В любом случае, он и во второй половине 1960-х гг. проявил желание продолжить исследование истории армянского освободительного движения, о чем свидетельствует сохранившаяся в его архиве составленная им в январе 1967 г. очень интересная записка, которая, к сожалению, неясно, кому адресована. Приведем лишь интересующую нас часть этого документа: «В предыдущие годы мной опубликовано две монографии по истории армянского освободительного движения в XVIII столетии – “Иосиф Эмин’à и “Россия и армянское освободительное движение в 80-х годах XVIII века’à [sic]. В настоящее время Академия Наук Армянской ССР ставит передо мной задачу написать, на основе этих книг, как и других материалов, одну общую монографию “Армянское освободительное движение во второй половине XVIII столетия”. Мной собраны для этой монографии все необходимые материалы армянских и русских архивов. Но чтобы написать такую монографию, необходимы также документы французских и английских архивов. В Париже мне нужно собрать необходимые материалы как в Национальном архиве, так и в Архиве Министерства иностранных дел. В Национальном архиве хранятся консульские донесения до 1793 г. В Архиве Министерства иностранных дел имеются многочисленные фонды, содержащие интересующие меня материалы. Особенно интересны в этом отношении фонды “Политической переписки’à “Персия’à и “Турция”, где кроме документов на французском языке имеются также специальные серии документов на восточных языках, в том числе и на армянском языке.
В обширнейшем фонде “Мемуары и документы’à имеются многие десятки различных единиц хранения, имеющих непосредственное отношение к моей теме, в том числе различные мемуары и докладные записки этой эпохи об Армении и армянах, о “волнениях в Армении”, о Кавказе, о русско-турецкой войне 1768–1774 гг. и т. п. Со всеми этими материалами и документами мне также необходимо ознакомиться»[622].
Нетрудно догадаться, что такое обоснование А.Р. Иоаннисян мог бы написать перед своей очередной научной командировкой во Францию и адресовать руководству либо Министерства иностранных дел СССР, либо советской Академии наук, чтобы получить разрешение для работы во французских архивах. Об этом свидетельствует также сохранившаяся в том же деле архива другая его рукопись под заглавием «Обоснование научной командировки в Париж». В этом документе, составленном, судя по содержанию, в том ясе 1967 г., вместе с обоснованием изучения во Франции истории развития коммунистических политических движений – «Заговора равных» и коммунистических идей в первой половине XIX столетия, им был затронут также вопрос о необходимости исследования армянского освободительного движения [623]. Мало того, оба текста явно свидетельствуют о том, что задолго до этого, находясь в научных командировках в Париже, А.Р. Иоаннисян познакомился с содержанием имевшихся во французских архивах указанных фондов. Однако как-то в разговоре со мной он грустно признался, что ему никогда не позволяли работать во Франции над историей армянского освободительного движения.
Тем не менее в последние годы жизни, уже в новых исторических условиях, А.Р. Иоаннисян переиздал обе свои книги на эту тему[624], тем самым, как и Галилей, фактически объявив недействительным прежнее отречение от своих взглядов. На этот раз его книга об армянском освободительном движении, ставшей яблоком раздора, была высоко оценена С.Л. Тихвинским. В письме от 30 ноября 1990 г. он писал ему: «Приношу Вам сердечную признательность за второе издание Вашей монографии о традиционных связях армянского освободительного движения с Россией. Выход в свет этой книги в наше трудное время безусловно поможет нормализации обстановки на Кавказе»[625].
Завершением цикла исследований по истории армянского народа стала его монография о перипетиях политики европейских держав на Востоке в эпоху наполеоновских войн[626]. Здесь уже он имел предшественников, в том числе известных. Привнесенная им в наполеоноведение научная новизна была обусловлена двумя обстоятельствами. Во-первых, он по-новому интерпретировал политику европейских держав, доказав, в противоположность к примеру, А. Вандалю[627], антирусскую направленность политики Наполеона на Востоке, в том числе после заключения Тильзитского договора[628]. Во-вторых, А.Р. Иоаннисян ввел в научный оборот не известные зарубежным историкам архивные и опубликованные источники, в частности на русском и армянском языках, что позволило ему нарисовать гораздо более многогранную картину событий, чем у его немногочисленных предшественников, в том числе в известной книге Э. Дрио[629].
