Lex sumptuarum Августа не носил слишком жёсткого характера и в плане действительного ограничения роскошной жизни и стремления к богатству сколь-либо радикальных последствий иметь не мог. Очередной раз были ограничены расходы на пиры. Теперь, согласно закону 18 г. до н. э., в обычный день на пиршество с приёмом гостей можно было тратить не более четырёхсот сестерций, на пир в праздничный день – вдвое больше, а уж на свадьбу – до тысячи.
Но вот законы, касавшиеся брачных отношений и особенно супружеской неверности, носили куда более решительный характер. Август понимал, что запретить роскошно жить невозможно. Перегнув палку, можно было настроить против себя верхи общества. Но вот противодействие нравственному упадку, забвению семейных ценностей, разврату было востребовано римлянами, и от правителя все ожидали действенных мер.
Первые брачные законы при Августе были приняты ещё в 28 г. до н. э. Они касались ведущих сословий государства – сенаторов и всадников. Мужчины до 60 лет и женщины до 50 лет были обязаны вступать в брак. Нарушители закона не только лишались привычных развлечений – права присутствовать на разного рода зрелищах. Главное, им грозил и серьёзный материальный ущерб – ограничение в получении наследства по завещанию. Позднее и бездетных приравняли к не вступившим в брак[1312]. В 9 г. до н. э. между ними были установлены различия: не вступившие в брак вообще лишались права на наследство; бездетные же, но в браке состоявшие, получали половину от положенного им. А вот семьи, имевшие не меньше трёх детей, поощрялись льготами и преимуществами[1313].
Что до законов о прелюбодеянии, карающих разврат, то они имели широкий резонанс[1314]. Когда Август в 18 г. до н. э. внёс эти правовые акты на обсуждение в сенат, там последовала бурная дискуссия. По словам Диона Кассия: «В Сенате раздавались громкие жалобы на распущенность женщин и молодёжи; этой распущенностью объяснялось постоянное уменьшение числа браков, и сенаторы пытались вынудить Августа исправить положение личным примером, намекая на его многочисленные любовные похождения. Он сперва ответил, что необходимые меры уже приняты и что невозможно принять закон на все случаи жизни. Но потом, поскольку сенаторы продолжали докучать ему, сказал: «Вы бы сами приказывали своим жёнам всё, что сочтёте нужным. Лично я так и делаю». Но после этих слов они стали приставать к нему ещё сильнее, желая знать, что именно он приказывает Ливии. И он был вынужден сказать несколько замечаний о женском платье и украшениях, появлении женщин в общественных местах и скромном поведении – не заботясь, что его слова расходятся с его делами»[1315].
И, действительно, римляне прекрасно знали нравственный облик своего правителя. Потому, с одной стороны, поощряя его на введение законов, наказующих распущенность, не могли удержаться от того, чтобы не уколоть борца с развратом его собственным поведением. Бывало и хуже. Однажды во время театрального представления, на котором Август присутствовал, со сцены прозвучал стих: «Смотри, как всё покровительствует развратнику!»[1316]. Народ встретил эти слова бурными рукоплесканиями, давая правителю понять, на чей счёт эти слова воспринимаются.
Подлинный нравственный облик Августа ни для кого не был тайной. «Что он жил с чужими жёнами, не отрицают даже его друзья; но они оправдывают его тем, что он шёл на это не из похоти, а по расчёту, чтобы через женщин легче выведывать замыслы противников»[1317]. Далее Светоний пишет и о том, что не только стремление завладеть чужими секретами толкало Августа на разврат: «Сладострастным утехам он предавался и впоследствии и был, говорят, большим любителем молоденьких девушек, которых ему отовсюду добывала сама жена»[1318]. Но, что бы там ни говорили римляне о своём правителе, брачные законы и законы о прелюбодеяниях были в 18 г. до н. э. приняты. Закон, вошедший в историю как Lex Iulia de adulteris, предполагал весьма жестокие наказания для лиц, нарушивших супружескую верность. Дела разбирались в судах наряду с тяжкими преступлениями, что предполагало суровые приговоры. В случае доказанной вины женщина лишалась половины приданного и трети имущества. Мужчина терял половину имущества. Уличённые любовники по итогам судебного разбирательства помимо материальных потерь могли быть сосланы на острова Тирренского моря. К наказанию прелюбодеев привлекались и члены их семей. Отец неверной жены имел право убить и преступную дочь, и её любовника. Муж-рогоносец мог убить любовника своей супруги. Правда, если тот принадлежал к низам общества или к малопочтенным профессиям: рабам, гладиаторам, либертинам этой семьи, артистам, циркачам и т. п. Категорически запрещалось покрывать от властей обнаруженный в семье адюльтер. Так, если после истечения полугода разоблачённого очевидного прелюбодеяния муж развратницы не привлекал её к государственному суду, то такой обманутый, но смирившийся с этим без огласки супруг объявлялся сводником и сам попадал под суд. Уличённые во внебрачных связях мужчины также должны были непременно оказаться судимыми и получить заслуженное наказание. Суровое[1319].
