15 января 1949 года, около 1 часа ночи, Сталин, как обычно, работал. Лучшими часами для индивидуальной работы он считал ночные часы. Поэтому, если ничего не требовало встать рано, то он работал до 4–5 ночи, а просыпался в 11 утра, а в своем рабочем кабинете в Кремле появлялся после обеда, работая в нем до позднего вечера.
Под него подстраивались и остальные руководители страны.
Неожиданно вошел телохранитель.
— Товарищ Сталин, подъехал товарищ Маленков. И подъехала машина товарища Берии.
Сталин удивился:
— Зови!
— Доброй ночи, товарищ Сталин. Берия сказал приехать, — сказал вошедший Маленков и удивленно спросил: — А его еще нет?
— Сейчас будет, — ответил Сталин.
Вошел Берия.
— Извините, уже выезжал, позвонили — пожар на нефтяной скважине под Грозным.
— Жертвы? — тут же поинтересовался Сталин.
— Жертв нет, но пожар большой.
— Садитесь, в чем дело? И почему без предварительного звонка? — спросил Сталин.
— Может быть я паникую… дело, в общем, вот в чем, — начал Берия. — Вы, наверное, знаете, что отношения с Абакумовым у меня не складываются после того, как он стал министром госбезопасности. Недавно я заехал в свой кабинет на Лубянке, а Абакумов, оказывается, приказал сократить моего секретаря и прекратить убирать помещение. В кабинете пыль, паутина… От моих телохранителей требует не просто информации, а какой-то компрометирующей меня информации. Вот поэтому я и поостерегся по телефону сообщать суть дела Георгию Максимилиановичу, а просто попросил его приехать со мной к вам.
— Чем же ты обидел Абакумова, что он опускается до таких глупостей?
— Не знаю, но не в этом дело. Меня две недели не было в Москве, и у меня в кабинете накопилась груда не просмотренных бумаг. В том числе и эта.
Берия открыл портфель, достал папку, а из нее письмо. Передав письмо Сталину, продолжил.
— Это письмо предсовмина России Родионова Маленкову о том, что в Ленинграде проводится общероссийская торгово-промышленная ярмарка залежалых товаров. Причем, ярмарка-то, оказывается, идет уже с 10 января, а письмо отправлено 13-го. Георгий отписал письмо мне, Вознесенскому, Микояну и Крутикову с возмущением, что это мероприятие проводится без разрешения Совмина СССР. Письмо, к сожалению, пролежало у меня без движения до сегодняшнего вечера.
Сталин удивленно посмотрел на Маленкова.
— Георгий, какая ярмарка? Какие залежалые товары?