— Однако ты — жираф, — с иронией заметил Сажин. — Долго до тебя доходило…
— Нет. Просто я скептический оптимист.
— Ишь как! Давай-ка взглянем еще на четки.
Через минуту Семкин ловко открутил крышечку желудя.
— И здесь с начинкой!
Не ломая голову над загадочной запиской, Сажин просто переписал ее, чтоб передать Савельеву.
Кое-что проясняется
— Зайдите! — позвонил Зайцев Петру Ивановичу. — Обсудим кое-что…
В кабинете Константина Артемьевича Сажин увидел Савельева и Просенкова. Они негромко переговаривались, а Зайцев изучал какой-то документ.
Предложив Сажину сесть, Константин Артемьевич закончил чтение, а потом передал бумагу Сажину.
— Посмотрите, что оказалось в шифровке.
Сажин углубился в чтение. Под номером один записан был рукою Савельева такой текст:
«В святые таинства и бога единого веруем. Да рассыпется темный и ангел воссияет.
О прибытии вашем сообщил дьякон Метленко. Дорога открыта, ждем священника, к встрече готовы. Аминь, ами».
— А это что за «ами», подпись, что ли? — спросил Сажин, и Савельев ответил:
— Нет. Это просто для заполнения сетки.
Под номером вторым шел текст, обнаруженный в четках иеромонаха:
«Еще же сказано в Священном писании: «Сначала было слово». Посему бысть оно оружие пастырское. Слово исповеди и слово проповеди — нектар и бальзам, угодный господу богу нашему. Как пчелы, собирайте мед истины. Ищите да обрящете. И отделив плевелы, воздайте кесарево — кесарю, богово — богу. Даждь и аз воздам. А в пресветлый день пусть зачтутся все прегрешения и добрые дела наши во славу господню! Аминь!»
Зайцев внимательно наблюдал за Сажиным и, когда тот, раза два перечитав текст, отложил лист, спросил его:
— Ну, что вы скажете?