В это время на другом берегу реки двое вспотевших оперативных работника отдела «Б» Министерства государственной безопасности устанавливали подслушивающее оборудование.
Под старой сосной был размещен громоздкий электронный аппарат, возле которого на коленях устроился опер-стенографист в наушниках. Подсвечивая себе фонариком, он делал записи в блокноте, лежащем на крышке аппарата.
От аппарата вверх тянулись провода в хлопчатобумажной оплетке, а в развилки веток сидел второй опер, тоже в наушниках. Он наводил через оптический визир большую параболическую тарелку подслушивающего устройства.
Опер внизу скомандовал вполголоса:
— На костер не наводи, треск дров разговор глушит!
Наконец в наушниках достаточно ясно прозвучал конец фразы, сказанной Хрущевым: «…И я вам так скажу, по-мужицки скажу, что товарищ Сталин такое решение примет, какое ему секретари ЦК в уши надуют».
Хрущев уже подвыпил, и обида вновь ударила ему в голову, посему говорил он довольно резко. Кузнецов же пытался сгладить остроту разговора — он примирительно не согласился.
— Ну, ты, Никита Сергеевич, не прав! Что же мы, секретари ЦК, должны недостатки скрывать? Тут, как говорится, Хрущев мне друг, а истина дороже.
Вознесенский хихикнул, а Никита возмутился.
— Истина??!
Вознесенский, уже посерьезнев, решил перевести разговор в конструктивное русло:
— Не надо спорить по мелочам: ну не сегодня, так завтра, такое с каждым из нас может случиться. Это дело нужно рассмотреть теоретически, а теория говорит, что Хозяин стар, и эта старость видна в его капризах, из-за которых любой из нас может попасть в твое, Никита Сергеевич, положение — любой может слететь с должности за какую-нибудь чепуху.
Мысль Вознесенского поддержал Кузнецов.
— Тут, Никита Сергеевич, действительно дело не в том, что тебя сняли с постов на Украине, — Кузнецов сделал паузу и многозначительно, усилив голос, закончил предложение, — что, собственно, легко поправимо. Тут дело в том, кто мы? Руководители великого государства или бесправные слуги при Хозяине?.. Нам нужно новое мышление. На Западе в цивилизованных странах руководители нашего масштаба имеют все, а мы?! Нам нужна такая власть, которая приближала бы нас к цивилизованным странам. Хватит потрясений! Нужно, наконец, зажить спокойной обеспеченной жизнью, нужно открыто пользоваться благами, которые мы как руководители государства должны иметь. Да что об этом говорить, — Кузнецов презрительно и безнадежно взмахнул рукой, — у нас, в СССР, слуга должен иметь только то, что кремлевский хозяин разрешит. Вот мне Попков говорил, что у него, секретаря обкома и горкома, хозяина Ленинграда и Ленинградской области, — Кузнецов усилил голос, чтобы показать, насколько велика эта должность, но, побоявшись, что глупый Хрущев его не поймет, уточнил, — по своим масштабам, главы, можно сказать, какого-нибудь европейского государства, так вот, у Попкова всего каких-то жалких пятнадцать костюмов!
— Так Попков и те, что есть, боится надевать, чтобы Сталину донос не написали, — поддержал тему Вознесенский.
— Что-то я не пойму, к чему вы ведете? Товарища Сталина, что ли, свергнуть? — поинтересовался Хрущев.
— Знаешь, мы тут одни и я тебе скажу откровенно: мы бы его свергли, но нас, к сожалению, народ не поймет, — заявил Кузнецов.
Хрущев усмехнулся, подумав в который раз, что умные люди алчными не бывают, — вот и Кузнецов такой же идиот, как и те алчные людишки, которых ему доводилось встречать.
— Ну, положим, народ вы знаете плохо — народ понимает то, что ему в газетах всякая там интеллигенция объясняет, — цинично не согласился Никита. — А эту сраную интеллигенцию купить или запугать ничего не стоит: и цена ей копейка, и труслива, как зайцы. Да и глупа она — ее и обдурить легко. Но если не свергать Сталина, то что же вы хотите? — Хрущев действительно искренне недоумевал.
Вознесенский снисходительно усмехнулся.