Общественную нравственность Август блюл и на зрелищах для народа. Так он повелел не допускать женщин на состязания атлетов[1320]. Те ведь выступали голыми, и их отменно сложенные тела, как полагал принцепс, могли наводить присутствующих на соревнованиях девиц и матрон на мысли, далёкие от целомудрия и соблюдения супружеской верности. Светоний приводит занятный случай. Когда во время одних игр зрители дружно потребовали вывести на арену пару кулачных бойцов, император немедленно распорядился перенести бой на следующее утро и запретил женщинам появляться в театре до его окончания[1321].
В «Деяниях» Август отметил свои заслуги в деле восстановления полузабытых отеческих нравов благодаря введению новых законов: «Новыми законами, введёнными по моей инициативе, многие примеры древних, забытые уже нашим веком, я вернул, и сам многих дел примеры, достойные подражания, потомкам передал»[1322].
Старинные обычаи принцепс стремился восстановить и в быту: «Даже одежду и платье он старался возродить древние. Увидев однажды в собрании толпу людей в тёмных плащах, он воскликнул в негодовании: «Вот они – Рима сыны, владыки земли, облачённые в тогу!» – и поручил эдилам позаботиться впредь, чтобы все, кто появляется на форуме и поблизости, снимали плащи и оставались в тогах»[1323].
В тёмных плащах ходили, как правило, люди небогатые. А сам плащ скрывал тогу – символ принадлежности к римскому гражданству. Отсюда и требования императора к квиритам соответствовать завещанному предками облику, для чего он и процитировал строку из «Энеиды» Вергилия.
Не будучи примером для римлян в нравственном отношении, в быту Август как раз соответствовал скромному образу жизни предков. Вновь обратимся к Светонию: «В простоте его обстановки и утвари можно убедиться и теперь по сохранившимся столам и ложам, которые вряд ли удовлетворили бы и простого обывателя. Даже спал он, говорят, на постели низкой и жёстко постланной. Одежду надевал только домашнего изготовления, сработанную женой, сестрой, дочерью или внучками. Тогу носил не тесную и не просторную, а башмаки подбивал толстыми подошвами, чтобы казаться выше»[1324].
Вернёмся к брачным законам. Их необходимость вытекала из того обстоятельства, что по результатам переписи среди свободнорождённых римских граждан мужчин оказалось много больше, чем женщин. И здесь Август пошёл на меры радикальные, нарушающие, кстати, обычаи предков. Он разрешил всем желающим римлянам, исключая сенаторов, брать в жёны вольноотпущенниц, предписав считать их потомство законными детьми. Это должно было увеличить число римских граждан в Империи. Первая перепись при Августе была проведена в 28 г. до н. э. «Во время этой переписи учтено было голов римских граждан четыре миллиона шестьдесят три тысячи. Тогда вторично, пользуясь консульской властью, я осуществил перепись единолично, когда консулами были Гай Ценсорин и Гай Асиний. Во время этой переписи учтено было голов римских граждан четыре миллиона двести тридцать три тысячи. И в третий раз, пользуясь консульской властью, я совершил перепись с коллегой Тиберием Цезарем, моим сыном, когда консулами были Секст Помпей и Секст Аппулей. Во время этой переписи учтено было голов римских граждан четыре миллиона девятьсот тридцать семь тысяч»[1325].
Для сравнения: по переписи 86–85 гг. до н. э. числилось римских граждан 963 тысячи человек. Но тогда учитывалось только взрослое мужское население[1326]. А при переписях Августа – все римляне, включая женщин и детей. Вторая перепись проходила в 8 г. до н. э., третья – в 14 г., незадолго до смерти императора. Надо полагать, что рост численности римских граждан шёл в основном естественным путём, поскольку, как уже говорилось, принцепс не был щедр на пожалования гражданства.
