Мне особо импонировал постоянный интерес Ж. Годшо к самой сложной дисциплине исторической науки – историографии, к которой я сам со студенческих лет относился неравнодушно, с большим интересом читая изредка появлявшиеся в советских научных изданиях статьи о жизненном пути и творчестве некоторых крупных историков, таких как Е.В. Тарле, М.В. Нечкина и др. Испытывая особый интерес к этой отрасли науки, я, однако, еще не представлял себе, что она отнюдь не для начинающего исследователя. С первых месяцев обучения в аспирантуре в поисках материалов по истории Директории в журнале «Исторические анналы Французской революции» я заметил, что буквально в каждом номере Ж. Годшо, помимо собственно статей, публиковал по несколько рецензий на книги французских и зарубежных исследователей[506]. Столь щедрое отношение к автору со стороны руководства периодического издания не могло не поразить советского историка, привыкшего к тому, что авторы у нас порою ждали годами права даже на одну-единственную публикацию в журнале.
Для меня своего рода открытием явилось сотрудничество Ж. Годшо с журналом «Ревю историк», где он регулярно публиковал написанные на высоком научном уровне пространные историографические обзоры, в которых подвергал критическому анализу достижения мировой науки за семь-восемь лет в изучении Французской революции. К сожалению, эта позитивная тенденция, присущая французской историографии в целом, не нашла подражателей в советской науке. Правда, советские историки изредка освещали достижения отечественной науки в области изучения Французской революции, но, поскольку их итоговые обзоры не носили, к сожалению, регулярного характера[507], проделанная ими работа была не сопоставима с колоссальными усилиями Ж. Годшо.
Меня также в немалой степени привлекал независимый характер Ж. Годшо – беспартийного историка, не примыкавшего ни к одному из направлений французской исторической науки и не принадлежавшего ни к одной исторической школе. Его ученик К. Птифрер считал такую позицию одним из достоинств своего учителя, делавшей ему честь. По свидетельству К. Птифрера, Ж. Годшо «восхищался одновременно и Жаном Жоресом, и Шарлем де Голлем. Он с интересом следил за работами “школы Анналов”, не принадлежа к ней. Ни в коей мере не будучи марксистом, он признавал значение некоторых аспектов марксистской интерпретации и при необходимости прибегал к ней. Он с большой гордостью носил эпитет независимого историка» [508].
Советским историкам, и в том числе В.М. Далину и А.В. Адо, было известно, что Ж. Годшо, не принимая марксизм полностью, тем не менее, в оценке истории Французской революции как социального переворота придерживался сходной с ними позиции. Примечательна одна из наших бесед с А.В. Адо. В ноябре 1983 г. Анттолий Васильевич высказался о том, что концепция Французской революции Ж. Годшо близка к интерпретации истории Революции советскими историками. В то же время он выразил свое недовольство его рецензией на книгу «Постижение Французской революции» Ф. Фюре[509]. По мнению А.В. Адо, Ж. Годшо «не понял ее главного содержания». Поскольку прошедшие годы стерли из моей памяти содержание рецензии, я ограничился замечанием, что французский историк все же не обязан смотреть на историю Французской революции глазами советского историка-марксиста, с чем он согласился.
Однако пять лет спустя, вспомнив про этот разговор, я перечел указанную рецензию Ж. Годшо. Оказалось, что в 1983 г. и А.В. Адо, sit venia verbo, и я упустили одну важную деталь в тексте Ж. Годшо. Суть дела такова: А.В. Адо долгие годы полимизировал с представителями «критического» течения французской историографии, в том числе с одним из лидеров «третьего поколения» «Анналов» Ф. Фюре, о направлении социально-экономического развития Франции при Старом порядке и о характере Французской революции. Читая рецензию Ж. Годшо, он в отличие от меня, несомненно, обратил внимание на то, что ее автор обошел молчанием эти важнейшие аспекты, что, по-видимому, и вызвало реплику А.В. Адо о проявленном Ж. Годшо «непонимании», так как именно их советский историк считал осью той концепции Французской революции, которую во второй главе своей книги предложил Ф. Фюре. Неслучайно после того, как эта глава в виде статьи была в 1971 г. опубликована в «Анналах», А.В. Адо написал на нее критическую рецензию[510].
Между тем Ж. Годшо вполне осознанно воздержался от обсуждения соответствующей главы книги Ф. Фюре, отметив: «Я не намерен говорить о второй главе, посвященной революционному катехизису», так как она, как он разъяснял, «представляет собой критику воззрений А. Собуля и К. Мазорика, на которую оба уже ответили». В заключение Ж. Годшо подчеркнул: «Я предпочитаю четкие и логичные выводы Собуля и Мазорика слишком усложненным и туманным рассуждениям Франсуа Фюре»[511]. Таково было его отношение к марксистской интерпретации истории Французской революции.
