Графиня фон Кейзерлинг — мне: Вы должны разлучить нас, какими бы неразлучными мы ни были до сих пор.

Я: Тем лучше для меня.

Госпожа фон дер Рекке: Мне было необычайно приятно увидеть Вас еще раз перед отъездом.

Я: Я не мог рассчитывать на это счастье, ведь Ваша милость хотели уехать раньше.

Госпожа фон дер Рекке: Первая буква, которую я Вам говорила, должна теперь превратиться в слово.

Я: Я сам часто спрашивал себя, что же могло быть тем, что так заинтересовало Вашу милость; но здесь, как и везде, я обнаружил, что не принадлежу ни к малым, ни к большим пророкам и толкователям.

Госпожа фон дер Рекке: После обеда будьте так добры оказать мне честь посетить меня в моей комнате.

Я: Когда и где Вашей милости угодно.

Госпожа фон дер Рекке: Вы были первым, кто сообщил мне о выдвижении господина фон Вёльнера на пост министра. Вы ведь слышали историю о мече веры, не так ли?

Я: Да, и из этого видно, что наследный принц не вполне удовлетворен религиозным эдиктом.

Госпожа фон дер Рекке: Ни в коем случае, и принц, как и всякий мыслящий человек, будет так же недоволен эдиктом о цензуре.

Я: Молодой Кармер заверил меня в истинности этого положения дел; только о содержании он ничего не знал.

Госпожа фон дер Рекке: Основное содержание состоит в том, что ничего против Аугсбургского исповедания, ничего против государства —

Я, перебивая: И вообще чтобы ничего не писалось, или ни о чем.

Госпожа фон дер Рекке: Они хотят, чтобы у протестантов был мертвый папа, как у католиков есть живой.

Я: При этом сам Лютер столь мало готов был смириться с папством, что всячески требовал уходить от него как можно дальше.

Госпожа фон дер Рекке: Уверяю Вас, я не смогла найти ни строчки против религиозного эдикта в книжных лавках Берлина.

Я: Значит, Ваша милость не знакомы с замечаниями Вюрцера?^

29. Речь идет о берлинском публицисте Генрихе Вюрцере, выступившем с острой критикой прусского религиозного эдикта. – Прим. ред.

Госпожа фон дер Рекке: Нет. Вы ведь знаете его судьбу, не так ли? Его действительно посадили в Шпандау.