— Боже мой, это вы! — воскликнул Балетти. — Ах-ах, надо было мне догадаться, что того нашего состязания вам окажется недостаточно!

— И впрямь, дорогой маркиз, — отвечала Эмма с насмешкой, всем своим видом выражая торжество победы. — Вам следовало мне уступить. Я всегда получаю то, чего желаю так страстно. Причем неважно, каким способом.

Балетти притворился взволнованным и продолжал, не сводя с нее взгляда пылающих глаз:

— Несмотря на неудобство сиюминутного моего положения, я должен отнюдь не под дулом пистолета признать, что вам очень к лицу победа, мадам! И если бы я не знал точно, что вы пришли не по мою душу, то легко, если не с удовольствием, согласился бы со своим поражением, может быть, даже разделил бы с вами радость вашего триумфа.

Эмма проглотила наживку, дыхание ее участилось. Балетти не выказывал ни страха, ни сожалений, он словно бы лакомился плодами ее торжества, возбуждавшего его не меньше, чем собственная победа.

— И все-таки мне нужно убить вас, маркиз, — хрипло произнесла она. — Этот предмет может иметь только одного хозяина.

Балетти пожал плечами:

— Умереть от вашей руки — такая честь, моя дорогая! Вы хотите подарить мне наслаждение, о котором мечтал бы любой венецианец, кому посчастливилось оказаться с вами рядом, но не посчастливилось вами обладать…

— Вам это было бы просто…

— Но я только мечтал об этом, — прошептал он.

— Мадам! — прервал их диалог Джордж, явно раздраженный услышанным обменом любезностями. — Не стоит тянуть!

Однако у Эммы на этот счет имелось совершенно иное мнение.

Она столько раз спрашивала себя, почему Балетти не принимает участия в карнавальных бесчинствах и оргиях, но только теперь нашла ответ, и ответ этот сильно ее устраивал, ибо возрождал надежду. Должно быть, Балетти из тех особей — они бывают и мужского, и женского пола, — которые нуждаются в господстве над собой. Решительно, он именно таков, подумала она, таков, каким мне казался!

— Джордж! Уведи-ка своих людей и устрой наблюдательный пост у двери, — приказала Эмма.

— Неосторожно поступаете, мадам, — отозвался тот.

Ледяной взгляд хозяйки вернул любовника в состояние раба. Он подавил в себе ревность и безмолвно повиновался. Эмма оставила пистолет наведенным на грудь Балетти, и его реакция окончательно убедила ее, что подобное применение силы с ее стороны одинаково возбуждает их обоих.

— Вот мы и одни, мадам, и я в вашей власти…

— А что бы вы сделали на моем месте, маркиз?

— Я могу быть только на своем месте, а со своего мне нечего вам посоветовать, поскольку не знаю, что вам известно о хрустальном черепе.

— Разве это имеет хоть какое-то значение?