Таким образом, орден добавляет к своему богатству еще и колоссальное могущество. Получаемые им дары и пожертвования столь солидны, что, невзирая на гигантские расходы по ведению военных кампаний (транспортировка, снаряжение и экипировка, сооружение фортов), его инвентарные описи свидетельствуют о положительном балансе относительно любого движимого и недвижимого имущества. Параллельно с военными акциями положено начало активной деятельности в финансовой сфере; многие утверждают, что именно тамплиеры изобрели чеки и векселя. Безусловно, они заботились о безопасном переводе денежных сумм в удаленные точки присутствия ордена, взимали десятину от имени папы, выдавали займы высокопоставленным лицам, если те адекватно мотивировали нужду в них, предоставляли казначейские услуги дворянам, не желавшим заниматься этим самостоятельно. Кругооборот денег всегда благоприятствует тем, кто способен им управлять. Тамплиеры еще раз подтверждают это правило, сосредотачивая в своих руках все больше материальных средств и власти; мы увидим, как в дальнейшем, на следующем витке развития ордена, этот факт превратится в причину (или предлог) для их разорения и гибели.
Сражения с мусульманами порой достигали пика неслыханной жестокости, причем с обеих сторон. Один из самых свирепых эпизодов относится к 1153 году, эпохе Второго крестового похода. Хроники рассказывают, что при осаде Аскалона орудийная башня, подожженная христианами, была сброшена на крепостную стену. От удара и пламени в стене образовалась брешь. До этого долгие месяцы осаждавшие пытались войти в город, казавшийся неприступным. И вот теперь Бернар де Трембле, командовавший отрядом тамплиеров, отдает приказ о незамедлительном прорыве.
Сорок всадников галопом несутся к образовавшемуся проему в стене. К несчастью, никто не следует их примеру: тамплиеры изолированы от остальной массы войск, в тот момент ведущих бой в других местах. Мусульмане, осознав незначительность брошенных на штурм сил, без особого труда их рассеивают. Итог страшен: все тамплиеры перебиты клинками кривых сабель, их обезглавленные тела подвешены за ноги вне линии стен, а оторванные от туловищ головы при помощи катапульт заброшены в лагерь христиан. Ужас подобного спектакля только удваивает решимость осаждающих, которые, наконец, проникают в город и обрушивают на врагов не менее жестокую кару.
В ходе этих войн самым способным и отважным мусульманским военачальником был легендарный Саладин, Салах ад-Дин, несправедливо прославившийся на Западе как "жестокий Саладин". Он сумел собрать под своими знаменами почти двухсоттысячную армию и в 1174 году совершить чудо — сначала политическое, затем военное, — заручившись содействием и поддержкой всего мусульманского мира. В 1179 году Саладин вторгся в Галилею, а затем направился на юг, к Иерусалиму. Тамплиеры преградили ему путь, окопавшись в хорошо укрепленной крепости Брод святого Иакова[69]. Однако в июне непреклонный полководец возобновляет атаки и на сей раз добивается успеха: крепость взята, тамплиеры уничтожены. В руки Саладина попадает и великий магистр ордена Одон де Сент-Аман. Когда ему сообщают, что он может обрести свободу, заплатив выкуп, он отвергает это предложение с негодованием. Тогда его отправляют в тюрьму Дамаска, где он вскоре умрет от лишений и болезней.
Теперь дорога на Иерусалим для мусульман была открыта, хотя на самом деле пройдут годы, прежде чем Саладин и его несметное воинство смогут захватить Святой Град; произойдет это только в октябре 1187 года, после многих недель осады. Христианские символы — кресты — тут же заменят исламскими полумесяцами; что же до тамплиеров, то их командный центр перебазируется в Акру, где и будет находиться вплоть до 1291 года.
Но еще многие десятилетия волны паломников и воинов Христовых будут выплескиваться на берега Палестины и Северной Африки. Люди, движимые глубокой верой, военным расчетом, коммерческим азартом или жаждой искупления, пытались вернуть христианскому миру Гроб Господень. А ведь с учетом всех условий и рисков, которые влекло за собой подобное путешествие, паломничество само по себе становилось суровым испытанием на прочность плоти и духа. Только в 1229 году Иерусалим был возвращен христианам, на сей раз без кровопролития, благодаря дипломатическому соглашению[70] Фридриха II с султаном Египта Маликом аль-Камилем, человеком просвещенным, другом наук и искусств, с которым хотел встретиться сам Франциск Ассизский.
