— Куда на этот раз драпаем? — равнодушно спрашивал он по утрам у бойцов.

— В Прагу, — отвечали ему.

— Ну и славно.

В Праге действительно пришлось повоевать с немцами, но единственным неудобством для Гуляева было просыпаться среди раненых от звуков канонады. Впрочем, и канонада оказалась недолгой.

Но Прага тоже оказалась недолгой. Ввиду приближения советских войск новое правительство Чехословакии рассудило, что власовцев лучше прогнать из города. Сам Буняченко тоже не рад был перспективе встретиться с Красной армией и двинул дивизию дальше.

Дальнейший путь был теперь только один — скорее к американцам.

Однажды Гуляева разбудил раненый, раскачав за плечо. Он разлепил веки. Стоял жаркий день, солнце слепило глаза, голова ничего не соображала. Они ехали в кузове грузовика по пыльной деревенской дороге среди уютных чешских домиков.

— Все, поручик, — сказал раненый, едва Иван поднял голову.

— Что «все»?

— Война кончилась. Германия капитулировала.

— Ну и славно, — ответил Гуляев и закрыл глаза.

На все ему стало теперь плевать — лишь бы отлежаться, поспать да поесть, а там будь что будет. Черт с ним, с мертвым Гитлером, с Красной армией, с новым миром, да и Буняченко с Власовым пусть горят в аду.

Закончилась война, заканчивалась и история Первой дивизии РОА. Появились новости, что партизаны пленили Трухина.

Десятого мая дивизия уткнулась в район, занятый американскими танками. В ожидании дальнейшей своей судьбы расположились близ деревни Хвождианы, недалеко от города Пршибрам. Американцы приказали дивизии сдать оружие.

Гуляев валялся на шинели в санитарной палатке и почти все время спал. На происходящее ему было по-прежнему плевать.

Ровно до тех пор, пока не стало известно, что к расположению дивизии приближаются советские танки, а американцы не спешат пропускать власовцев на свою территорию.

Днем 11 мая Гуляева разбудил переполох в лагере: кто-то громко ругался, кричал, вдалеке рокотал мотор грузовика. Иван поднялся на костыли, с трудом доковылял до выхода из палатки и увидел посреди лагеря столпотворение власовцев, которые слушали невысокого человека в советской форме с офицерскими погонами.

Офицер стоял в кузове полуторки и о чем-то громко говорил. С ним стояли еще двое красноармейцев с ППШ.

Водитель, тоже в советской гимнастерке, курил папиросу, опершись на колесо.

Советские? Уже здесь?