Куда бы она ни пошла, она везде встречала непонимание и негодование. Никакая работа не могла ее удержать надолго, потому что конфликты, которые внезапно разгорались вокруг нее, выжигали ее трудно досягаемую уравновешенность. Она любила труд, но быстро утомлялась и старалась найти помощь, чтобы закончить начатый проект и получить обещанные заказчиком деньги.
Последние дни дались ей особенно трудно, она вспоминала подробности ссор со своим мужчиной, придумывала новые и новые сценарии их следующей встречи, где представляла себя уверенной и гордой женщиной, и на мечтах о герое, который спасет ее от такой кошмарной жизни, она уснула.
Глава 5. Надрыв
Страхова мучила бессонница. Он осторожно встал с кровати, вышел из комнаты, на цыпочках прошел мимо уже спящей Лены и зашел на кухню, тихо закрыв за собой дверь. Он искал капсулы с пустырником и удивлялся собственной зависимости от таблеток. В коробках с лекарствами среди поблескивающих в свете ночных фонарей упаковок не оказалось нужной. Сперва он собирался разбудить Наташу, но передумал, когда на глаза ему попались пакетики с ромашкой. Он подогрел воду и, приготовив чай, подошел к окну и распахнул его. В комнату, в застоявшийся запах мебели и одежд, ворвался холодный воздух и обдал своей прохладой.
Страхов допил чай, закрыл окно, вернулся в постель и уснул. Снился ему один из тех частых случаев, когда приходилось забирать пьяного Измайлова из ресторана. Тогда он нашёл его лежащим на диване. Официант, зажав книжку со счетом подмышкой, склонился над ним и пытался помочь встать, но Вова молча смотрел на него и рисовал в воздухе пальцем его портрет. Женя подошёл к столу, похлопал официанта по плечу, вынул из бумажника несколько тысяч и отдал их официанту. Тот кивнул, забрал тарелки со стола и скрылся на дверью кухни. Женя взвалил слабое и тяжелое тело друга себе на спину. Измайлов, увидев и узнав Страхова, оживился и стал рассказывать то, что придумывал, глядя на улицу.
— Декабрь. Дикая пустая свежая ночь. В тёмном небе высоко стоит яркий зеркальный месяц и серебрит крыши домов. На дороге нет машин. На закрытых окнах магазинов мерцают тонкие гирлянды, давно забытые, неубранные после праздников. Голая молчащая улица освещается тусклым жёлтоватым светом редких фонарей. В падающих на слегка запорошенную снегом землю лучах пышными звёздами искрится поземка. Там, где морозы ударили сразу после дождей, высокие ели и сосны стоят белые, припорошенные хлопьями свежего снега. Вокруг гулкая тишина, такая, что с железнодорожного вокзала, находящегося за километр, долетают рассыпчатые звуки объявлений о посадке на рейс. Пахнет первым снегом. Пахнет так, как пахло бы в глухом лесу, там, где нет ни людей, ни зданий, ни машин.
— Отлично, — пыхтел Женя, волоча тяжелое тело друга до машины, — Уже записал?
— Как ты думаешь, там что-то есть? — указав пальцем в небо, едва разборчиво прошептал Вова.
Женя открыл дверь машины и, уложив друга на заднее сидение, проворчал:
— Да, бесконечный космос.
— Нет, я про другое, — послушно ложась на кресла и поджимая ноги, мечтательно протянул Вова.
— Я не видел, — грозно пробормотал Женя и, завершив манипуляции по усаживанию друга, сел за руль и завел мотор.
— Я бы хотел увидеть, — рассеянно прошептал тот и умолк.
— Ты же читал Кафку, — разгневанно шипел Женя, не думая, что друг что-то услышит.
— Читал, — раздался позади глухой звук сырого голоса.
Женя вздрогнул и продолжил также тихо и сердито:
— Ты не можешь ни принять вызов жизни, ни достойно противостоять ему, — он постучал костяшками пальцем по рулю, а затем добавил смягчившись, — Прими, наконец, решение, и тогда дорога к выполнению этого решения станет тебе понятной и посильной.
В ответ он услышал лишь мирное сопение мгновенно уснувшего друга.
Проворочавшись всю ночь и не выспавшись, Страхов встал в 5 утра с чугунной головой, выпил таблетку и, покрутив пустой красный бутылек, написал психотерапевту с просьбой выписать еще один рецепт на успокоительные.
Александр Леонидович долго раздумывал и согласился выписать очередной рецепт при условии проведения терапии. Страхов не отпирался и, оставив Наташе записку на столе, уехал на сессию.