— Ты настолько его боишься? — обеспокоено спросила Наташа.
— Думаю, что он на всё готов, чтобы вернуть меня, — опасливо прошептала Лена.
— Пока ты у нас, ты в безопасности, — тепло проговорила Наташа и обняла подругу.
— Даже не знаю, что я буду делать теперь, — начала причитать Лена, потягивая носом, — У тебя так красиво здесь, — сказала она, рассматривая интерьер, и, вдруг наткнувшись взглядом на Женю, спросила, — Как дела на работе?
— У меня все как обычно, спасибо, — вежливо произнес Страхов и умолк.
— А у меня на работе беда, только йога меня спасает, — обреченно вздохнула Лена.
Страхов осекся и, схватив кружку с чаем, сказал:
— Девочки, я пойду спать. Доброй ночи, — с этими словами он скрылся за дверью спальни.
Страхов собирался распланировать дела на завтра, но не мог сконцентрироваться ни на одной мысли. Ему было до внутреннего ужаса неприятно находится рядом с этой странной женщиной. Он чувствовал, что ею руководило одно ярое желание: чтобы мир принял её такую, какая она есть, со всеми ее грехами. Многочисленные духовные поиски и практики были направлены на исполнение именно этого желания, а мораль христианства с его аскетизмом и первородным грехом было ею отвергнуто немедленно. Страхов видел, что чем больше она говорила, что принимает себя и разрешает себе быть всякой, тем больше она ждала, что её примут другие, и от ожидания этого она никак не могла избавиться. Находиться рядом с ней было физически трудно, потому что каждое слово должно было или полностью уверять её в её же идеальной неидеальности, или не должно было быть вовсе. Все её правильные слова выходили какими-то неправедными и фальшивыми.
Страхов обрадовался, когда Наташа зашла в спальню.
— Когда она собирается возвращаться домой? — настороженно спросил он, повернувшись к Наташе.
— Я не знаю, — ответила Смыслова и заправила за ушко прядь волос, — У нее такая сложная ситуация в жизни. Мы должны помогать друг другу.
— О, дорогая, — громко протянул Женя и тут же умолк, потому что Наташа закрыла ему рукой рот и шикнула. — Это не помощь, — прошипел он, — Ты потакаешь ее капризам и мешаешь ей взять ответственность за свою жизнь. Из-за тебя она остается инфантильным подростком в тридцатилетнем возрасте.
Наташа осуждающе взглянула на Страхова и с упреком прошептала:
— Похоже мы оба имеем такого друга.
Страхов ухмыльнулся, признавая своё поражение, и вернулся к работе.
Обессилившая Лена, оставшись в гостиной одна, распустила заколотые волосы, улеглась на диван и накрылась с головой одеялом. Она старалась уснуть, но вместо этого стала прокручивать в воспоминаниях последние месяцы.
Бывали дни, когда она совсем ничего не хотела, не было сил ни встать с кровати, ни пойти умыться. Она просыпалась с уже испорченным настроением, в апатии, и сразу вспоминала, как много ей нужно сделать, как тяжело придётся трудиться на работе, а после работы сколько сил нужно будет приложить для того, чтобы подготовиться к семинарам в университете. Она помнила, как много от неё ждут её друзья и родные, и давление навешанных ожиданий не давало ей встать с кровати. Она всё время говорила себе, что это скоро пройдёт, что обязательно появится тот, кто ей поможет переубедить родных в их стремлении её исправить, кто защитит её от опасностей и подарит тепло своей любви и поддержки. Но такой человек всё не приходил, и она плыла по течению, ощущая себя виноватой и беспомощной в этом большом несправедливом мире, который не может сберечь тех, кто в него приходит.
Она валялась в кровати до полудня, затем быстро одевалась и шла на работу. Там у неё не надолго открывалось второе дыхание, появлялись силы, но любая проблема выводила её из себя, она злилась и обижалась на своего оппонента и его выходки. Такой состояние могло длиться неделями или месяцами. Тренинги и терапии она выносить не могла, потому что они силы не давали, а забирали. И даже если она заставляла себя пойти на терапию, то могла уйти с середины, как только чувствовала неприятное давление от той ответственности, которую пытались разбудить в ней психологи.
Сильные женщины всегда вызывали у нее чувство стыда и зависти, но ей никогда не хотелось быть такой, как они, ведь эти женщины были такими холодными, заносчивыми и высокомерными, что даже разговаривать с ним было тяжело, казалось, что каждое слово, произнесенное ими, заносит ей яд в самое сердце. Сила воли их характера представлялась ей не больше, чем отлитой в гранит ненавистью к таким, как она, спокойным, скромным и нуждающимся в помощи женщинам.