Стоило ей въехать в ворота таверны, как на нее снова и резко обрушилась тоска. Болезненная уже какая-то. Даже голос вдруг пропал, и она не смогла допеть песенку с Никлаусом-младшим, сидевшим впереди с зажатой между колен статуэткой. Где-то в доме, видимо в зале, подвывал Тоби.

И что в этом особенного? Отчего такая тревога?

Тем не менее она спрыгнула с лошади, сняла мальчика и поручила ему отвести животное в конюшню.

И мгновенно поняла, что именно ее тревожит. Тишина. Полная тишина вокруг воющего Тоби.

— Спрячься там, в конюшне, — приказала она сыну, инстинктивно возвращаясь к полузабытому ощущению солдата в засаде.

— Почему? — удивился Никлаус-младший. Ему хотелось поскорее увидеть сестренку, вот только он не понимал, чего это она сама не бежит ему навстречу.

— Делай, что говорят! — Мери сопроводила свои слова таким угрожающим взглядом, что заразившийся ее тревогой ребенок тут же умолк и только кивнул, сжав зубы.

Она обвела взглядом двор, убедилась, что на вид, по крайней мере, все нормально: куры в птичнике, лошади в конюшне… Всюду жизнь, и только странная тишина ей не нравится. Душная она какая-то, эта тишина. Давящая.

Дверь в дом была приоткрыта. Мери ступила внутрь. В прихожей стоял острый, кислый запах крови. Сердце ее забилось чаще. Она уже знала, уже поняла… И все-таки ее не оставляло чувство, что всем своим существом она способна воспротивиться случившемуся.

Вошла в зал.

И кинулась туда, к тому невыносимому, к тому немыслимому зрелищу, от которого сердце ее просто разрывалось на части. К этому телу, такому любимому телу, привязанному к столбу лестницы. Телу, бессильно уронившему голову на грудь.

Сабля, которую она обнажила еще в прихожей, со звоном упала на пол.

— Никлаус! — позвала Мери. Позвала, будто недостаточно было увидеть кинжал, пригвоздивший к его груди письмо, чтобы понять: он не ответит. — Никлаус!

Она подняла его голову и страшно закричала. Как было не закричать при взгляде на зияющую дыру между невидящими глазами ее мужа!

— Мама! — завопил в ту же минуту вбежавший в зал Никлаус-младший. Мальчик нарушил приказ, он не смог устоять — безграничная отвага гнала его туда, где в опасности его близкие.

Мери опустилась на колени у ног мужа. Она сжимала в руке письмо, только что оторванное от груди Никлауса. Смертный приговор ее мужу, свидетельство всех ее несчастий, вот они — на обороте странички из ее послания Корнелю!

Мальчик подбежал к матери, мужество оставило его, кинжал он бросил, теперь у него было только одно желание: заплакать, прижавшись к ней. Но вдруг он вспомнил о том, что заставило его покинуть свой пост. Он поднял голову:

— Энн! Энн! Где ты?

Никто не ответил, и он вскочил на ноги, готовый отправиться на поиски сестры.