Отказ Якоби от кантовской «вещи в себе» был лишь частью этого проекта, но именно эта его критика в конечном счете оказалась наиболее влиятельной. Гердер также высказал свое мнение в книге под названием «Бог: Несколько разговоров», вышедшей в 1787 году. В ней Гердер пытался реабилитировать Спинозу и тем самым поднять спор о пантеизме на более высокий уровень[1285]. Он также нацелил на Канта несколько тонко замаскированных дешевых выпадов. Эти события сделали больше для распространения идей Канта, чем все усилия, которые его друзья предпринимали по его указке, но Кант не был доволен ими, да и не должен был, ибо в них содержались семена, которые заставят его младших современников отвергнуть его систему еще при его жизни.
Глава 8
Проблемы с религией и политикой (1788–1795)
Напряженная дружба: «Писать для Канта»
Кант написал в предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума» (апрель 1787 года), что больше не будет вступать в споры с критиками, а потратит все свое время на построение «системы согласно этой пропедевтике» (Bxliii). Яхман отмечал, что в это время, обладая
…величайшей зрелостью и силой ума, когда он работал над критической философией, он не испытывал большей трудности, чем когда пытался проникнуть мыслью в чью-то чужую систему. Даже сочинения врагов он понимал только с большим трудом, поскольку мог лишь ненадолго оставить собственную оригинальную понятийную систему. Он обычно сам признавался в этом и просил друзей читать за него и пересказывать ему содержание, то есть основные результаты чужих систем по сравнению с его собственной, и, возможно, именно по этой причине он оставил защиту своей системы от врагов ученикам и друзьям[1286].
Это утверждение Яхмана несколько вводит в заблуждение, поскольку Кант не просто «оставил» эту задачу ученикам и друзьям; он активно поощрял, а иногда даже
Следующим проектом Крауса была рецензия на книгу Ульриха, а именно его «Элевтерологию, или О свободе и необходимости». Она вышла 25 апреля 1788 года в
Ульрих выступал за своего рода компатибилизм. Краус критиковал его за то, что он не сумел показать, что детерминизм (или «природная необходимость», как он это называл) и мораль действительно совместимы. Особенно внимательно он рассмотрел одно утверждение Ульриха, а именно, что человек «должен стать другим или лучше, и может стать таковым;
Следующим проектом, к которому Кант привлек Крауса, была рецензия на третью часть «Идей» Гердера. Сам Кант был занят другими делами, поскольку во время летнего семестра 1788 года он снова был ректором. Рецензия так и не вышла. Краус обязался написать ее в 1787 году, но начал работать над ней только в начале 1788 года. Краус все еще трудился над ней в июле, признаваясь, что он отбрасывал эту «ужасную работу», а затем снова брался за нее «исключительно из чувства долга» по меньшей мере десять раз, и говорил:
Все, что я пишу сейчас, я мог бы написать еще два месяца назад, если бы Кант вечно мне не мешал. Он даже поделился со мной своими мыслями о пантеизме, чтобы прояснить главный момент моей рецензии. Но это все только усложнило, я сбился с собственного пути и не представляю, чтобы мог следовать по пути Канта[1292].
Это была одна из причин, почему Краус так и не закончил рецензию, но была и другая. 21 июня умер Гаман, и Краус, опустошенный, не смог продолжать. В письме от 1 февраля 1789 года он изложил причину следующим образом: «Я рассказал ему [Гаману] о своем начинании в письме. [Эта рецензия] была состязанием за любовь: кто заслужит одобрение нашего учителя? Гердер или я? Именно это делало работу привлекательной и важной. Признаться, я никогда не прилагал ни к чему таких усилий, как к этой рецензии»[1293].
Это очень странно. Рецензия, которая начиналась как защита Канта, превратилась в «состязание за любовь» Гамана. Краус с самого начала находился в смятении. Чтобы угодить Канту, ему нужно было критиковать Гердера, рискуя тем самым расстроить Гамана. В то же время письмо Крауса указывает еще и на сдвиг, произошедший во время его работы над рецензией. Примерно в то время, когда умер Гаман, Краус понял, что не может следовать подходу Канта и что надо либо идти собственным путем, либо вовсе отказаться от рецензии. В самом деле, Краус, возможно впервые, сформулировал для себя, насколько его подход отличался от подхода Канта:
В целом… все метафизическое чуждо моей природе, и бесполезно заставлять меня заниматься метафизикой. Я могу выполнить задачу своей рецензии. только если буду рассматривать пантеизм как плод природы[1294].
Другими словами, он мог следовать либо подходу «Естественной религии» Юма, либо вообще никакому. Метафизический взгляд Канта на религию был ему по-настоящему чужд. В самом деле, в более поздних самоописаниях Краус никогда не упускал случая указать, что он предпочитает натурализм и питает отвращение к метафизике. Он часто саркастически отмечал, насколько абсурдно говорить о философии, описываемой именем собственным. «Кантовская философия» казалась ему чудовищным выражением.
Вероятно, разрыв между Краусом и Кантом был неизбежен, но Кант только усугублял ситуацию. Подталкивая Крауса к работе, которую тот не желал выполнять, и пытаясь убедить его продвигать критическую позицию при помощи аргументов, которые на самом деле не были его собственными, Кант перешел черту. Один из друзей Крауса писал:
В то время, когда Краус писал для Канта, – ибо именно так в действительности обстояло дело с вышеупомянутыми метафизическими рецензиями, – он еще до того получил от Канта в подарок бриллиантовое кольцо как
Как ни понимай подарок Канта и союз, о котором рассказывает друг Крауса, очевидно, что они вскоре очень отдалились друг от друга[1296].
Работая над этими рецензиями, Кант и Краус продолжали вести общее домохозяйство и, казалось, неплохо ладили. Как и Кант, Краус очень страдал от трудностей с пищеварением и других ипохондрических недугов. Так что им обоим было о чем поговорить, и Краус охотно пользовался медицинскими советами Канта. В августе 1787 года он писал, например:
Моя новая кантовская диета, согласно которой из полудня в полдень я пью только воду, очень хорошо мне помогает, а время, которое у меня освобождается благодаря отказу от ужина, и еще более то хорошее настроение, которое я благодаря этому обретаю, – это для меня, если все будет складываться и дальше, новый дар жизни[1297].