Император Фридрих вступает во владение Иерусалимом, где торжественно венчает себя кроваво-эфемерной королевской короной. Проходит больше полувека, и 28 мая 1291 года капитулирует крепость Святого Иоанна в Акре, последний христианский бастион, что ознаменует собой окончательное падение Иерусалимского королевства. Тамплиеры храбро сражаются за Акру, мощное фортификационное сооружение, в стенах которого на тот момент остается сорок тысяч жителей. Однако 17 мая мусульманам удается пробить в стене брешь и прорваться внутрь. Рыцари оказывают отчаянное сопротивление, многие из них могли бы спастись, уйдя по морю, но не сделали этого. Наоборот, когда их осталось немногим более сотни, они забаррикадировались в цитадели и продержались там целую неделю, несмотря на непрекращающиеся атаки разъяренных мусульман. В итоге, полностью изнуренные, они сдались. В Европу вернулись считанные единицы. Остается вопрос: а не лучше ли им было всем пасть тогда, на поле брани, чем совсем скоро столкнуться с тяжелейшими страданиями и пытками, которые им уготовили на родине?
Я попытался в нескольких наиболее ярких эпизодах концентрированно изложить всю долгую и насыщенную историю тамплиеров, полную героических порывов, ожесточения и неистовства; резюмировать в паре фрагментов целую эпоху, начавшуюся Первым крестовым походом 1095 (или 1096) года и завершившуюся почти два столетия спустя бойней в Акре. Потери тамплиеров на Святой земле составили, по разным оценкам, от двенадцати до двадцати тысяч человек. Что бы о них ни думали, но не приходится сомневаться ни в их вере, ни в их верности клятве и долгу. Можно дискутировать на тему, могут ли монахи с моральной точки зрения сражаться в первых рядах, взваливать на себя самые рискованные, а значит, и наиболее кровавые операции, то есть представлять собой самый настоящий "корпус особого назначения", как сказали бы мы сегодня. Риторический вопрос. Если однажды все это было дозволено, а религиозная и военная обстановка диктовала подобные шаги, то все прочее не требует обсуждения. Хотя в этом и заключается коварный парадокс, поскольку именно "все прочее" будет использовано для того, чтобы уничтожить орден. Его крах будет быстрым и беспримерно жестоким.
Король Франции Филипп IV Красивый на секретном совещании в аббатстве Мобюиссон 14 сентября 1307 года приказывает произвести массовые аресты тамплиеров. Все, что следует далее, — это цепочка предательств, доносов, зверств и подлостей, замаскированных под доводы правосудия. Почему этот приказ был отдан? Мотивы были сложны, но они требуют хотя бы краткого объяснения. Противоречия между французской короной и папством возникли еще в конце XIII века при папе Бонифации VIII, оставившем по себе дурную память: Данте обвинял его в симонии, Якопоне да Тоди считал "новым Антихристом", другие прямо заявляли, что он будто бы задушил собственными руками своего предшественника Целестина V.
Конфликт обострился в связи с вопросом взимания некоторых налогов, которые, по мнению папы, причитались церкви, а король, в свою очередь, не желал их терять; в общем, денежные вопросы, как водится, всегда самые деликатные. В марте 1303 года Филипп созывает в Лувре Государственный совет, во время которого его советник Гийом де Ногаре формулирует обвинительный акт против папы, в котором Бонифаций прямо назван приверженцем симонии, еретиком, содомитом и убийцей. Получивший столь тревожную весть в Ананьи, понтифик тут же готовит буллу об анафеме короля Франции. Но не успеет обнародовать ее, поскольку утром 7 сентября группа заговорщиков, опирающихся на знатное семейство Колонна, врывается в папский дворец с криком "Да здравствует король Франции!". Бонифаций, облаченный в парадные одеяния, молча сидит на папском троне и ждет развития событий.
А события эти войдут в историю, ведь именно здесь произойдет знаменитый (может, даже легендарный) эпизод, известный как "пощечина в Ананьи". Рассказывают, что Гийом Ногаре, которому велели доставить папу в Париж любым способом, наносит Бонифацию самое страшное по представлениям той эпохи оскорбление, ударив его по лицу рукой в железной перчатке. Это громкое событие — одна из предпосылок всего того, что случится далее. После трех дней заключения Бонифация освободили, но психологическая травма оказалась настолько сильной, что понтифик умер буквально через пару недель.
Преемник Бонифация Бенедикт XI предпримет попытку посредничества между враждующими сторонами; отчасти она оказалась успешной, но, так или иначе, этому папе не было суждено пробыть на троне долго. Он скончался от дизентерии, съев очень вкусный инжир, с большой долей вероятности отравленный. И теперь в нашем рассказе наступает поворотный пункт: на авансцену истории выходит папа Климент V, в миру Бертран де Гот, француз, архиепископ Бордо, воцарением которого открывается период "авиньонского пленения пап"[71]. По мнению ряда историков, хитрый Бертран купил для себя престол Святого Петра, уступив королю, в случае своего избрания, право на все церковные десятины Франции в течение пяти лет. Данте тоже уверен, что Бертран — "пастырь не по закону", ибо он приобрел для себя эту должность; подозрения подкрепились тем, что интронизация папы Климента прошла в Лионе, а с 1309 года его резиденция была перенесена в Авиньон, в зону непосредственного влияния французской короны.