Это отнюдь не означает, что между подходами Ж. Годшо и советских историков к истории Французской революции не было подчас довольно существенных расхождений методологического характера.
В связи с этим необходимо упомянуть о нашумевшей теории «атлантической» революции и на отношении к ней самого ее автора. Эта теория, впервые выдвинутая Ж. Годшо вместе с американским историком Р Палмером в 1955 г. на Римском конгрессе по историческим наукам, была позднее развита им в ряде книг[512], представляющих значительный научный интерес.
Изначально оба автора новой теории неоднократно подвергались ожесточенной критике со стороны представителей различных историографических направлений [513], прежде всего со стороны советских и французских историков-марксистов[514]. Обусловливая появление этой теории главным образом необходимостью обоснования созданного в 1949 г. при холодной войне военно-политического блока НАТО, оппоненты Ж. Годшо и Р. Палмера, исходя из сложившейся на международной арене напряженной политической обстановки, сконцентрировали внимание исключительно на представлявших для них наибольший интерес политических обстоятельствах, послуживших, как они полагали, единственной причиной, побудившей авторов теории интерпретировать историю Французской революции под новым углом зрения.
В то же время, как нам представляется, критики теории «атлантической» революции и впредь избегали ее всестороннего анализа, а это существенное обстоятельство привело в конечном счете к отрицанию какого бы то ни было ее познавательной ценности. Между тем теория Ж. Годшо и Р Палмера имела, на мой взгляд, важное позитивное значение, предлагая не ограничиваться при исследовании революционной эпохи одними лишь национальными рамками, а рассматривать революционные события на широком фоне европейской и всемирной истории, заниматься сравнительным изучением революционных мутаций в различных странах. Подход Ж. Годшо и Р. Палмера позволял также пролить свет на влияние Французской революции за пределами Франции, до того времени досконально не исследованного. К тому же книги обоих авторов содержали богатейший фактический материал, значение которого трудно переоценить.
Политические и идеологические аспекты критики, безусловно, полностью превалировали над чисто научным обсуждением этого нового подхода в изучении революционных потрясений конца XVIII – начала XIX столетия в мировом масштабе и лишали оппонентов Ж. Годшо и Р Палмера возможности проявить многоплановый и глубоко научный подход. По моему мнению, именно такая интерпретация теории «атлантической» революции позволила бы критикам намного более объективно оценить вклад обоих авторов и способствовала бы не только выяснению легших в ее основу политических обстоятельств, наличие которых я не оспариваю, но и точному определению значимости этого оригинального подхода.
Ж. Годшо не раз отвечал на явно одностороннюю интерпретацию его теории марксистскими коллегами. Чтобы сохранить беспристрастность, отмечу, однако, что он и сам не всегда отличался последовательностью в трактовке критических замечаний некоторых из своих оппонентов, то полностью отрицая какую-либо политическую подоплеку теории «атлантической» революции[515], то уклончиво возлагая ответственность за ее привнесение на одного Р. Палмера, кого позднее стал подозревать в тайном замысле дать «историческое оправдание атлантическому союзу» в 1955 г. в представленном конгрессу докладе и неизбежно предстоявших обсуждениях[516]. В любом случае, на склоне лет Ж. Годшо, отвечая на политические и подчас крайне тенденциозные обвинения[517], писал: «В этом анализе [теории] есть и соответствие действительности, и ложные тезисы (il y a du vrai et du faux dans cette analyse). Но ни Палмер, ни я никогда не имели желания отрицать характерные черты Французской революции и ее величие»[518]. Хочу обратить внимание на эти его слова, поскольку А. Собуль и А.З. Манфред даже в середине 1970-х гг. продолжали, на мой взгляд, несправедливо критиковать Ж. Годшо за отрицание «исторического величия» и «национальных цветов» Французской революции[519], несмотря на заметную эволюцию его взглядов в 19601970-х гг., проявившуюся в усилении внимания к социальной стороне Революции[520].
Тем не менее отметим, что даже в конце 1960-х гг. отношение А.З. Манфреда к творчеству Ж. Годшо стало намного более почтительном. Об этом можно судить по письму Альберта Захаровича от 20 февраля 1969 г. немецкому историку М. Коссоку в связи с изданием в ГДР в переводе на немецкий его статьи «Великая французская революция XVIII в. и современность. (К 175-летию революции)», в оригинале которой в 1964 г. он подверг, как уже отметили, резкой критике теорию «атлантической революции»[521]. А.З. Манфред обратился к М. Коссоку с просьбой исключить один абзац и его «заменить следующей фразой»: «Проф[ессор] Годшо является автором превосходного капитального исследования о комиссарах Директории и ряда других весьма ценных работ. Я весьма высоко расцениваю вклад, внесенный профессором] Годшо в изучение истории конца XVIII – нач[ала] XIX века и отношусь с большим уважением к этому крупному ученому и его трудам. Тем досаднее, что по одному вопросу мне придется с ним спорить»[522]. Его просьба была выполнена немецкими коллегами М. Коссоком и И. Бахом, в ответном письме которых от 9 марта 1969 г. было написано: «В соответствии с Вашим желанием мы изменили второй абзац на 24ой странице и экстренной почтой отправили измененный текст в издательство»[523].
