На этот раз кивнул Балетти: он уже догадался, каким будет ответ.
— Эмма де Мортфонтен, которая, думаю, уже побывала у вас, вызвала сюда несколько человек из Триеста, где стоят суда ее эскорта, — людей, о которых иначе как «без чести и без совести» и не скажешь… Есть еще некий Джордж, и он сейчас занят тем, что нанимает всякую шпану с целью отвлечь вашу охрану. Скорее всего — да я почти уверен, — мадам намерена похитить у вас вот эту штуку.
— И когда же?
— Завтра. Как стемнеет.
— Вы поможете мне поймать ее в расставленный ею же капкан?
— Как я надеялся, что вы мне это предложите! Даже подсунул уже этому самому Джорджу трех своих ребяток. Да и сам… как бы это получше сказать-то… записался в его команду… так, на всякий случай…
— Отлично, капитан Корк. Мне кажется, все у нас с вами получится!
Маркиз встал и протянул пирату руку. Корк тоже вскочил и горячо пожал эту руку, просияв так, что лицо его стало еще привлекательнее обычного.
Эмма де Мортфонтен надеялась, что Балетти переменил или вот-вот переменит свое решение, настольно пламенными казались ей взгляды маркиза, когда их глаза встречались. А он Эмме нравился. Бесконечно нравился. И потому она ждала, не начинала атаки, рассчитывая, что присущий карнавальному времени всеобщий разгул поможет ей половчее запутать красавчика в своих силках и стать наконец его любовницей. Она могла бы поприставать к нему, она способна была неотступно его преследовать, но гордый нрав все-таки мешал таким прямым действиям. Ей хотелось, чтобы маркиз поддался сам, чтобы умолял ее отдаться. А он сопротивлялся.
«Этой ночью, когда он будет в моей власти, — думала Эмма, — я найду средство, чтобы заставить его покориться. Он полюбит меня! А потом я его убью». Мадам де Мортфонтен не по силам было вынести мысль, что ее может до такой степени уязвить мужское обаяние, да еще не просто мужское, но обаяние мужчины, осмелившегося играть ею, мало того — презирать ее.
Наступил вечер, и в нужный момент Клемент Корк со своими людьми приступил к выполнению полученного ими, как и охраной дворца, приказа. Луна, скрывшаяся за облаками, казалось, решила послужить коварным планам Эммы де Мортфонтен. Мадам была счастлива, ее возбуждала эта операция, столь непохожая на все, что ей приходилось до сих пор делать в соответствии с обычаями света. Пока люди Корка на набережной у лестницы имитировали потасовку, отвлекая внимание охраны, Эмма с тремя другими наемниками причалила поблизости, в месте, где проход был такой узкий, что едва позволял сделать несколько шагов. Даже ступня не могла уместиться на этой каменной полоске целиком, кончики туфель висели над водой, и Эмме с подручными приходилось буквально распластываться по оштукатуренной стене, чтобы не свалиться в канал. Так они добрались до окна, карниз которого находился примерно в метре над головой Джорджа.
Если бы он мог развернуться в этом проходе, то просто подтянулся бы на руках, но о подобном и мечтать было нечего. Джордж аккуратно развернул моток веревки, принесенной с собой, набросил крюк на перильца изысканного балкона и, сильный, как бык, воспользовался этой оттяжкой, чтобы, сев на краешек прохода и свесив ноги в ледяную воду, подставить плечи в качестве ступеньки-опоры для сообщников. Наемник, следовавший за ним, низкорослый, тощий и гибкий, использовав веревку как корабельный фал, легко вскарабкался по ней вверх, разбил припасенным заранее камнем стекло на высоте шпингалета и без всякого труда открыл окно.
Внизу, у портала, продолжалась «схватка» между людьми Балетти и Корка, сопровождавшаяся такой руганью, воплями и хрипами, что Эмма и подумать не могла, что ее план осуществляется совсем не так, как было ею замыслено. Она протянула руки вверх, и сообщники втащили ее в одну из темных по ночному времени комнат особняка маркиза.
Теперь настала очередь Джорджа, которого подняли так же, по веревке. Все были на месте. В палаццо царили тишина и покой.
Клемент, оставивший товарищей на набережной, едва стало ясно, что Эмма с Джорджем приступили к осуществлению своего плана, поспешил в комнату, где находился хрустальный череп и где еще четверо его людей ждали сигнала, укрывшись за драпировками.
— Они вошли в ваш дом, — сказал Корк маркизу, сидевшему, как обычно, лицом к постаменту с черепом.
Не желая подвергать слуг риску, Балетти отпустил их на ночь, оставив в доме только тех, кто занимался его охраной.
Когда вооруженная пистолетом Эмма в сопровождении своих бандитов вошла в комнату, Балетти, казалось, мирно дремал в кресле. У маркиза не было ни малейших сомнений в истинных намерениях красавицы, но он знал, какую непомерную гордость порождает у людей ощущение триумфа над соперником, и надеялся использовать эту особенность человеческого характера, чтобы выслушать наконец признание, в котором ему было отказано прежде. Корк должен был вмешаться при малейшей угрозе. Балетти полностью на него полагался. Интуиция никогда не подводила маркиза.
Продолжая игру, ни на секунду не засыпавший маркиз сделал вид, будто только что проснулся и просто-таки поражен: как, перед ним мадам де Мортфонтен?! Да еще с наставленным на него оружием в руке? И как странно она улыбается!
Трепещущие огоньки свечей в канделябрах, которые держали приспешники Эммы, бросали отблески на ее лицо, отчего она выглядела еще более прекрасной и грозной.