Тишина, от которой сердце замирало. Я шла осторожно, стараясь не цокать каблуками, будто любой звук мог потревожить покой усопших. Шорох травы казался неуместно шумным, а голоса птиц непозволительно звонкими. В обители мертвых не слышна суета города, будто это два совершенно разных мира, между которыми огромная пропасть из пустоты и холода. Здесь не существовало таких понятий, как время и счастье. Здесь все одинаково неспешны и печальны. Я ненавижу похороны, ненавижу толпы скорбящих, пришедших проститься с усопшим. Большинство из этих людей презирали его при жизни и завидовали, но на погребальном обряде изображали траур, выказывали сострадание родственникам. Угасла чья-то жизнь, осталась только память, и та со временем сотрется и потускнеет. Неужели нельзя обойтись без лицемерия в последние минуты пребывания умершего на земле?
Я не присутствовала на похоронах Линетт, хотя любила ее. Она многое сделала для меня, была близким другом и заменила мать, но я не смогла пересилить себя. Хватило одного взгляда на ее прекрасное бледное лицо в гробу, как моя душа упала в пятки. Ощущение одиночества, словно я, крошечная и слабая девочка, осталась в необъятной вселенной, где никому нет до меня дела, до сих пор дрожало в груди. Я все так же сжималась от мысли о смерти Линетт, все так же горевала, но за пять месяцев боль притупилась. Остались только отголоски пережитой потери. Все проходит, все забывается, чтобы мы ни делали, как бы ни пытались сохранить частички близких людей в сердце и в их вещах. Я также хранила одежду и всякие мелочи, принадлежавшие маме, но каждый раз прикасаясь к ним, чувствовала, как уходят последние крохи воспоминаний, меркнет аромат ее духов…. До сих пор больно, до сих пор страшно, но ничего не поделаешь. Нужно жить дальше, в мире живых, а не питаться воспоминаниями о мертвых. Я вроде пыталась, но так выходило, что моя жизнь была насыщена чужими смертями.
Миновав три ряда помпезных могил — почивших проводили в последний путь так, чтобы им было там не просто комфортно, а лучше, чем на белом свете, я свернула налево. Мороз по коже от мысли о громких, дорогих похоронах…. Эксклюзивный памятник, лучшее место, гроб из красного дерева — не думаю, что все это мне понадобится в потустороннем мире. В любом случае, будет уже все равно. Пройдя еще пару рядов, я очутилась в небольшом подлеске — место для захоронений особ, отличившихся при жизни великими деяниями или как минимум высоким чином. Здесь обрывалась асфальтированная дорога и начиналась аккуратная тропа из серых камней. Она петляла, будто хотела запутать непрошеного гостя. Ныряла под многолетние деревья с густой и низкой лиственной шевелюрой, оббегала монумент, возведенный одному старому колдуну, которого я не знала. Он жил слишком давно и слишком долго, о таких можно прочесть в учебниках по истории. Но, видимо, его заслуги в наше время утратили ценность или попросту позабыты, поэтому мало, кто помнил его. Свернув за монумент, я оказалась перед стеной из растительности. Ветви плакучих ив касались земли и занавесом закрывали могилу Линетт от других усыпальниц так, что с одной стороны высились деревья, а с другой раскинулась пустая зеленая равнина. Когда-нибудь она станет последним пристанищем для других магов. Уединение с природой и ни единого намека на общественное кладбище. Отодвинув тонкие изящные ветви, я прошла к забору из белого мрамора и замерла перед двумя статуями стражников, охранявших покой Линетт. Вдоль мраморного ограждения были выложены сотни цветочных букетов, позолоченные венки с переплетением из флуций и композиции в корзинах. Они лежали здесь со дня похорон и успели облететь и засохнуть. Я недавно говорила о лицемерии — вот наглядный пример. Линетт умерла, ее кончину оплакали, принесли цветы, проводили в последний путь и забыли.
Стражникам удалось остановить меня. Миловидные лица, холодные взоры, смотрящие вдаль, напряженная поза с ровной спиной и вздернутой головой вверх. Держа копья в руках, они словно смотрели прямо в душу и видели, с добрыми ли помыслами ты явился. Одеты каменные стражники в двубортные сюртуки до колен, расшитые драгоценными камнями, узкие брюки, заправленные в высокие сапоги, береты на головах — и все из инкрустированного белого мрамора. Они внушали трепет и величие одними лишь ровными стойками и ростом около трех метров. Оглядев обе статуи, я коснулась рукой копья одного из них. Холодные, не ощущалось присутствие магии, а, значит, нечего волноваться. Ветер прошелестел над верхушками деревьев и теплым легким вихрем прошелся по земле. Он швырнул под ноги пожелтевшую опавшую листву, и я невольно опустила взгляд. Дыхнув жаром, ветер затих, и появилось чувство дискомфорта. Здесь есть кто-то еще.
