Достойна внимания и еще одна деталь: в той же церкви Сант-Андреа состоялась церемония вступления в орден прославленного иезуита Маттео Риччи (1552–1610), математика и картографа, сумевшего побывать в Пекине, столице Поднебесной империи, и первым из европейцев получившего допуск в Запретный город.
О могиле другого выдающегося иезуита стоит поведать отдельно, поскольку история ордена формируется, может быть, даже больше при помощи памяти и культа мертвых, чем посредством деятельности живых. В третьей капелле справа в церкви Сант-Иньяцио под алтарем можно увидеть покрытые роскошной алой кардинальской тканью мощи Роберто Беллармино (1542–1621), тоже присоединившегося к Компании в юности, но прожившего свой век иначе, чем Станислав Костка.
Кости Беллармино перевязаны серебряными нитями, из этого же металла выполнена маска, покрывающая лицо и руки. Известно, что он обладал могучим интеллектом и разящей, точно бритва, проницательностью. Доказал он это еще в молодости, в течение трех дней защищая свою дипломную работу по теологии; безжалостным подтверждением его внутренней силы станет и та неумолимая решимость, с которой он приговорит к сожжению на костре философа Джордано Бруно.
Едва достигнув тридцати лет, он получил кафедру в иезуитском Григорианском университете, где сосредоточился на работе со студентами из Северной Европы, которые, вернувшись на родину, должны были противостоять протестантству.
Беллармино ясно видел, что сметенная Лютером плотина ортодоксии грозила риском прорыва многих других с трудом удерживаемых запруд. Поэтому он сделал смыслом и целью своей жизни защиту доктрины и канона. Таким образом, желание казнить Джордано Бруно было для него вполне естественным. Процесс по обвинению философа длился семь лет, пользы от него не было ни малейшей, несмотря на многочисленные допросы и пытки. Непреклонный кардинал занялся этим делом в 1599 году и за пару-тройку недель довел его до единственно возможного приговора — аутодафе. Обвиняемого в ереси должны были сжечь живьем. 1600 год был объявлен святым, и образ философа, корчившегося в пожирающих его языках пламени, должен был послужить предупреждением всем — и паломникам, и римлянам, — кто захочет прислушаться к лютеранскому учению.
Беллармино интуитивно догадался, что идея Бруно о бесконечной множественности миров открывала новую эру свободомыслия; что если поставить
Бруно изложил теорию, на столетия опередившую открытия астрономов, но тем самым создал помехи доминированию идеи о Боге-творце и вере в искупление Иисусом Христом грехов рода человеческого. В общем, философ вышел за рамки христианства — наказание было неизбежным. По иронии судьбы, в мае 2008 года другой иезуит, падре Хосе Габриэль Фунес, назначенный папой Ратцингером на пост директора ватиканской обсерватории, спокойно сообщил аудитории, что можно без особых проблем признать существование иных миров, пространств и жизней, даже стоящих на более высокой ступени эволюции, но совершенно не обязательно при этом дискутировать и выражать скепсис относительно веры в творение, воплощение Христа и спасение человечества. Бедный Бруно говорил ровно то же самое, но слишком рано.
Процесс беатификации Беллармино, проталкиваемый иезуитами, затянулся на добрые три столетия, с 1627 по 1930 год. Этому препятствовали как соображения технического свойства, так и доктринальные мотивы, да и ощущение некоторой неуместности затеи в отношении человека, который в случае с Джордано Бруно совершил просто-напросто преступление, с чем соглашались даже главы католической церкви. В святые возвел его в 1930 году папа Пий XI, через год Беллармино был провозглашен учителем христианской церкви и отныне почитался как покровитель преподавателей катехизиса и адвокатов канонического права. Эпитафия на его могиле гласит: "Мой меч подчинил гордых духом". Когда в 1889 году в Риме, на Кампо дей Фьори, был торжественно открыт монумент Джордано Бруно, папа Лев XIII выпустил специальное предостережение, которое должны были огласить всем верующим с церковных амвонов: "В нем философ был повторно проклят". Ватикан и далее продолжал оказывать давление на итальянские власти, настаивая на сносе памятника. К чести Бенито Муссолини, при нем как при главе правительства эти попытки каждый раз оборачивались полным фиаско.
