Впрочем, из-за необычного совпадения и взаимосвязи событий, многих людей, вовлеченных в историю с ИОР, постигла, как мы увидели, внезапная или насильственная смерть. А в самой этой истории ощущается постоянная склонность к риску (который чреват непредсказуемым финалом отношений с различными учреждениями и лицами) и темным финансовым махинациям, где нашлось место даже капиталам сицилийской мафии. По крайней мере, об этом заявляли некоторые пентити ("раскаявшиеся" мафиози), среди которых были Франческо Саверио Маннойя и Винченцо Калькара. Первый в ходе видеоконференции из Нью-Йорка засвидетельствовал, что безжалостная группа корлеонцев инвестировала часть своего состояния в Банк Ватикана. Второй утверждал, что пронес с собой в самолет два чемодана, набитых деньгами, и доставил их из Палермо в Рим, где уже была подготовлена машина, в которой его с нетерпением ожидал монсиньор Марцинкус. Откровения пентити всегда воспринимаются с осмотрительностью, хотя бы потому, что их невозможно объективно проверить, нельзя собрать улики и сверить доказательства. Между тем судья Джованни Фальконе просил считать Маннойю одним из самых достоверных источников, согласившихся сотрудничать с органами юстиции.
Когда банкротство аффилированных с ИОР банков всплыло на поверхность, Марцинкус поспешил заявить, что Ватикан в таких непростых условиях не понес ни малейшего ущерба. Это было неправдой. Министр казначейства Беньямино Андреатта (христианский демократ) с ходу насчитал свыше одного миллиарда долларов прямых убытков Святого престола из-за краха "Банко Амброзиано" и высказался так: "Правительство ожидает, что ИОР ясно и однозначно примет на себя часть ответственности, поскольку в ряде операций "Банко Амброзиано" ватиканский финансовый институт фактически выступал его компаньоном". Многие мировые газеты вышли тогда с броскими заголовками, освещая эти новости, но Ватикан, как обычно в критические моменты, предпочел хранить неприступное молчание. Никто так и не признался, что знал о нелегальном денежном трафике, организованном Синдона совместно с мафией, о горестях и злоключениях пары Кальви — Марцинкус, о разверзшейся бездне в ситуации с банковскими счетами, о нецелевом использовании средств, которые в соответствии со статутом должны были быть потрачены на "религиозные дела".
В 1978 году Иоанн Павел II в возрасте пятидесяти восьми лет восходит на трон Святого Петра (он родился в Вадовице, в Краковском воеводстве Южной Польши, в мае 1920 года). Это невероятно энергичный, физически выносливый человек, что не раз подтверждалось его частыми изнурительными поездками. И прежде всего это человек, возложивший на себя миссию освобождения родной земли от ярма советского коммунизма. Эта колоссальная задача требовала настойчивости, политической хитрости и сети выгодных альянсов по всему белу свету. А еще огромных денег. Пусть мон-синьор Марцинкус и ослаблен скандалами, но папа рассматривает его как необходимую пешку для своего проекта. По мнению английского эссеиста Дэвида Яллопа, Ватикану удалось добыть для польского профсоюза "Солидарность", своими забастовками подрывавшего советскую власть не только в Польше, порядка ста миллионов долларов.
В мае 1982 года Банк Италии предает гласности дебиторскую задолженность "Банко Амброзиано" на сумму в один миллиард долларов, а Кальви, бросив все, бежит в Лондон, надеясь спастись и уклониться от неизбежных обвинений и даже вендетты, более чем вероятной, когда речь идет о манипуляциях фондов, запятнанных сотрудничеством с мафией. Может быть, он добился каких-то обнадеживающих заверений, но факт остается фактом — он даже не подозревал об ожидавшей его ловушке. В британской столице его ждала чудовищная смерть. Он находился в самом расцвете сил и как никто умел добиваться желаемого. Ведь еще за год до того, как все рухнуло, именно он сумел получить кредит, о котором и мечтать было невозможно; частично из-за умений иллюзиониста, которыми пестрит история мировых финансов, от Джона Ло, изобретшего в XVIII веке "фидуциарные монеты", до Бернарда Мэдоффа, жонглера фиктивными деньгами; частично по причине известной всем и каждому близости к ватиканскому банку.
После его смерти примерно сотня кредиторов (юридических лиц) объединились в комитет, чтобы с максимальной эффективностью добиваться возврата вложенных средств. В это время в Ватикане совещания следуют одно за другим, кругом царит смятение. Марцинкус, в один миг потерявший большую часть своего влияния, говорит, что никогда не догадывался о махинациях Кальви, поставивших под угрозу имя и репутацию ИОР. Он пытается погасить пожар, грозящий испепелить его самого, но все знают, что это ложь.