Я постоянно ощущала что-то постороннее — магию или чуткий взор, в обители мертвых это чувство меня не покидало. Вздохнув и мысленно отмахнувшись от неприятных мыслей, я, осторожно скользнула между статуями стражников. Подошла к могиле и остановилась у подножья. Высокий памятник из белого мрамора — на плите была вырезана искусным мастером целая картина. Замок с башнями на обрыве скалы, внизу — густой хвойный лес, утопленный в широкой реке. Произведение искусства, никак не меньше. Внизу предусматривалась ниша для трех ваз с цветами, так же из белого мрамора, но тот, кто принес букет, не воспользовался ими.
Розовые, восхитительно нежные розы, перетянутые белой лентой, лежали на могиле, словно оставивший их не вынес груза утраты и не нашел в себе сил поставить букет в вазу. Брошенные цветы, лепестки на могиле — они принесены любящим человеком. Мое сердце сжалось, в груди разлилась холодная пустота, которую я испытывала со дня смерти Линетт. Хоть во мне и жила частичка нее, я ощущала одиночество. И вот, решив навестить ее покой, не удосужилась заехать по дороге в цветочный магазин…. Но, по сути, цветы на могиле нужны живым, как дань умершему, символ памяти и знак внимания, а я почтила ее лишь своим присутствием. Но это лично мои предрассудки. Глядя на букет из розовых роз, становилось ясно — не одной мне дорога Линетт и после смерти. Кто-то помнил ее, посещал монумент….
Присев на корточки, я провела рукой над бутонами. Нежный аромат, лепестки колыхал неугомонный ветерок, безжалостно отрывал их и раскидывал по насыпи из мраморной крошки, которой украсили могилу. Видимо, вид сырой земли не понравился распорядителю похорон. Цветы, и только. Нет намека на волшебство, а остальное не по моей части. Существовали маги, способные чувствовать эмоции людей и других магов, от одного прикосновения к вещи. Я, увы, не умела. Поэтому передо мной лежал просто красивый и печальный букет розовых роз, перетянутый белоснежной лентой.
Подняв глаза, я посмотрела на надгробный камень. Движение глаз, ничего более, и случайно уловила движение со стороны деревьев. Темное пятно под кроной желтеющего клена. Затаив непроизвольно дыхание, я боялась пошевелиться. Замерев в неудобном положении, краем глаза покосилась в сторону подлеска. Ноги немели, их начало покалывать, но внимание было приковано к таинственной тени. Сердце уже прыгало в горле, от напряжения заложило уши. Я обладала хорошо развитой фантазией, и слишком подозрительна, вот и пребывала на грани обморока, заметив какую-то тень.
Под кленом стоял мужчина, привалившись плечом к стволу. В белой рубашке навыпуск, черных узких брюках и черном пальто нараспашку. Скрестив ноги, он наблюдал за мной издалека, но не украдкой, как делала это я. Спрятав руки в карманы брюк, смотрел сквозь кружево желто-зеленой листвы. Я не могла разглядеть его лица из-за постоянно качающихся на ветру растений, но отчетливо различала темно-русые волосы и светлую кожу. Неужели это тот самый мужчина из воспоминаний Линетт? Это его я видела по ночам в странных, изматывающих снах? Облизав пересохшие от волнения губы, я медленно поднялась. Таинственный незнакомец мог быть бэлмортом, но и с той же вероятностью мог оказаться простым смертным. Я не ощущала магии, не чувствовала характерной силы волшебника, только теплое дуновение ветра и запах роз. Опершись ладонью на памятник, я встала в полный рост. Рискнула шагнуть вперед и едва не наступила на могилу Линетт. Посмотрев под ноги, замерла на миг, но быстро переступила через мраморную насыпь. Встав на землю, посмотрела вновь вдаль и пискнула от досады — мужчина отлип от дерева, намереваясь покинуть подлесок. Он пятился прочь от меня, а когда его силуэт наполовину скрылся за ветвями деревьев, стал разворачиваться спиной. Я поспешила догнать его и рассмотреть хотя бы профиль, перелезла через мраморный забор, пробралась сквозь остриженные кусты и быстрым шагом направилась к подлеску. Пришлось подниматься в небольшую гору. Плюнув на каблуки, взбежала вверх и остановилась на том месте, где минуту назад стоял неизвестный мужчина. Опустив обреченно руки, я