Вадим Юрьевич всегда поражал Страхова своей проницательностью и умением видеть настоящие мотивы поступков другого человека. И сейчас Страхов понимал, что вопросы, которые профессор задает ему, нужны только для него самого, он знал, что профессору уже давно понятна истинная причина их ссоры и его прихода в университет.

— Мой друг — человек очень сомнительной нравственности, — отчетливо произнес он, крепко сжав челюсти.

— Не вписывается в ее представления о добропорядочном гражданине? — предположил профессор, высовывая облысевшую макушку из-за раскрытой большеформатной тетради.

— Именно так, — кивая головой, рассеянно проговорил Страхов.

— А что же ты о нем думаешь? — захлопнув тетрадь, спросил Вадим Юрьевич и уставился на адвоката.

— Я просто чувствую, что должен его найти, — спрятав голову в плечи и скрестив руки на широкой груди, сказал Страхов.

— Может быть, Бог хочет, чтобы ты его нашел, — словно невзначай обронил профессор, снова обратившись к заполнению учебного плана.

— Вы же знаете, что я не ищу Бога, — нервно проворчал Страхов, играя желваками на щеках.

Он хотел было продолжить и снова говорить про Канта и Гегеля, но осекся, почувствовав себя омерзительным лгуном и лицемером. Профессор, заметив смятение Страхова, решил сменить тему разговора.

— Как дела на работе? — заботливо спросил он.

Страхов облегченно выдохнул, сел за первую парту и, откинувшись на спинку стула и закинув пятку правой ноги на колено левой, сказал, смеясь:

— Сегодня встретил призрак из прошлого. Следователь, который ведет дело моего клиента, — мой бывший однокурсник.

— Ты много раз работал со своими друзьями и однокурсниками, — пробормотал профессор, отложил законченный план и придвинул к себе стопку других документов.

— Этот другое, — перебил Страхов и добавил, раздувая ноздри, — Он заносчив до омерзения.

Профессор поднял глаза на своего дорогого собеседника, вальяжно раскинувшегося на деревянном стуле, и, поправив очки, добродушно произнес:

— Правда в том, что ты невыносимый зазнайка, и гордыни в тебе не меньше, чем в нем.

— Разве у меня нет причин гордиться собой? — встрепенувшись, спросил Страхов.

Профессор многозначительно посмотрел на молодого адвоката и, улыбаясь, спросил:

— Разве у других нет причин гордиться собой?

Страхов замолк и стал интенсивно растирать свои глаза, переносицу и виски. Он мысленно перебрал всю свою недолгую и незначительную жизнь. На лице его отобразились мука и смятение.