Незаурядный исследовательский талант и высочайшие научные дарования А.Р. Иоаннисяна особенно проявились в 1960-1980-х гг. Если почти все его коллеги вынужденно ограничивались изучением материалов отечественных архивов, то он с начала 1960-х гг. получил редкую для советских историков возможность регулярно проводить научные изыскания в архивохранилищах и библиотеках Франции. За этот период он написал пять монографий, посвященных неизученным или мало изученным аспектам истории французской коммунистической и социалистической мысли XVIII–XIX вв. Первостепенной заслугой А.Р. Иоаннисяна является исследование творчества некогда достаточно известных, а впоследствии преданных забвению, мыслителей. Наилучшим примером такой работы является его фундаментальный труд о развитии коммунистических идей в годы Французской революции XVIII в., где представлена целая галерея малоизвестных ныне представителей коммунистической мысли: Г. Борье, Ж.К. Шапюи, Ж.А.В. Юпей, Ж. Греню, РФ. Дебон, М. Кюбер и др.[630] Проведя глубокий анализ их учений, А.Р. Иоаннисян первым из историков Французской революции выявил не только важнейшие особенности развития коммунистических идей во Франции в 1789–1794 гг., но и уточнил географию их распространения[631]. В.М. Далин по праву охарактеризовал эту книгу как сплошную цепь находок и открытий[632].
Альбер Собуль проявлял большой интерес к этому капитальному исследованию. Если в 1967 г. он не имел возможности вести переговоры с директором французского «Социального издательства» об организации перевода этой книги на французский язык и ее издания во Франции, что отмечено в его письме А.Р. Иоаннисяну от 10 июля того же года[633], то 18 ноября 1969 г. он писал ему: «Вам известно, какой интерес проявляют к Вашим работам французские специалисты XVIII столетия и Французской революции и какое у них будет желание увидеть их публикации во Франции. К сожалению, в пределах рассмотренных мной возможностей, невозможно брать на нас расходы перевода. Я думаю, в частности, о Вашей важной работе “Коммунистические идеи в годы Великой французской революции”: совершенно необходимо ее издание во Франции. Поэтому я вам предлагаю следующее: если вы сможете организовать перевод вашей книги и перекинуть мне рукопись на французском, то тогда для меня будет возможным опубликовать ее во Франции»[634]. Однако французский перевод этой книги был опубликован в Москве советским издательством «Прогресс»[635] после безвременной кончины А. Собуля в сентябре 1982 г.
В последующих работах А.Р. Иоаннисян первым проанализировал эволюцию коммунистической мысли во Франции периода Первой империи, а затем на примере таких мыслителей, как Ж. Гей, Ж. Рей и М.-А. Жюльен, проследил пути и перепутья ее развития в годы Второй Реставрации[636]. В последних же своих книгах он досконально изучил влияние коммунистических идей на развитие революционного движения во Франции в 1840-х гг.[637] Предшественники А.Р. Иоаннисяна изучали историю коммунистической мысли преимущественно на основе опубликованных источников, он же ввел в научный оборот массу впервые обнаруженных им архивных документов, благодаря чему мы вправе оценить его труды как новаторские. О том же свидетельствуют и многочисленные оценки ведущих специалистов в этой области[638].
В целом научному творчеству А.Р. Иоаннисяна был присущ один из основных факторов, «в значительной степени определявших, – как отметил А.Я. Гуревич, – состояние советской исторической науки». В этой связи, имея на это все основания, он справедливо подчеркнул: «В условиях идеологического контроля наиболее образованные и талантливые историки предпочитали уйти, так сказать, во внутреннюю эмиграцию. Характерна была узкая специализация, привязанность к привычной теме, может быть, и существенной, занятия источниковедением, разработка сугубо конкретных сюжетов без каких-либо широких обобщений», потому что, как он разъяснял, при обобщениях историки попадали «в сферу господства идеологии»[639].
На протяжении всей своей научной деятельности А.Р Иоаннисян неоднократно обращался и к сложному для историка биографическому жанру. Его привлекали как крупные фигуры, оставившие глубокий след в истории, так и, казалось бы, давно забытые деятели, чьи имена стали достоянием научной общественности именно благодаря его кропотливым изысканиям. Последнее обстоятельство отличает Абгара Рубеновича от его коллег, таких больших мастеров исторического портрета, как А.З. Манфред, В.Г. Трухановский, Н.Н. Молчанов, С.Л. Утченко, которые изучали деятельность только очень известных государственных, политических и военных деятелей. В любом случае он был одним из немногих советских историков, обративших внимание на жанр научной биографии. Биографические исследования А.Р. Иоаннисяна о видном деятеле армянского освободительного движения XVIII в. И. Эмине и французском социалисте Ш. Фурье[640], наряду с книгами того же жанра, вышедшими из-под пера его близкого друга А.З. Манфреда, являются образцовыми примерами глубокого изучения процесса эволюции политических и общественных взглядов того или иного деятеля на фоне исторической эпохи.