В целом не могу не согласиться с выводом Ж. Годшо о том, что спор по поводу теории «атлантической» революции был проекцией идеологических баталий холодной войны на плоскости исторической науки[524]. Намного более объективная оценка этой теории была дана во французской исторической науке уже после кончины Ж. Годшо, в частности историком-марксистом М. Вовелем. Он по праву подчеркнул неоспоримые заслуги Ж. Годшо в расширении перспектив исследований о влиянии Французской революции на обширные географические пространства и подчеркнул плодотворность такого метода в изучении революционной эпохи, открывающего, в особенности, новые рубежи для сравнительного исследования европейских революций в различных странах – от Италии до Центральной Европы[525]. Полностью разделяю такую оценку.
О решительности самого Ж. Годшо отстаивать необходимость изучения истории Французской революции на широком фоне революционных событий в Европе и Америке свидетельствует хотя бы тот факт, что он не отказался от «атлантической» теории не только после выхода Франции из НАТО в 1966 г., но и в последующие годы [526]в отличие от Ф. Фюре, часто менявшего свои взгляды по частным вопросам, не всегда это обосновывая[527].
Если советские историки были в курсе всех основных обозначившихся сдвигов и процессов во французской историографии, то, к сожалению, того же нельзя сказать об осведомленности французских исследователей относительно достижений советской исторической науки. Причина тому – их незнание русского языка. Однако, несмотря на это и на имевшиеся существенные разногласия, Ж. Годшо проявлял к работе советских историков неизменный интерес и прилагал активные усилия для развития сотрудничества. Он неоднократно принимал участие в двусторонних встречах историков СССР и Франции, выступал с рецензиями на работы советских коллег (в частности, А.З. Манфреда и В.М. Далина), переведенные на французский язык, сам неоднократно публиковался во «Французском ежегоднике» и выступил одним из авторов сборника «Великая французская революция и Россия»[528].
Словом, с советскими историками Ж. Годшо связывала многолетняя творческая дружба. В свою очередь, и А.З. Манфред высоко ценил личный вклад «крупнейшего специалиста по проблемам истории Французской революции» «в развитие научного сотрудничества историков наших двух стран»[529]. Но мне все же гораздо проще судить о связях Ж. Годшо с советскими историками на примере его взаимоотношений с В.М. Далиным, и в особенности по их переписке, поскольку возможностей лично встретиться у них было немного: Виктор Моисеевич принадлежал к числу «невыездных», а французскому историку довелось побывать в СССР лишь дважды – для участия в работе IV коллоквиума советских и французских историков в Ереване (1969) и XIII Международного конгресса историков в Москве (1970).
В.М. Далин, человек крайне добросовестный и высоко ответственный, с готовностью сообщал французскому коллеге о новейших советских публикациях по истории Франции, отправлял ему не только выпуски «Французского ежегодника», очередные тома сочинений Г. Бабефа, свои монографии и статьи, но и другие советские издания[530].
Поэтому после выхода первых же моих статей по истории Директории В.М. Далин сразу порекомендовал мне отправить их оттиски на просмотр Ж. Годшо, тем более что тот публиковал в «Ревю историк» аналитические обзоры по историографии. В отличие от некоторых своих французских коллег, Ж. Годшо, несмотря на преклонный возраст, не счел ниже своего достоинства отвечать на мои письма и высказывать мнение о первых работах начинающего советского исследователя. Его послания свидетельствовали о том пристальном внимании, с которым он следил за публикациями во «Французском ежегоднике», ибо относительно опубликованных в нем моих статей он неизменно сообщал, что еще до получения оттисков был знаком с их содержанием, поскольку в ежегоднике тогда все статьи сопровождались резюме на французском языке.
Особенно мне запомнилось первое письмо Ж. Годшо – о моей статье «Павел I и Людовик XVIII»[531], посланное в Институт истории СССР АН СССР, оттуда было отправлено в Институт археологии и этнографии АН АрмССР, и только потом доставлено в Институт истории, где я работал. Как и В.М. Далин, я не сомневался, что тематика моей статьи, написанной на основе неопубликованных документов Архива внешней политики Российской империи, заинтересует Ж. Годшо, крупнейшего специалиста по истории французской контрреволюции. Но письменного отклика с его стороны, признаюсь, не ожидал. На основе одного резюме им была дана всесторонняя, глубоко научная оценка моего текста. Было в особенности приятно прочесть следующее: «Сожалею только, что не знаю русского языка, чтобы прочесть ее полностью»[532]. В тот же вечер я отправил копию этого письма В.М. Далину, вскоре приславшего лапидарный ответ: «Очень за Вас рад» [533].