Это один случай. Второй. За кордон ушел, правда, несколько раньше саркандский дьякон Метленко, который в настоящее время находится в Кульдже. Так что факт организации нелегального канала для переброски антисоветски настроенных церковников в Китай можно считать доказанным.
— Значит, канал переброски? А не слишком ли поспешный вывод? — задумчиво глядя на Семкина, медленно проговорил Сажин.
— Какие же еще факты нужны? Два перехода за кордон, разве это не доказательство? И потом эта шифровка в четках…
— Это доказательство. Но эти факты почти на самой поверхности. А вот что глубже? По-моему, епископ — фигура более значительная, а не просто руководитель эвакуационной команды.
Семкин обескураженно поморгал, но не сдался:
— А факты? Ведь нет других фактов.
— Да, Саша. Фактов пока нет, а вот сигналы… — Сажин задумался. — Чем объяснить, скажем, случай срыва работ на объектах Чустроя? Откуда идут провокационные слухи о гонениях на православную церковь? И не слишком ли прозрачны проповеди Германа, Сокольского о грешности прихожан, о могущей последовать каре божьей? — Сажин умолк, прошелся по кабинету и снова обратился к Семкину.
— Хорошо, Саша. Продолжай разрабатывать эту версию как одну из возможных, но не забывай вот о чем. Не таков Герман и его окружение, чтобы снизойти до роли проводников для перебежчиков. Не те это фигуры по положению. Они рвутся к крупной игре. Иначе чем же объяснить, что епископ поставил в ряде приходов — в Чилике, Талгаре, Лебединке — новых священников, откровенно тихоновской, староцерковной ориентации. А сейчас Герман, Сокольский и Парамонов усиленно подбирают таких же старотолковых людей для Сарканда и Джаркента. А это что-то значит! — твердо закончил Сажин. Потом улыбнулся: — Все же ты отличный следопыт!
— Почему следопыт? — удивился Семкин.
— Ну как же! Даже куперовский Кожаный Чулок не ходил по следу, который может оставить язык чьей-то тещи. Кстати, что же ее зять?
— Мутный парень. Был слушок, что получил от тещи письмо и вроде бы собирался в Китай, но пока сидит здесь…
Свои опасения и сомнения Сажин высказал и Зайцеву. Константин Артемьевич, ознакомившись с новыми документами, согласился с Сажиным.
— Вы, конечно, правы, Петр Иванович, что для простых проповедников по каналу нелегальной переброски епископ, благочинный и протоиерей — личности не совсем подходящие. Положить начало еще туда-сюда. Но не больше. Ваши предположения о возможной организации контрреволюционного религиозного центра не лишены оснований. Продолжайте работу в этом направлении. Но и версию о нелегальном канале не оставляйте.
Кто более иезуит?
— А обедня, по-моему, удалась, — просипел благочинный, с интересом оглядывая опустошенные бутылки и залитый стол с огрызками хлеба и огурцов. Герман чуть заметно поморщился, но ничего не сказал. Сокольский же раздраженно буркнул:
— Опять вы, отец Стефан, иронизируете. Неужели вам непонятно, что без такого маскарада мы не можем теперь встретиться, чтоб спокойно поговорить?
— Оное прегрешение всевышний простит своим верным слугам, — назидательно заметил Феоген, который сидел в красном углу под образами.
— Тем более, что цель оправдывает средства, — добавил Сокольский нетерпеливо. Герман пытливо посмотрел на него и, пропустив между пальцев серебряную цепочку, зачем-то коснулся своей епископской панагии — маленькой нагрудной иконки.
— Отец Александр, если бы я не посвящал вас в сан протоиерея и не знакомился с жизнеописанием вашим, я твердо бы решил, что вы принадлежите к братству Иезусову.
— Не видел бы в том беды, если бы в православной церкви существовал таковой орден воинов христовых. А что я воспитан в стенах Волынской духовной семинарии, так то почитаю за честь, ниспосланную всевышним.