Король Филипп, обуреваемый жаждой мщения, хочет осудить Бонифация даже после его смерти. Климент при помощи тонкой игры, состоявшей из недомолвок и уклончивости, нисколько не противится этому абсурдному решению. Напротив, он сам велит, чтобы были приняты во внимание тезисы, свидетельствующие в его пользу. Впоследствии он намерен извлечь дивиденды из такой дипломатической податливости. Когда неумолимый Филипп заставляет его распустить орден тамплиеров, папа Климент медленно и неохотно уступает, одновременно с этим приостановив процесс по делу своего предшественника Бонифация: стыд, который даже такой нещепетильный и беззастенчивый понтифик, как он, стерпеть не мог.
Для короля дело приобретает весьма выгодный оборот. Злобный выпад против мертвого Бонифация был не более чем капризом; правильнее будет удовлетворить в такой мелочи Климента, который вроде бы согласен проявить послушание. А вот враждебность монарха к тамплиерам базируется на куда более конкретных соображениях. Во время народного бунта, вызванного налоговым гнетом и сильнейшей инфляцией, рыцари укрыли Филиппа в самом безопасном месте — в Тампле, своей парижской твердыне, в тщательно укрепленном замке (в сегодняшнем IV округе Парижа). Там было огромное количество комнат и камер, в случае необходимости превосходно выполнявших тюремные функции (и действительно, в годы Французской революции там пройдет первая часть заключения Людовика XVI и его семьи). Пока народ и сам папа клеймили Филиппа, чей портрет красовался на серьезно обесценившихся денежных знаках, оскорбительным прозвищем "король-фальшивомонетчик", рыцари имели дерзость (или наивность) показать королю переполненные золотом и драгоценностями сундуки, стоявшие в подземельях Тампля.
Рискованная игра продолжается; Климент полагает, что сможет удержать королевскую инициативу под контролем, предоставив все полномочия епископату. В свою очередь, король вводит преданных ему людей в состав комиссий, которым надлежит оценить объективность тяжких обвинений, выдвинутых против рыцарей. Как нередко случается в историях с заговорами, нужный кончик нити в клубке интриг ему предоставляет доносчик. Некий Эскью де Флориан, бывший каторжник из Безьера, сообщает, что в тюрьме познакомился с исключенным из ордена тамплиером, который поведал ему постыдные вещи: в момент вступления в орден рыцари плюют на крест; они обмениваются похотливыми поцелуями, нередко переходящими в акты содомии; они поклоняются странному идолу, а великий магистр присвоил себе функции священника, дарующего отпущение грехов. На костре в то время заканчивали и за куда меньшие проступки.
В этот период великим магистром ордена был Жак де Моле, человек шестидесяти четырех лет, скромного происхождения, из низов, родившийся в Эльзасе, в окрестностях Бельфора[72]. Почувствовав, что над орденом нависла серьезная угроза, он попытался сыграть на опережение, обратившись с просьбой к понтифику инициировать расследование вменяемых тамплиерам абсурдных обвинений, о которых повсюду распространяют слухи. Это был отчаянный ход, не принесший никаких положительных результатов.
Король Филипп между тем передал своим бальи[73] секретные инструкции: в условленный день отправленные им конверты должны быть одновременно вскрыты, а изложенные в сообщениях указания неукоснительно исполнены. Гийом Имбер, доминиканец, духовник короля и великий инквизитор Франции, при необходимости должен содействовать надлежащей реализации монарших повелений без санкции и поручительства папы. Именно так и происходит. Королевское послание гласит: "Все без исключения члены вышеназванного ордена на территории нашего королевства должны быть арестованы, заключены в тюрьму и преданы церковному суду, а все их движимое и недвижимое имущество должно быть конфисковано и передано в наше распоряжение".
Мандат и содержащийся в нем наказ не могли быть более ясными и недвусмысленными: истинные намерения короны изложены досконально. Король Филипп, внук Людовика Святого, ханжа и лицемер, не принимавший ни одного государственного решения, не прослушав пару-тройку месс, подумывает убить двух зайцев сразу, причем одним и тем же способом: разгромить ересь и развращенность, укоренившиеся в среде тамплиеров, и вместе с тем прибрать к рукам их богатства, что позволит ему разобраться с собственными финансовыми проблемами, особенно неприятными с учетом продолжающейся войны с англичанами.
Королевский приказ надлежало выполнить максимально быстро и слаженными усилиями. Замысел удался. 13 октября 1307 года Гийом де Ногаре, проникнув в парижский Тампль, самолично берет под арест великого магистра; в подземельях того же Тампля производятся чудовищные допросы, сопровождаемые бесчеловечными пытками. Папа, получив весть об этом, чувствует себя оскорбленным: события застали его врасплох, авторитет понтифика растоптан, полномочия попраны. Тем не менее лишь спустя две недели он решается написать королю: