Страхов выслушал крестного и, заведя машину, спросил:
— Дядя Леша, как в вас уживается вера и ответственность? Разве вам не кажется, что действовать бессмысленно, если все решает Бог?
— Моя ответственность в том, как я веду себя по отношению к себе самому. Лгу ли я себе, уважаю ли я свою природу, не действую ли я из ложного Эго? В том, как я веду себя по отношению к другим близким мне людям: не вру ли я им, чтобы потешить своё эго и их? В том, как я отношусь к стране, в которой я живу, как я отношусь ко всему миру. Любить абстрактного человека и абстрактное человечество очень просто. Гораздо сложнее любить ближних и любить любовью деятельной, а не мечтательной.
— С детства я думал, что стану таким человеком, который сможет спасать людей, помогать им тогда, когда уже никто не может помочь. И до этой недели я искренне считал, что приношу пользу, но сейчас я в этом совсем не уверен, — проговорил Страхов, крепко сжимая руль.
— Великой цели надо соответствовать. Это значит, что нужно понимать, готовы ли мы менять себя так сильно, как этого потребует высокая цель.
Страхов пытался понять и осознать смысл сказанных крестным слов, но не мог. В его голове роилось слишком много мыслей, конфликтующих друг с другом, и место для еще одной он никак не сумел бы найти. Он отвез Алексея Ивановича домой, зашел к матери и привез ей еще один букет цветов, чувствуя себя неловко после вчерашнего поведения и вернулся в машину. Перед его глазами стояло самое тяжелое воспоминание об Измайлове.
После окончания университета Женя вернулся в Смоленск и первый месяц работы в адвокатском бюро жил в квартире с Вовой, чтобы запастись сбережениями на собственное жилье. В один из зимних вечеров, возвращаясь домой, он заметил фигуру на крыше. Он заподозрил неладное и быстрее поднялся в квартиру и осмотрел каждую комнату — Вовы нигде не было. Он бросил рюкзак около двери и, оставив дверь на распашку, побежал на крышу. Поднявшись по узкой железной лестнице и открыв люк, он оказался на плоской крыше, на которой тонким слоем лежал несчищенный лед. Почти на самом краю крыши, подмяв под себя ноги, сидел Вова.
— Что ты делаешь? — с притворным спокойствием произнес Страхов.
— Ничего, — вздохнул Измайлов.
— А зачем ты тут сидишь?
Вова встал и подошел к самому краю. У Страхова застучало в висках, он стал медленно приближаться к другу.
— Хочу проверить, могу ли я спрыгнуть, — задумчиво произнес он, — Ты меня теперь отправишь в психушку, — с безумной ухмылкой проговорил Вова.
— Нет, я никуда тебя не отправлю, — пообещал Страхов, подойдя ближе.
— Ты думаешь, что я еще достоин жизни? — спросил Измайлов, и в глазах его блеснула слеза.
— Не вижу причин твоей смерти, — стараясь скрыть ужас, говорил Женя.
— Не видишь? — загоготал Вова и бросил под ноги другу пакет с таблетками.
— Это ведь поправимо, — произнес Страхов.
— А если я не хочу это поправлять?
— Тогда что ты тут делаешь?
Измайлов пожал плечами и сел, свесив ноги с крыши.