— Огольцов, из МГБ.
— Как?!
— А у него такие ампулки есть, которые он в нужных случаях нужным людям выдает, — с деланным равнодушием пояснил Хрущев. — Вот у вас как раз такой случай.
Кузнецов даже задохнулся от возмущения.
— Да как ты… да как ты смеешь такое предлагать?!!
В ответ Хрущев прошипел со злобой:
— А ты что думал, что власть тебе, как рюмку коньяка, на серебряной тарелочке поднесут? Да за нее нужно драться беспощадно, и лично драться, и только тогда ты ее получишь!.. — затем продолжил спокойно. — А тут удачно очень — у Жданова сердечный приступ. Ну, умер и умер — сгорел на работе. Ну ладно, я пошел! — Пошел было, но приостановился и окинув рукой розарий, язвительно добавил:
— Ты это, когда тебе, как парторгу, дачку в Сибири дадут, ты не розы, ты огурчики посади. Если, конечно, они там расти будут.
Никита даже не думал, что уже преступил все пределы, поскольку в голове его была одна мысль — спастись! Ему казалось, что та страшная подлость, которую он только что совершил, — последняя, он не хотел думать, что подлость имеет свойство тянуть за собой все новые и новые подлости и все более страшные.
Он понимал, что за человек Кузнецов, и когда на следующий день уезжал в Киев, не сомневался, что скоро снова вернется…
4 сентября 1948 года Советский Союз и ВКП(б) похоронили одного из своих вождей — Андрея Александровича Жданова. После похорон Сталин пригласил членов Политбюро и секретарей ЦК помянуть товарища на свою дачу.
На кухне дачи повар жарил к поминкам блины, и забежавшая за посудой Валентина Истомина настойчиво потребовала:
— Главное — кутью сварите.
— Валя, ну какая кутья, они же в бога не верят.
— Верят — не верят, поминки ведь, как без кутьи?
А в столовой Валентина и Матрена Бутусова заранее раскладывали на столе приборы, сервировали тарелки, рюмки и фужеры, бутылки с минеральной водой, потом поставили принесенные с кухни блюда с блинами и тарелки с кутьей. На столике сбоку обеденного стола уже стояли запасные стопки глубоких и мелких тарелок, закрытые судки с пищей. Наконец вошел комендант дачи Орлов с подоткнутым за ремень в виде фартука полотенцем, он нес в руках большую супницу.
— Матрена, подвинь тарелки, я щи поставлю.
Бутусова помогла разместить супницу и мельком взглянула в окно на улицу.
— Едут!