— Для меня — безусловно. Я засыпаю в кресле перед ним уже больше двадцати лет, и все это время сгораю от желания узнать, откуда он такой взялся. Вы, помнится, признались, что продали душу дьяволу, а моя давно принадлежит этому хрустальному чуду. Тот, кто откроет мне тайну, сделает меня своим самым покорным и смиренным рабом из всех, каких видывала наша земля. Я надеялся, получив письмо отца, что это будете вы. А с той поры, как увидел вас, Эмма, надежда моя только крепнет…
Низ живота у Эммы пылал, как глаза мужчины перед ней. Но она стала защищаться — не поддаваться же этому чертову желанию немедленно!
— Вы меня невозможно волнуете, маркиз, — потупила она глаза, — но я нисколько не доверяю вашей показной лояльности по отношению ко мне.
Улыбка Балетти была печальной, почти скорбной. Обезоруживающей.
— Ну так убейте меня. Убейте — и скорее. Чтобы я навсегда освободился от всего, чему
Эмму стали одолевать сомнения: может быть, лучше все-таки взять маркиза в союзники? Может быть, ей, с тех пор как погибла Мери, на самом деле не хватало именно этого маркиза? Существа, способного заставить ее вот так дрожать от страсти, как заставляла Мери? Существа сродни ей самой, ее масштаба? Сокровища не интересовали ее, они были лишь предлогом. Тайна Балетти и сам Балетти — вот что куда более драгоценно!
— Вы действительно открыли секрет Великого Творения? — спросила Эмма.
— Да, — без всякого колебания ответил маркиз, уже понимая, что женщина близка к тому, чтобы сдаться. — Но это все очень сложно и вовсе не сводится к формуле, нацарапанной на клочке бумаги. И одной вам ни за что тут не справиться. Мне понадобилось десять лет, чтобы решить эту задачу, проникнуть в тайну.
— Вам череп ее открыл?
— И многое другое тоже, если вам угодно. Но я не мог бы ничего утверждать точно. Никаких небесных голосов я не слышал, ничего сверхъестественного не происходило. Что же касается черепа, ограничусь тем, что скажу: мне необходимо его присутствие. Оно меня успокаивает. Когда я просыпаюсь, мысли мои упорядочены, хотя идей куда больше, чем было с вечера. Откуда он, Эмма, этот череп? Умоляю вас, если знаете — скажите, вы же мучаете меня просто забавы ради! — Последняя просьба прозвучала как стон.
И мадам сложила оружие.
— Из города майя, он называется Санта-Рита, на Юкатане, — для начала соврала она. — Череп был размещен на стеле внутри храма, высеченного в скале. В этом черепе действительно нет ничего священного, божественного, маркиз. Он просто одна из частей, причем самая важная, ключа, дающего доступ в тайную залу с очень гладкими и блестящими стенами.
— Стало быть, если он только часть чего-то, его одного все равно мало, — не особенно удивившись, отозвался Балетти.
— Для того чтобы собрать ключ целиком, не хватает двух нефритовых «глаз» со сверкающими зрачками, — призналась Эмма. — Вернее, один такой «глаз» у меня есть. Кроме того, есть хрустальная иголка, которую я нашла там, на месте, а еще — замеченная во всем этом странность: два эти предмета, будучи помещены друг против друга, начинают сиять…
— А что находится в той тайной зале? — спросил жаждущий дальнейших объяснений маркиз.
Его взволновало только описание стен. Речь не могла идти об обычной скальной породе. Для того чтобы соответствовать описанию Эммы, стены эти должны быть выложены отполированным кварцем. Но ему известно, что в тех местах, которые, как и множество других мест на Земле, Балетти исследовал, такая форма кристаллического кремнезема не распространена. Тогда зачем нужно было строить подобное святилище там? А главное — кому нужно?
— В 1523 году Эрнан Кортес, великий завоеватель Мексики, поручил своему помощнику, дону Алонсо де Авила, сопровождать в Европу сокровищницу последнего ацтекского императора Монтесумы. Чего там только не было в этой сокровищнице, самом знаменитом кладе из всех когда-либо обнаруженных! Парадная посуда и священные идолы из золота и серебра, резные драгоценные камни размером крупнее страусиного яйца, великолепные ткани, да что там перечислять… Алонсо де Авила решил присвоить часть сокровищ (отмечу в скобках — б
Балетти впитывал рассказ Эммы как губка, но ему тем не менее пока не удавалось выудить оттуда хоть что-то интересное для себя. Однако и прерывать собеседницу он воздерживался: та, увлеченная своей историей, выглядела еще красивее, чем всегда, щеки и глаза ее горели, дыхание стало прерывистым, она дрожала как в лихорадке.
— Каравеллам Авилы и его сообщников преградил путь один французский корсар, Жан Флери. Он долго преследовал испанцев, затем напал на них. Двое из капитанов, в том числе Авила, пали в сражении, ничего не успев никому открыть, третий же отдал своему матросу, единственному из всей команды уцелевшему, нефритовый «глаз», доставшийся ему в результате экспедиции на Юкатан. Прибыв во Францию с совершенно невероятной добычей, Флери доставил сокровища королю, прибавив к ним и хрустальный череп, который он счел частью отвоеванного у испанцев. А нефритовый «глаз», естественно, воспринятый им как безделушка, попросту оставил себе — на память. Что касается второго «глаза», то матрос, получивший его от умирающего капитана, тоже оставил этот ключ себе, но так и не смог отправиться за кладом, удовольствовавшись тем, что нанес на карту значки, показывавшие, как добраться до тайника, и передал наследникам этот поистине сказочный секрет.
— Понятно. Значит, вы ищете эти сокровища, — обронил маркиз, окончательно разочарованный.