Однако биографические исследования, написанные А.Р. Иоаннисяном и его современниками, частично отличались от биографий, написанных современными российскими исследователями. Как верно заметила Л.П. Репина, «в последней четверти XX в. пространство применения биографического метода существенно расширилось и изменило свою конфигурацию… Биографический элемент в истории обрел новое качество: не забывая о “внешней”, “публичной”, “профессиональной’à или “карьерной’à биографии, историки стали все больше внимания уделять изучению частной, приватной, интимной, эмоциональной, чувственной, внутренней жизни – “истории души’à своего героя»[641]. Концентрация научных сил на издании биографических исследований, несомненно, одна из преимуществ современной российской исторической науки, ибо Ж. Годшо, критикуя школу «Анналов» за отстранение биографий, по праву заметил, что без них «нет истории»[642].
В XX в. историки разрабатывали либо одну-единственную, но широкую тему (классическим тому примером служат такие французские ученые, как А. Собуль, Ж.-Р. Сюратто, Ж. Тюлар, Ж.-П. Бер-то), или испытывали свои силы как максимум в области двух больших тем. При существовавшем в ту эпоху уровне развития исторической науки иначе и быть не могло. В 1920-х гг. большинство отечественных исследователей, принадлежавших к формировавшейся советской исторической школе, избрали второй путь, на наш взгляд, более предпочтительный. В известной мере такой выбор был обусловлен спецификой того четырехгодичного образования, которое они получали в ИКП, где на каждом курсе слушатели принимали участие, как уже отметили, в работе двух семинаров по разным темам. Подобный опыт способствовал определению научных интересов будущих исследователей и оказывал влияние на выбор тех тем, изучению которых они посвятили всю свою жизнь. А.Р. Иоаннисян так же, как и его сверстники, в духе времени избрал себе две области научных интересов и никогда не проявлял ни малейшего желания выйти за их рубежи.
Уже первые научные работы А.Р. Иоаннисяна ярко демонстрировали одну из характерных черт его творчества – стремление идти непроторенными путями. В обеих областях своих научных интересов он неизменно выбирал слабо освещенные или вовсе не исследованные аспекты прошлого. При этом он отнюдь не стремился подчеркнуть собственное новаторство. В предисловиях к своим книгам А.Р. Иоаннисян добросовестно указывал имена всех тех немногих предшественников, кто внес хоть какой-то, пусть даже самый незначительный, вклад в разработку изучаемых им проблем, причем он всякий раз воздерживался от акцентирования отличий между его книгами и работами других авторов. Так же скромно обходил он молчанием вопрос об определении своего места в историографии указанных тем, предпочитая оставлять комментарии на сей счет другим специалистам. Зато при необходимости он непременно указывал на собственные неточности, которые изредка допускал в своих предыдущих исследованиях[643].
Следует подчеркнуть, что в некоторых принципиальных вопросах А.Р. Иоаннисян занимал позицию, отличную от позиции большинства его советских коллег. Речь в первую очередь идет об отношении к выдвинутым зарубежными немарксистскими исследователями новым концептуальным подходам, противоречившим марксистской интерпретации истории. В этом вопросе он проявлял обычно гораздо больше сдержанности и объективности, нежели большинство его коллег. Я могу об этом судить главным образом по личным разговорам с ним. Однажды он заговорил об «атлантической» теории Ж. Годшо, полностью противоречащей марксистской интерпретации революций XVIII в. Эта теория, как уже отмечалось, оказалась под огнем беспощадной критики советских и зарубежных историков-марксистов (А.З. Манфреда, А. Собуля и др.). А.Р. Иоаннисян же в частном разговоре со мной отозвался о ней намного более умеренно: «Если бы Годшо не назвал свою теорию “атлантической”, вокруг нее не поднялось бы такого шума», – тихим голосом сказал Абгар Рубенович.
В 1970 г. руководство Института всеобщей истории АН СССР официально пригласило А.Р. Иоаннисяна принять участие в симпозиуме по проблемам якобинской диктатуры, организованном сектором истории Франции[644]. Зная о политизированном характере предстоявшей полемики[645], он предпочел уклониться от присутствия на этом мероприятии. Тем не менее в недатированном письме А.З. Манфреду он постарался оправдаться и мотивировал свое отсутствие административной работой: «Я ведь говорил Вам, что пока не избавлюсь от своей административной должности, то буду вечно связан по рукам и ногам»[646]. Однако, как нам представляется, он мог бы при желании переслать Альберту Захаровичу текст своего выступления на эту тему для прочтения на заседании. Именно так он поступил в связи с выдвижением кандидатуры В.П. Волгина на присуждение Ленинской премии[647].