Невозможно представить себе более несхожих людей, чем эти двое святых: умерший в восемнадцать лет, охваченный экстазом от видений Христа и ангелов небесных польский юноша — и твердый, как кремень, приверженец доктрины и догмы, скончавшийся на пороге восьмидесятилетия. Однако оба они — иезуиты, оба чтимы церковью. Явственные различия между ними
ставят несколько важных вопросов: можно ли свести Компанию к общему знаменателю? Из кого, в сущности, состояло папское воинство? Не слишком ли часто его деятельность потворствовала политическим нуждам момента и казалась абсолютной импровизацией? Какую из позиций они заняли бы в вечном споре внутри католицизма между милосердием к ближнему и горделивой прокламацией нетленных истин? И верно, действия иезуитов, их теоретические разработки и конкретные поступки регулярно колебались между двумя этими полюсами.
В 1981 году, когда внутри Компании разразились яростные дебаты, папа Иоанн Павел II решил назначить своего персонального представителя, мон-синьора Паоло Децца на пост генерала ордена вместо неизлечимо больного Педро Аррупе. Сами иезуиты предлагали на этот пост своего кандидата, Винсента О’Кифа. В соответствии с официальной версией, Ватикан пытался таким маневром компенсировать "некоторую растерянность" в Компании и "помочь иезуитам услышать глас здравого смысла". Но в приватных беседах утверждалось, что подобное волевое решение отражало стремление поставить под контроль левое течение в Компании, вовлеченное, особенно в Латинской Америке, в так называемую теологию освобождения. В целом ключевым мотивом этого процесса стало желание помешать "либеральному" перевороту, к которому орден подвел генерал Педро Аррупе в период своего почти двадцатилетнего мандата.
В 1968 году в колумбийском городе Медельин латиноамериканская Епископальная конференция заняла недвусмысленную позицию противостояния авторитарным режимам — военным диктатурам, которые проводили безжалостную политику репрессий, часто поддерживаемую Римской церковью (или, во всяком случае, не получающую открытого противодействия с ее стороны). В ходе сопротивления местным хунтам и их кровавым методам латиноамериканский клир в большинстве своем сплотился с самыми обездоленными слоями населения, поддержав собственным авторитетом их борьбу и укрепив идеал социально активной церкви, близкой народу. Теология освобождения никогда не признавалась Ватиканом, а потому он сочтет своим долгом остановить это движение даже ценой ликвидации автономии ордена иезуитов, приближенного к высшей католической иерархии, но при этом сочувствующего угнетаемым народам Латинской Америки.
Другая тема, спровоцировавшая оживленные споры, возникла в 2001 году, когда влиятельная ежедневная газета "Коррьере делла Сера" организовала дискуссию историка Давида Кертцера, автора книги "Папы против евреев", и падре Джованни Сале, историографа Компании Иисуса. Кертцер обрушился на церковь с обвинениями в том, что своим многовековым антииудаизмом она подготовила почву для нацистского антисемитизма. В подтверждение сказанного писатель, в частности, процитировал отрывки из серии статей, опубликованных на страницах выходящего раз в две недели иезуитского журнала "Чивильта католика", учрежденного в 1850 году. Так, в 1882 году журнал с определенным удовлетворением извещал читателей о первых конгрессах современных антисемитских движений. В 1890 году он опубликовал три статьи по еврейскому вопросу, в которых предвосхищались самые позорные клеветнические выпады нацистов; позднее эти выступления и заметки были объединены в книгу, переведенную и изданную на многих языках.
Иезуитский историк парировал эти тезисы решительным утверждением, что проявленный "Чивильта католика" антииудаизм был достаточно корректным по форме и содержанию; к тому же в 1938 году это был единственный журнал, осудивший расовые законы, введенные Муссолини. На самом деле среди католических священников, в том числе иезуитов, были зафиксированы многочисленные случаи оппозиции режиму, а в период Сопротивления — и прямого сотрудничества с борцами за свободу. И все же в контексте антисемитизма имидж Компании остается, по существу, сомнительным и двойственным, как, впрочем, и репутация самого Ватикана.
