Прожив в городе на море почти два года, мы снова решили переехать.

И не куда-нибудь неподалеку, а через полмира, туда, откуда ты приехала, в твою страну. Я не мог разобраться в своих мотивах. Не думаю, что я делал это только для тебя, но это, безусловно, имело большое значение. Для нашего выживания. И не воплотилось ли в этом наконец «давай поедем куда-нибудь»? Ты была возбуждена и, кажется, нервничала. Я волновался. Но я занялся организацией, планированием и расчетами. Все нормально. Все будет хорошо. Мы разобрали свой дом, картины, занавески, книги и белье. Все это было упаковано в коробки или роздано. Несмотря на усталость от сборов, воздух был полон предчувствием приключений.

Труднее всего было принимать решения. Оставить это? Взять это с собой? Все надо было взвесить. С какими-то вещами мы не могли расстаться. Тяжелее всего были наши книги. Одежду мы выбросили. Мы устроим дом в новом месте. Это будет невероятно захватывающе. Среди всего этого я совсем не мог работать, но старался не паниковать. Для этого еще будет время, говорил я себе, еще будет. Весь этот год или больше мы жили не по средствам, но ты об этом не знала, и я надеялся, что там, куда мы едем, мы сможем устроиться более разумно. Там будет дешевле. Я найду работу. Ты, может быть, тоже. У тебя есть связи, бодро говорила ты, это будет проще простого, и мне так хотелось тебе верить.

Иногда я уже не был так внимателен к тебе, потому что невозможно ведь постоянно быть начеку. Еще мы ссорились. Я уходил из дому, но потом возвращался, пристыженный. Они случались из-за каких-то глупостей, эти наши ссоры. Обычно это случалось, когда я взрывался насчет сто первого похода в бар на этой неделе или когда ты придумывала очередной идиотский фантастический план куда-то уехать. Но ссоры пугали меня, и я считал, что должен извиняться за них снова и снова. Думаю, это тебя напрягало, но я не знал, что еще можно сделать. Но я был уверен, что, когда мы уедем куда-нибудь, все это кончится.

Иногда мне было трудно вспомнить, из-за чего мы начинали ссориться.

Приехав к тебе на родину, мы остановились у твоих родителей.

Тебе это не нравилось — это был дом, в котором тебя вырастили твои дедушка с бабушкой, пока твои родители были в отъезде («всегда», — сказала ты мне), и ты никогда так и не могла преодолеть этот разрыв — но у нас не было выбора. Мне казалось, ты была рада видеть только кошку, полосатое, дымчато-серое существо по имени Мьючи, которое, как ты сказала, ты спасла несколько лет назад. Ты привезла ее сюда перед тем, как уехать работать за границу. Она была толстой, ласковой и привязчивой, но этого было мало, чтобы ты захотела остаться. «Поживем здесь пару недель… ну месяц… и уедем», — говорила ты.

А потом ты заболела.

Это произошло почти сразу. Мы даже не успели как следует освоиться, прийти в себя. Так что, вместо того чтобы двигаться дальше, искать работу и дом, чтобы жить, мы застряли.

Я стал твоей сиделкой. Ты — пациентом.

Потому что ты еле двигалась.

Это спина.

Что-то сдвинулось с места и причиняло тебе нестерпимую боль. Ты должна была лежать и лежать. Это было изматывающе и для тебя, и для меня. Я должен был справляться с новым местом, новыми людьми, своей зависшей диссертацией, а тебя не было рядом. Ты развалилась на куски. Я справлюсь, ради тебя, ради нас, но все это сжирало меня заживо.

Что, если я не найду работу?

Что, если я никогда не смогу вернуться в свою страну? Возьмут ли меня обратно после всех лет, которые я проведу здесь?

Я не мог поверить, что задаю себе все эти вопросы в такой момент. Не надо было об этом думать. С тобой все будет хорошо. И хоть и медленно, но ты действительно стала поправляться. Я старался занимать тебя, но в этом маленьком городке было практически не на что отвлечься. Мы гуляли, заходили в кафе и чайные лавки, посещали редкие литературные собрания, иногда встречались с кем-то из твоих прежних знакомых.

Потом, невесть откуда, ты подцепила легочную инфекцию. Это было бесконечно.

Ты перебралась в другую комнату, наверху, где было теплее, и я остался один в гостевой комнате внизу. Один.

Ты кашляла и задыхалась, твой голос звучал по-другому, ты сама стала другой.

Мы не спали вместе несколько месяцев, но новость была не в этом. А в том, что теперь сделать это как бы само по себе стало задачей. Ну, я так думаю. Этого раньше не было. Я вспоминал лето нашей любви, но впереди были только болезнь, опустошение, бесконечность.