В условиях крайней политизации и идеологизации исторической науки в СССР советские историки не только в первые послереволюционные десятилетия, но и в 1960-1970-х гг. крайне остро реагировали на изредка появлявшиеся в отечественной историографии отклонения от общепринятых трактовок отдельных проблем истории Французской революции. А.Р. Иоаннисян в одной из своих статей, представленной для публикации во «Французском ежегоднике»[648], уклоняясь от принятых канонов советской историографии, предпочел не характеризовать переворот 9 термидора контрреволюционным, что вызвало возражения А.З. Манфреда. 9 июня 1962 г. он писал ему: «Я позволил себе внести лишь одно изминение. В двух местах, где Вы пишите: “термидорианский переворот”, я добавил: “контрреволюционный термидор[ианский] переворот”. Надеюсь, Вы не будете возражать»[649]. Альберт Захарович ошибался: автор статьи, несомненно, возразил ему, поскольку в опубликованном тексте в двух местах написано «термидорианский переворот»[650]. О принципиальной позиции А.Р. Иоаннисяна свидетельствует также письмо А.З. Манфреда ему от 19 февраля 1972 г.: «Вашу статью “Жерминаль IV года’à я с большим удовольствием напечатаю во “Французском ежегоднике’à и я могу Вас заверить, что ни слово не будет исправлено» [651].
Одной из характерных черт творческого почерка А.Р. Иоаннисяна являлась концентрация сил главным образом на написании монографий. Отлично сознавая, что долгая жизнь суждена одним только книгам, а не статьям, он однажды в нашей беседе честно признал: «Я статей писать не люблю»[652]. В негативном отношении А.Р. Иоаннисяна к написанию статей далеко не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что его крайне раздражали сокращения или «исправления», которые редакции советских исторических журналов зачастую делали, в отличие от А.З. Манфреда, без ведома авторов. Ярким доказательством отрицательного отношения Абгара Рубеновича к написанию статей является его письмо от 15 сентября 1970 г. главному редактору «Новой и новейшей истории» А.Л. Нарочницкому: «В № 4 журнала “Новая и новейшая история’à опубликована моя статья “Робер Франсуа Дебон”[653]. Я весьма признателен Вам за Ваше любезное согласие опубликовать эту статью. Однако она была напечатана в таком виде, что я вынужден обратиться к Вам с этим письмом. Статья, и без того краткая, была без всякого основания еще сокращена, причем сокращена крайне неумело, в результате чего были даже перепутаны ссылки на архивные документы. Когда я получил гранки, я сделал самые минимальные исправления, указав в своем письме, что необходимо или их внести, или вообще пока что не печатать статью. Однако это не было сделано»[654].
К сожалению, сотрудники советских исторических журналов при редактировании статей часто меняли без ведома авторов представленные к публикации тексты, зачастую не ставя в известность авторов о внесенных изменениях или сокращениях. В итоге авторы статей весьма часто оказывались в очень неловком положении перед читателями [655].
Как бы то ни было, на статьи А.Р. Иоаннисян старался не размениваться. Помню, как в 1982 г. он дипломатично отклонил предложение руководителей «Французского ежегодника» о предоставлении для публикации в виде статьи одну из глав своей будущей книги «Революционно-коммунистическое движение во Франции в 18401841 гг.». После прочтения рукописи этой книги В.М. Далин писал ему: «Если вы можете дать для “Французского] Е[жегодника] [19]84’à статью из вашей новой работы, мы будем очень счастливы»[656]. К нему с такой же просьбой официально обратился и главный редактор «Французского ежегодника» В.В. Загладин[657]. Однако он не проявил желания выполнить просьбы своих коллег, о чем я, хорошо зная Абгара Рубеновича, заранее уведомил В.М. Далина, который мне не поверил[658].
Научной работе А.Р. Иоаннисяна во многом мешала административная работа, которую он осуществлял на протяжении почти всей своей жизни, занимая в АН АрмССР высокие административные должности (вице-президента, академика-секретаря), в чем он не раз признавался в адресованных своим коллегам письмах. В письме от 19 марта 1972 г. А.З. Манфреду А.Р. Иоаннисян писал: «Вы спрашиваете, когда я пришлю статью для “Французского ежегодника”. Откровенно говоря, сам не знаю. Административная работа отнимает у меня буквально все время – с утра до вечера. Работаю только по субботам и воскресеньям, и то не всегда имею эту возможность. Поэтому прошу Вас не рассчитывать на меня. Когда я кончу – пришлю Вам, но когда это будет, сам не знаю»[659]. В письме же от 30 марта 1972 г. А.З. Манфред откровенно признавал: «Очень жалею, что у Вас остается мало времени для завершения Вашего “Жерминаля”; все же, как только закончите эту главу (или может быть, часть ее?) – перешлите нам в “Ежегодник’à – его двери для Вас всегда широко открыты»[660]. Однако никакой статьи в те годы он во «Французском ежегоднике» не опубликовал.