Тот же падре Сале, высказывая свои аргументы по теме ("Чивильта католика", ноябрь 2008 года), отозвался о поведении Эудженио Пачелли, позднее ставшего папой Пием XII, в бытность его госсекретарем Ватикана, как о "чересчур осторожном": "В отношении данного вопроса Государственный секретариат предпочел придерживаться осмотрительной тактики, полагая, что таким образом сможет добиться конкретных уступок в пользу евреев, особенно обращенных в католицизм". Согласно такому подходу церковь настаивала на том, чтобы фашистское правительство "дискриминационным критерием сделало не расово-биологические признаки, а вероисповедание", то есть соображение, которое, по словам падре Сале, "кажется ныне неудобным и щекотливым для католического историка, тем более после заключений Второго Ватиканского собора по этому поводу подобную теоретическую установку и модель действий сложно оправдать в категориях морали и религии".
Впрочем, в конце Второй мировой войны неоднократно встречались аналогичные примеры двойственного отношения к проблеме. После отмены правительством Пьетро Бадольо расовых законов иезуит падре Луиджи Такки Вентури, специальный посланник госсекретаря кардинала Луиджи Мальоне, высказался в том духе, что "в соответствии с принципами и традициями католической церкви среди этих постановлений были положения как заслуживающие упразднения (в частности, насчет обращенных в католичество и смешанных браков), так и нуждающиеся в подтверждении и всемерной поддержке". Такой взгляд отражал его стремление изолировать религиозный аспект (обращение) проблемы, сохранив ограничения, вдохновленные расовыми предрассудками.
В годы управления орденом падре Аррупе Компания Иисуса нередко демонстрировала открытость и новаторство как в социальной области, так и в вопросах доктрины. В январе 2008 года, за пару дней до избрания нового руководителя Компании, устами испанского теолога Адольфо Николаса папа Бенедикт XVI потребовал от иезуитов продемонстрировать большую верность "в деле продвижения идеалов истинной и святой католической доктрины… особенно по ряду аспектов теологии освобождения и по различным пунктам сексуальной морали". Посыл ясен, очевидна и обеспокоенность папы темами, которые и сегодня характеризуют его понтификат.
Другой иезуит, вызвавший сильнейшие опасения Ватикана, — это американский теолог Роджер Хейт. Еще в 2004 году Конгрегация доктрины веры (бывшая инквизиция — Сант-Уффицио[83]), которую возглавлял тогда как раз кардинал Ратцингер, осудила тезисы Хейта и запретила ему преподавать теологию в Weston School of Theology, иезуитском университете Кембриджа, штат Массачусетс. Летом 2008 года теолог был заклеймен повторно; предписание об отстранении от преподавательской деятельности на сей раз было распространено на все школы, не только католические. Параллельно появилось официальное вето на публикацию книг Хейта до тех пор, "пока его позиция не будет скорректирована, а мнения исправлены".
Главное обвинение в адрес Хейта сводилось к тому, что он использовал теологический метод, в рамках которого содержание вероучения и его трактовка были обусловлены исключительно тем, насколько оно приемлемо для современного социума. Американец парировал, что в этом случае у католической теологии появляется больше шансов на выживание, успех и восприятие ее доминирующей на Западе культурой, включая молодежную субкультуру. Ватиканская иерархия и воинствующий теолог-иезуит по большому счету мыслят похоже, но анализируют проблему с двух совершенно противоположных точек зрения. Естественно, за столетия своей истории церковь много раз оперативно и решительно адаптировалась к требованиям, диктуемым политикой, обычаями и нравами. Иными словами, нет смысла четко определять, что важнее — общество или доктрина. На кону в очередной раз совсем иная ставка: главенство или, если хотите, подчинение.
Впрочем, падре Хейт встретил сопротивление и внутри самой Компании. Другой иезуитский теолог, падре Джеральд О’Коллинз, преподающий в престижном Григорианском университете Рима, обрушился на него с резкой критикой, заявив, что "для Иисуса, каковым его задумал и понимает Хейт, уж точно не было никакого резона умирать на кресте". Согласитесь, крайне деликатные вопросы, по которым не так-то просто и, может, даже не дозволено высказываться столь непринужденно. Здесь перед нами явная демонстрация тревог, будоражащих Компанию в непростой для Римской церкви период. Согласно подсчетам специалиста по Ватикану Сандро Маджистера, из семи теологов, деятельность которых расследовалась Конгрегацией доктрины веры, четверо — иезуиты.