— Хорошо, господин.
— Кроме всего прочего, предупреждаю тебя: ты головой отвечаешь за свою преданность, и, в случае если попробуешь нанести любой вред этим людям, я найду тебя и накажу.
— Раньше я был христианином.
— Поэтому я и выбрал тебя. Я турок и не доверяю никаким вашим обращениям в ислам, но я не собираюсь вас за это упрекать. Как тебя зовут?
— Никола Страдиот.
— Я запомню, — сказал Мулей-эль-Кадель.
— Клянусь китовой тушей! — пробормотал папаша Стаке, который присутствовал при этом разговоре. — Если бы я был Мустафой, я немедленно назначил бы этого великолепного турка адмиралом мусульманского флота. Он командует как настоящий капитан и говорит как по-писаному. Для турка он просто чудо! И он совсем не твердолобый.
Мулей-эль-Кадель повернулся к герцогине, взял ее за руку и проводил на нос корабля, сказав с грустной улыбкой:
— Моя миссия окончена, синьора, наша партия сыграна. Я снова становлюсь врагом христиан, а вы — врагом турок…
— Не говорите так, Мулей-эль-Кадель, — прервала его девушка. — Как вы не забыли, что я спасла вам жизнь, так и я не забуду вашего великодушия.
— Любой на моем месте поступил бы так же.
— Нет. Вот Мустафа никогда не смог бы забыть, что он прежде всего мусульманин.
— Визирь — это обычный тигр, а я — Дамасский Лев, — с гордостью ответил турок.
Затем, сменив тон, продолжил:
— Я не знаю, синьора, чем кончится ваше приключение и как вы, женщина, хотя и гордая и смелая, сможете освободить господина ЛʼЮссьера. Боюсь, вам придется столкнуться с большими опасностями, поскольку весь остров сейчас в руках моих соотечественников, а они во все глаза следят за любым иностранцем из страха, что он христианин. Я оставляю вам своего раба Бен-Таэля, человека верного и отважного, не менее чем Эль-Кадур. Если когда-нибудь вы окажетесь в опасности, пошлите его ко мне, и клянусь, синьора, я попытаюсь сделать все от меня зависящее, чтобы спасти вас.
— А ведь вы только что сказали мне, Мулей, будто снова стали врагом христиан.
— Вы неправильно поняли меня, синьора, — ответил он и вспыхнул. — Капитан Темпеста не уйдет так быстро из моего сердца…
— А может быть, герцогиня дʼЭболи? — лукаво спросила девушка.
Сын паши не решился ответить. На несколько мгновений им словно овладела какая-то глубокая и мучительная мысль. Потом, встряхнувшись, он протянул герцогине руку и сказал:
— Прощайте, синьора, но не навсегда. Надеюсь, в тот день, когда вы будете покидать остров, чтобы вернуться на родину, мы встретимся.