Госсекретарем в те годы был кардинал Агостино Казароли, человек, наделенный блестящим тактическим чутьем, который, будучи досконально осведомлен о фактах и реальных масштабах катастрофы, придерживается иной линии. Во время очередного заседания он советует принять более взвешенное решение, записанное в официальном протоколе так (целиком документ имеется в книге "ЗАО Ватикан" Джанлуиджи Ницци):
Марцинкус против. В попытке вытащить из пропасти банк и самого себя он с нажимом парирует: "Если мы невиновны, то и платить нам не следует". Английский журналист Чарльз Роу, специализирующийся на экономической тематике, занимался журналистским расследованием этого дела. В своей книге
Дебиторский счет ИОР в итоге был закрыт в конце мая 1984 года. Банк Ватикана остался должен "Банко Амброзиано" свыше 400 миллиардов лир. Комитет банков-кредиторов продолжал оказывать давление, скандал разрастался, конфликт предпочли разрешить по-быстрому и на условиях, единственно возможных в той ситуации. Ватиканский банк официально объявил о своей непричастности к финансовой неразберихе, однако согласился внести "добровольный вклад" в размере 240 миллионов долларов. Фактически тем самым он сделал скрытое признание в соучастии: если бы Банк Ватикана и в самом деле не нес некой доли ответственности за обвал и банкротство "Банко Амброзиано", то поступил бы более правильно, примкнув к прочим банкам в составе комитета. В протокольном соглашении читаем, что названная сумма выплачивается "исключительно по причине особой позиции ИОР", а также для поддержания "духа взаимного примирения и сотрудничества".
4 июня печатный орган Святого престола "Оссерваторе Романо" акцентировал внимание общественности на том, что такой ход был продиктован желанием "облегчить поиск глобального решения для последующей консолидации отношений между всеми сторонами и укрепления международного порядка и стабильности". В чисто финансовом смысле 240 миллионов долларов — это выгодная сделка по сравнению с реальным объемом долговых обязательств. Марцинкусу пришлось смириться, в том числе потому, что через три года, в феврале 1987-го, он получит извещение об ордере на его арест, подписанном миланскими судьями. Как мы помним, это сугубо показательная и бесполезная мера с юридической точки зрения, так как она была направлена на человека, обладавшего неприкосновенностью на итальянской территории. Но инициатива прокуратуры и суда еще раз продемонстрировала, что терпеть и далее такого человека у штурвала ИОР не представляется возможным. Тем не менее Ватикан принял окончательное решение в свойственной ему медлительной и осторожной манере — он выждал два года, прежде чем снять Марцинкуса с занимаемого поста. Все тот же Иоанн Павел II распрощается с ним в марте 1989 года — об этой громкой отставке возвестит "Оссерваторе Романо".
Комментарий архиепископа лишен иллюзий и полон горечи: "В деле Кальви меня всегда будут поминать как человека, исполнившего роль злодея". Марцинкус оставался в стенах Ватикана до 1997 года, до наступления пенсионного возраста, после чего в семьдесят пять лет отказался от всех должностей и вернулся в Соединенные Штаты, где исполнял скромные (а в чем-то даже унизительные) функции замещающего приходского священника в церкви Сан-Клементе в Сан-Сити, штат Аризона.
Циник? Наивный простак? Путаник? Суждения о нем, подозрения и обвинения в его адрес были многочисленными, но за все это время так и не появилось ничего более определенного или однозначного. Чтобы подвести баланс деятельности Марцинкуса, нужно знать многие засекреченные эпизоды, которые предадут огласке разве что через пару столетий — и то нет гарантий. В 1989 году рухнула Берлинская стена; в 1991 году в Москве на шпилях кремлевских башен были приспущены флаги Советского Союза. Это были события, поставившие точку в ужасной истории XX века, с его войнами и вопиющей дикостью. Не будет чересчур смелым сказать, что именно такой ход событий предопределили и те деньги — грязные и отмытые, — которые Марцинкус исхитрялся собирать и передавать тому, кто готовил столь громкий финал.
После отъезда Марцинкуса в Ватикане остался его последователь и подражатель, сумевший, в общем-то, даже превзойти своего учителя. Его зовут Донато де Бонис, священник, родившийся в 1930 году в бедной семье в Пьетрагалле, область Базиликата, что на юге Италии. Де Бонне проявил себя во сто крат большим циником и ловкачом, чем его наставник Марцинкус. Его изобретением стало нечто вроде секретного подразделения ИОР, к которому лишь он один имел право доступа. Он создал в самом сердце Рима настоящую офшорную сеть, через которую прошли многие миллиарды лир. Ими предприимчивый де Бонис управлял и распоряжался по собственному усмотрению, получая баснословные проценты (ни один европейский банк не смог бы соответствовать такому размаху и тягаться с ним), прежде всего благодаря фискальным привилегиям, полученным Святым престолом.