стояла и смотрела на редкие деревья, между которыми подобно бойкому ручейку скользила дорожка из серого камня к другим могилам великих деятелей мира волшебников. Сучья качались и размахивали широкими листьями, а сквозь крохотные зазоры между ветвями ив и рваными краями кленов, я могла разглядеть рукава белой рубашки и быстро удаляющиеся ноги в кожаных ботинках. Кем бы он ни был, уж точно не по мою душу. Бэлморты в последнее время не оставляли меня без внимания, а этот неизвестный дал деру, завидев любопытство к своей персоне. Что-то подсказывало — именно он принес на могилу Линетт розы. Я помнила мужчину около ее гроба, склонившегося слишком низко для просто скорбящего знакомого. Близкие и родные касаются губами лба покойного, и, полагаю, тот мужчина именно это и делал, когда я влетела и нарушила уединение. Наверняка у Линетт остались родственники, но она никогда о них не рассказывала, а я считала неуместных вдаваться в расспросы. В жизни бывает всякое: случается, родных разделяет расстояние, взгляды или что-то иное. Но все это теряет смысл с кончиной родной кровинки. Не исключаю, что у Линетт были разногласия с семьей, поэтому допускаю — тот мужчина был ее близким родственником. Возможно, не родным, но братом или племянником. Не было видно его лица, но темные русые волосы и среднее телосложение я сумела разглядеть. Хоть у Линетт были золотисто-рыжие волосы, сути этот факт не меняет.
Когда силуэт исчез за высокими памятниками, я подошла к дереву и коснулась его ладонью. Природа всегда насыщала меня энергией, придавала сил, помогала собраться с мыслями. Мое умение создавать цветы из ничего — природный дар. И сейчас магия лилась в ладонь легким приятным покалыванием. Клен мог поведать, кто касался его ствола минуту назад, но я ничего не почувствовала. Кто же он?
Дыхание природы приводило мысли в порядок. Мгновение спустя я успокоилась, обрела уверенность и легкость. Струящееся тепло наполнило тело, и я вдохнула полной грудью. Голова прояснилась, все лишнее ушло на задний план. Чутье подсказывало, что я еще встречу загадочного знакомого Линетт. Вероятно, следовало посетить Университет, где мои старые знакомые и сослуживцы знали чуть больше меня и могли пролить свет на его личность. Да, пожалуй, я так и поступлю в ближайшее время.
Просидев у могилы Линетт еще с полчаса, мысленно рассказав ей о своих проблемах, но, не ощутив облегчения на душе, я покинула кладбище, пообещав холодному надгробию вернуться еще раз, но уже с цветами. Впереди было много дел, мелькала тьма загадок и мыслей, но я отстранилась от них, чтобы яснее мыслить. Следующим моим шагом станет исследование дома Бишоу и посещение библиотечной ячейки Саммер, где, возможно, удастся обнаружить что-то любопытное. Надежды мало, но нужно проверить все возможные зацепки.
Выйдя за вороты кладбища, я ощутила себя немного веселее и бодрее. Все же обитель мертвых тяготила душу, остужала сердце и голову. Главное не забывать, что за ее пределами бьет ключом жизнь. Именно в нее я спешила вернуться, садясь за руль автомобиля и заводя двигатель.
Глава 27
В дверь позвонили. Сквозь стекло был виден мужской силуэт, и я уже знала, кто пожаловал.
— Джош, — скиснув, протянула я, открывая ему. Парень заулыбался во все тридцать два белоснежных зуба.
— Какая радость на твоем лице по случаю моего прихода! — съязвил он и оглядел меня с ног до головы придирчивым мужским взглядом. — Куда хвост навострила, мелкая?
Я склонила голову и, плотно сжав губы, осмотрела его с макушки до пят. Серая футболка, черная ветровка нараспашку с воротником-стойкой, голубые джинсы и черные ботинки. В простой, повседневной одежде он сам выглядел, как нахохленный павлин. Я возмущенно скрестила руки на груди.
— Тебе-то что? Уже проспался?
Джош еще шире улыбнулся, хотя, казалось, это невозможно. Он и, правда, выглядел посвежевшим и бодрым. Наверняка влил в себя одно из зелий специально для лечения похмельного синдрома. Уверена, Вивиан сжалилась, купившись на щенячий взгляд, и продала ему что-то запрещенное. Облокотившись о дверной проем, Джош подался вперед, вглядываясь в мое лицо.