Эмма наклонилась к ней, схватила за плечи и, глядя малышке прямо в глаза с немыслимой злобой и ненавистью, зашипела:
— Если ты хочешь когда-нибудь увидеть свою мамочку, паршивая девчонка, советую не шевелиться!
Энн настолько изумило и напугало поведение дамы, что она съежилась, перестала размахивать руками, кричать и даже дышать. Тем более что и Никлаус попросил:
— Слушайся, Энн. Стой спокойно.
Девочка посмотрела в сторону отца и кивнула. Сердце ее отчаянно билось. Еще больше, пожалуй, чем все остальное, ее ужасала теперь внезапно наступившая тишина, нарушаемая только доносившимися сверху воплями Милии вперемежку с хриплыми возгласами насильников.
Ольгерсен подумал о мертвецки пьяном старом солдате, который спал там неподалеку. Нечего рассчитывать на то, что спасение придет от него! И нет никакого выбора — только подчиняться приказам этой женщины, чья красота сравнима разве что с ее жестокостью.
Эмма подошла к нему очень близко и провела пальцем по лицу, застывшему, словно маска.
— Не могу не признать: у Мери хороший вкус, — усмехнулась она.
Никлаусу показалось, весь его мир перевернулся вверх тормашками. И он повторил раз уже сказанное, совершенно растерянный:
— Черт побери, да кто вы такая?
Женщина отошла на пару шагов, вытащила из-за корсажа письмо, посланное Мери Корнелю, и сунула ему в нос:
— Уж будто ты не знаешь, мой миленький, ох какой миленький Никлаус, уж будто не знаешь — ты ведь готов был следовать за своей Мери куда угодно, лишь бы меня обобрать!
Никлаус побледнел как смерть, сжал челюсти, чтобы не выругаться — в свой адрес, надо же было оказаться таким дураком!
— Эмма…
Потом в свою очередь безрадостно усмехнулся — как только он мог позволить себя привязать? Понимая, что терять уже нечего, он попытался хотя бы выиграть время.
— А кто из них Тобиас? Пора бы мне наконец познакомиться со свойственниками! — произнес он, изо всех сил стараясь говорить спокойно.
— Тобиас? Ты имеешь в виду моего дорогого муженька? Ах да, понимаю… Мери же была слишком занята, слишком влюблена в твое милое личико, чтобы поинтересоваться, что с ее родственником, как он… Конечно, конечно, ей это неизвестно… Знаешь, беда какая? Видишь ли, Никлаус, не удастся тебе с ним познакомиться. Умер мой муженек. Это я его прикончила — по одной-единственной причине: только потому, что он сдуру попытался встрять между мной и Мери!
— Она не вернется сюда! — заявил Никлаус, уже отлично понимая, какая судьба уготована ему самому.
Можно было еще попытаться спасти Мери, Никлауса-младшего и, может быть, Энн. Что за идиот, кретин, животное! — в ярости осыпал он бранью себя самого. Никогда еще он не сдавался без боя! Он горько пожалел о том, что проявил нерешительность. Вот Мери — она бы ни на секунду не задумалась, она умерла бы, если бы понадобилось, с оружием в руках, но не покорилась бы! А он из страха за ребенка не решился… Эта Эмма де Мортфонтен уж слишком хорошо играла свою роль…
— Моя жена меня оставила, — нашел Никлаус формулировку.