, Алексей Иванович Беловодов.

Виталий, не любивший посиделки не в свою честь, прятал своё презрение под маской безразличия и почти весь вечер провел молча. Если бы не приглашенный его женой друг, он бы вовсе отказался от присутствия, но позволить другу узнать новости раньше него он никак не мог, поэтому терпел и ел.

Течение каждого разговора за семейным столом ведет к разговору о сущности бытия и вопросе существования Бога. Эта самая главная русская традиция. Валентина Валерьевна, узнав о скором рождении внука, от радости пустила слезу.

— Крестить надо непременно! — восторженно объявила она, всплеснув полными руками.

— Почему это? — оторопел Страхов и с неудовольствием поглядел на мать.

Валентина Валерьевна вся вспыхнула:

— Как это, почему? Как же он будет некрещеный? Нет, — протянула она, — так нельзя, ребята.

— Я думаю, что он должен сам вырасти и решить, нужно ли ему креститься, — робко начала Наташа, — Нельзя такие решения принимать помимо воли человека.

— Как это? — грозно воскликнула Валентина Валерьевна и вся покраснела, — Хотите сказать, что мы вас помимо вашей воли крестили? Что мы ошиблись, навредили вам как-то? — продолжала она, впиваясь взглядом в сына.

— Нет, — спокойно ответил Женя.

Лицо Валентины Валерьевны мигом просветлело и она откинулась на спинку стула с чувством победителя. Наташа смутилась и потупила взгляд.

— Но, — так же спокойно продолжал Страхов, — Нет необходимости нам делать так, как делали вы. Крестить ребенка при рождении я не буду.

Валентина Валерьевна выскочила из-за стола, слегка пошатнув его, и замахала руками перед лицом сына.

— Посмотрите на него! Не будет он крестить! Традиции нарушать нечего…

Страхов стал терять терпение и остановил мать на полуслове:

— Мама, мой отец наверняка был мусульманином, и не вам про традиции говорить.

Виталий, сидевший до этого тихо и безучастно наблюдающий за течением разговора, вдруг подскочил, словно током ударенный. Заинтересованный не столько в защите материнского чувства, сколько в защите собственной чести как мужа, он был рад поспорить с наглым пасынком.

— Ты как, щенок, с матерью говоришь? — зарычал отчим.

Женя сжал руки в кулаки, и его глаза засверкали гневным блеском.

— Я не за семейной драмой сюда пришел, — сдавленно проговорил он, — Хорошо, что Лиза вас не слышит.