О таком процветании свидетельствует, например, счет, открытый на имя кардинала Фрэнсиса Спеллмана (1889–1967), влиятельного архиепископа Нью-Йорка, являвшегося проводником самого оголтелого антикоммунизма и доблестным защитником финансовых интересов церкви. Чувство долга и миссии, которую ему надлежало исполнить, были в нем так сильны, что это подвигло его на полемику с Элеонорой Рузвельт и самим Джоном Кеннеди, когда под угрозой закрытия оказались федеральные фонды, финансировавшие содержание католических школ. Доведенная до исступления страсть заставила его сделать ставку в электоральной гонке 1960 года не на кандидата-католика Джона Кеннеди, а на Ричарда Никсона, дававшего вроде бы большие гарантии лояльности церкви и обещания конкретных уступок для ее деятельности. Кроме того, воинственный кардинал никогда не скрывал своего одобрения кампании (очевидно антиконституционной) сенатора Джозефа Маккарти по пресечению явной или мнимой антиамериканской подрывной деятельности и симпатий к диктаторам самого дурного пошиба вроде никарагуанца Анастасио Сомосы.
Поэтому выбор его имени для открытия секретного счета Ватикана вполне вписывается в схему сначала психологического, а уж после — политического порядка. Здесь возникает вопрос схожести идеалов, но вполне адекватным будет и словосочетание "родственность душ". Впрочем, стоит вспомнить, что именно Спеллман сразу после Второй мировой войны направил средства тайных американских денежных фондов на финансирование итальянской христианской демократии.
Согласно реконструкции Нуцци в книге "ЗАО Ватикан", на счет, фигурирующий в деле как "Фонд кардинала Фрэнсиса Спеллмана", только за пять лет (1987–1992) в деньгах и ценных бумагах поступило не менее 26 миллиардов лир. Малая доля этих средств была выделена на раздачу милостыни и субсидирование деятельности монашеских орденов, священников, монастырей и детских приютов. Основная же часть предназначалась для целей куда более приземленных и почти всегда двусмысленных. Дошло до того, что в августе 1992 года новый президент ИОР Анджело Калойя, обеспокоенный перемещением средств, как он интуитивно догадывался, в неизвестных направлениях и с весьма смутной мотивацией, информирует папу Иоанна Павла II о своих подозрениях (вполне обоснованных) относительно проведения незаконных операций на сотни миллиардов, маскируемых под благотворительные цели. Особенно циничным было то, что махинации по нелегальному отмыванию денег и извлечению прибыли прикрывались помощью детишкам из неимущих семей, Конгрегации сестер Божественного провидения[91] а также организацией святых месс по усопшим или в честь образов святых.
Все сказанное, по большому счету, лишь предисловие к тому, что случится позднее, когда через механизмы ИОР будет проведена большая часть "макси-взятки "Энимонт""[92], известной как "мать всех взяток", если перефразировать выражение экс-диктатора Ирака Саддама Хусейна. Чтобы разобраться, о чем речь, вернемся в май 1989 года, к моменту образования концерна "Энимонт", гиганта национальной химической промышленности, восемьдесят процентов акций которого в равных долях были поделены между государственной нефтегазовой компанией ЭНИ и частной компанией "Монтэдисон", принадлежащей семье Ферруцци из Равенны.
Слиянием обеих организаций и начинается история одной из крупнейших химических групп мира. Держатель частной квоты акционерного капитала Рауль Гардини по прозвищу Корсар, неуемный предприниматель-авантюрист и экстравагантный мечтатель, поглощенный масштабными проектами, зять основателя фирмы Серафино Ферруцци. Гардини со свойственным ему темпераментом никак не может удовлетвориться половиной, желая быть собственником всех активов, поэтому он приступает к подрыву позиций концерна изнутри, чтобы в итоге прибрать его к рукам за бесценок. Президент ЭНИ Габриэле Кальяри, прознав об этом, требует разрыва пакта с Корсаром и отстранения его от всех рычагов влияния. Через полтора года после появления этого проекта на свет дерзкая мечта об итальянском лидере химической индустрии мирового значения разбита вдребезги. Гардини предложен выбор: либо выкупай акции целиком, либо самоустраняйся. Тот предпочитает второй вариант и перепродает ЭНИ свой пакет за сумму около 2,8 триллиона лир (свыше 1,5 миллиарда евро).
От этой сделки сразу же станет попахивать душком, поскольку заплаченная сумма очевидно и непропорционально завышена. Она вызовет еще большее подозрение, когда выяснится, что для получения согласия различных сторон, заинтересованных в данной транзакции (а их много), пришлось скрытно, из-под полы, вне банковского контроля, раздавать щедрые выплаты многочисленным вовлеченным в историю лицам и структурам. Причем делали это через подставных лиц, посредников и аферистов: разброс общей суммы — от 130 до 170 миллиардов лир (точные данные никогда не были подтверждены и нигде не "всплывали"). Итак, большая часть этих денег (примерно 100 миллиардов лир) шла транзитом через ИОР, чтобы далее распределяться по бесчисленным счетам, открытым в Швейцарии и в остальном мире. Оба протагониста этих событий — Рауль Гардини и Габриэле Кальяри — покончат жизнь самоубийством, удлинив, таким образом, шлейф насильственных (или вынужденных) смертей, напоминающих проклятие, накладываемое на любого, чей путь пересечется с ИОР.
Истинным инициатором и распространителем "макси-взятки" был мон-синьор де Бонне. В своей книге