Заботу о римлянах Август проявлял, стараясь облагодетельствовать все сословия: «Народу он то и дело раздавал денежные подарки, но не всегда одинаковые: то по четыреста, то по триста, а то и по двести пятьдесят сестерциев на человека; при этом он не обходил и малолетних, хотя обычно мальчики допускались к раздачам лишь с одиннадцати лет. При трудностях со снабжением он часто раздавал гражданам и хлеб по самой малой цене или даже даром, а денежные выдачи удваивал. Однако при этом заботился он не о собственной славе, а об общем благе: это видно из того, что когда горожане стали жаловаться на недостаток и дороговизну вина, он унял их строгими словами: «Мой зять Агриппа достаточно построил водопроводов, чтобы никто не страдал от жажды!»[1327]
Денежные раздачи населению Август возвёл в систему, справедливо полагая, что это простейший, но самый надёжный способ завоевать народную любовь. Римский плебс не мог не быть доволен деяниями императора, каковые он добросовестно перечислил, подводя итоги своего долгого правления. Начал он изложение проявления своей щедрости к простому народу, напомнив об исполнении им завещания божественного Юлия: «Римским плебеям каждому по триста сестерциев я отсчитал по завещанию моего отца; и от своего имени по четыреста сестерциев из военной добычи, будучи в пятый раз консулом, я дал; вторично также в десятое консульство из моего имущества по четыреста сестерциев в подарок каждому я отсчитал; и, будучи консулом в одиннадцатый раз, двенадцать продовольственных раздач, хлеб частным образом скупив, я устроил; и, обладая трибунской властью в двенадцатый раз, по четыреста нуммов в третий раз каждому я дал. Каковые мои раздачи достались не менее чем двумстам пятидесяти тысячам человек. Обладая трибунской властью в восемнадцатый раз, будучи консулом в 12-й раз, трёмстам двадцати тысячам городских плебеев по шестидесяти денариев каждому я дал. И в колониях моих воинов, будучи консулом в пятый раз, из военной добычи каждому по одной тысяче нуммов я дал; получили этот триумфальный подарок в колониях около ста двадцати тысяч человек. Будучи консулом в тринадцатый раз, по шестидесяти денариев плебеям, которые тогда государственное продовольствие получали, я дал; это было немногим больше двухсот тысяч человек»[1328].
Особо Август указал на свои заслуги в деле создания колоний воинов-ветеранов. При этом он подчеркнул, что муниципии, на чьи земли колонии были выведены, получили справедливое денежное возмещение: «Деньги за земли, которые в консульство моё четвёртое и позже, когда консулами были Марк Красс и Гней Лентул-авгур, я раздал воинам, я заплатил муниципиям. Всего это было около шестисот миллионов сестерциев, которые за италийские недвижимости я отсчитал, и около двухсот шестидесяти миллионов, которые за провинциальные земли я заплатил. Это первый и единственный из всех, кто выводили колонии воинов в Италии или в провинциях, в память о своём веке я сделал»[1329].
Выплачивал принцепс воинам, отслужившим свой срок, награды и наличными: «воинам, которых, когда они отслужили свой срок, в их муниципии я вывел, награды наличными я выплатил. На это приблизительно четыреста миллионов сестерциев я потратил»[1330].
Август щедро пополнял казну из своих средств, когда там возникала нехватка: «Четырежды мои деньги я приказывал городской казне, так что сто пятьдесят миллионов сестерциев тем, кто управляли казной, я внес»[1331]. А в 18 г. до н. э. «когда недоставало доходов, иногда ста тысячам человек, иногда много большему числу продовольственные и денежные дары из своих закромов и своего наследия я раздавал»[1332].
Необходимость регулярных выплат воинам привела Августа к решению создать особую военную казну – Aerrarium militare. Учреждена она была, как деликатно выразился принцепс, «по моему совету» в 6 году. С начала единоличного правления Августа в Империи было две казны: подчинённый сенату эррарий и подвластный императору фиск. Сенатская казна пополнялась сборами с подчинённых сенату провинций. Фиск прирастал поступлениями с провинций императорских. Чем далее, тем более его роль становилась всё значимее, а эррария сокращалась. Основную эмиссию денег Август взял в свои руки. В 15 г. до н. э. сенат лишился права чеканить золотую и серебряную монеты. Теперь оно закрепилось исключительно за принцепсом[1333]. Сенату великодушно была оставлена чеканка медных денег.
Своевременно демонстрируя щедрость народу денежными и продовольственными раздачами, Август не забывал радовать римлян и зрелищами. Не случайно со временем появится знаменитый девиз римской толпы, обращённой к власти: «Panem et circensiss!» – «Хлеба и зрелищ!». Возможно, Август сыграл важную роль в его возникновении. Светоний утверждает: «В отношении зрелищ он превзошёл всех предшественников: его зрелища были более частые, более разнообразные, более блестящие. По его словам, он давал игры четыре раза от своего имени и двадцать три раза от имени других магистратов, когда они были в отлучке или не имели средств. Театральные представления он иногда устраивал по всем кварталам города, на многих подмостках, на всех языках; гладиаторские бои – не только на форуме или в амфитеатре, но также и в цирке и в септах (впрочем, иногда он ограничивался одними травлями); состязания атлетов – также и на Марсовом поле, где были построены деревянные трибуны; наконец, морской бой – на пруду, выкопанном за Тибром, где теперь Цезарева роща. В дни этих зрелищ он расставлял по Риму караулы, чтобы уберечь обезлюдевший город от грабителей.